Петля на зайца - Сергей Яковлев

— А я думаю, что ваши «высокие инстанции» — как раз самое большое зло и есть. И если появится какой-нибудь расейский Адольф Аллоизович, то как раз оттуда, из ваших, прости Господи, инстанций.

— Ты что несешь? — Логинов даже дымом поперхнулся.

— Что слышал, — ответил Юрий Борисович. — Потому тебя сомнения и мучают. Это инстинкт тебе подсказывает, что вы вообще не в ту сторону гребете, господин полковник. Инстинкт, но не разум твой зашоренный.

— Почему — зашоренный? — удивился Логинов.

— Потому. Классику надо читать, историю, философию, а не одни уставы. Да что с тобой толковать — валенок ты сибирский!

— А ты — не валенок? — обиделся вдруг Гена.

— Ага, обиделся и, значит, проснулся… Это хорошо. Тебя пока не разозлишь — неинтересно. А по поводу службы твоей: увольняйся. Что ты, себе на гражданке работу не найдешь?

— Сам лезет во все немыслимые дырки, а мне — увольняйся. То ему «за державу обидно». Государство он собирается строить и перестраивать… А я что — посторонний здесь? На минутку зашел? Не-е-ет брат, не выйдет.

Помолчали, попили чайку с вареньем. Гена затушил окурок в пепельнице и тут же закурил еще одну сигарету.

— Смех-смехом, а что-то в последнее время мне сны нехорошие стали сниться, Юра. Бывает, по ночам кошмарики всякие видятся.

— Твои кошмарики — обычный перегруз психики. Отдыхать вам надо, товарищ полковник. Пессимизм — не лучшее состояние души. Хочешь отдых на природе устрою? Махнем опять в поле, как тогда. Найдем Витю Зайцева, сядем на вертолет и полетим далеко-далеко. На Урал или в Сибирь.

— Хорошо бы. Да только, думаю, ничего не получится. Нет уже никакой геологии и Урала нет, и Сибири…

— Это ты хватанул, полковник. Эти вроде бы еще не отделились.

— Эти — пока нет, но мечтают. А насчет новых гитлеров, моего пессимизма, и о внесудебной расправе ты совершенно верно подметил, прямо в «десятку» попал, но… Я служу, Юра. Понимаешь это слово?

— Да где уж нам…

— А не издевайся. Кто эту лямку не тянул, тот все равно не поймет до конца. У меня работа такая, как у сторожевой собаки — служить. Так и буду грызть всякую сволочь, пока не сдохну. И чем больше их загрызу — тем спокойней спать буду. А уж что из этого выйдет… Да зарасти оно говном!

— Точно, спятил… — констатировал Зальцман.

— Спятил — не спятил, а человеческая жизнь, Юра, сейчас гроша ломанного не стоит. Эти, новые — мать их перемать! — русские, киллера для устранения конкурента, знаешь, за сколько нанимают?

— Точного прейскуранта у меня нет…

— У меня есть. Могу тебе точно сказать, твоя жизнь — не дороже тысячи долларов. Баксиков, «зелененьких». Цена подержанного «жигуля». Несмотря на то, что ты в своих кругах уже довольно известный человек. Как говорится, «журналист с именем». Это — если тебя специалисту «закажут». А дилетант за бутылку водки грохнет. Ломом в подворотне.

— Это вряд ли, — ухмыльнулся могучий Зальцман и, сжав кулак, задумчиво посмотрел на него. В прошлом он имел звание мастера спорта по самбо и выступал даже за команду города.

— Против лома нет приема, — покачал головой полковник. — В общем, завязывай, не лезь в это дело. Это обоюдный беспредел, Юра. И со стороны граждан, и со стороны государства, с его аппаратом насилия. И все это пронизано предательством, коррупцией. Если надыбал какие-нибудь материалы — сдай в ФСБ или в милицию, или… Ну, хоть бы и мне. Специалисты разберутся. Вплоть до «высшей меры».

— Так мораторий же на это дело?

— Это — если по суду…

— Ого! Отряды возмездия?! Эскадрон смерти? Как в Аргентине? Закон — такое слово еще, вроде, не отменили.

— Ты европейской девушкой-то не прикидывайся. Будто и не здесь живешь. Все ты знаешь, обо всем слышал.

— Кто же не слышал? Но «знать» и «слышать» — это совсем разные понятия.

— Ну и что ты на меня щуришься?

— Красивый ты, — ухмыльнулся Зальцман.

— Красивый… Сам ты красивый, как ж… с ушами! Я же сказал — по приказу с самого верха. А в Аргентине — без приказа. Пойми ты, дурашка, я тебе еще раз повторю: у нас идет война, только не явная, а скрытая. Воюют все со всеми. Только и всего. Закон, милиция, суд, прокуратура… Да сплелось все, Юрик, переплелись как змеи в клубке. Они же все из одной кормушки вскормлены. Одна система. Сис-те-ма… — по слогам повторил Логинов. — Они же все вместе, по команде из своего долбанного ЦК, начали хапать, кто больше, кто меньше. Теперь у них круговая порука, все повязаны. И не Горбачев во всем этом виноват, Михаила Сергеевича использовали — простенько и со вкусом. А кто?.. Тоже знаем, но… — он еще добавил заварки в стаканы. — Заварка в чайнике кончается. Еще заварим?

— Не надо. Я скоро домой пойду, а ты спать ложись. Напьешься крепкого чая — будешь вертеться.

— Не буду. Упаду и выключусь, — минуту поколебавшись, Логинов закурил еще одну сигарету, десятую. — Есть, конечно, и честные ребята, но — маловато. Ну, еще иногда рядовые опера пашут, кое-какие следователи делают что-то, а почти все, кто в креслах, — мразь. И законы они под себя лепят. Их по закону вообще не возьмешь. Если с ними по их законам — максимум через полгода в черную дыру провалимся. Вот тогда открытая резня начнется. Поэтому нас, таких как я, и привлекают. Цель — любыми путями сбить беспредел. А лекарства — обычные, какие доктор прописал. Но мы-то с тобой не дети и тоже кой в чем волокем, а, Юрок? Пока ситуация в корне не изменится, наша работа — малоэффективна. А как ее кардинально и быстро изменить, ситуацию, сегодня никто не знает. Или не хотят знать.

— Вот именно — к девочкам, а не к этой пгоститутке Тгоцкому… — грустно подытожил Зальцман. — Я к тебе зачем пришел? Я к тебе пришел, чтобы попросить конкретного совета по конкретному делу, а ты… Полчаса какую-то абстрактную чернуху гонишь. В принципе-то я и сам знаю, в какую сторону мне двигать. Связи и в ФСБ и в милиции у меня хорошие есть, но тут… как бы с военным уклоном, что ли.

— С военным? — удивился Гена. — Эк тебя занесло!

— Сам же говоришь — переплелось.

— Это точно! Клубок змей. А ты в него свои ручки шаловливые суешь.

— Любишь ты, Генка, образность… Из армии выгонят, попробуй себя на литературном поприще.

— Нет уж. Только не это. Ненавижу писанину. На работе у меня с этим делом постоянный завал, но там хоть помощники помогают разгребать, а чтобы самому, добровольно!.. Хотя действительно — осто…ло все до изумления. Я иной раз в самом деле подумываю бросить эту бодягу к чертовой матери и рвануть куда подальше, — сказал Логинов.

— Бросить, убежать… Умереть, уснуть… Натуральный Шекспир! Пожалуй, все же ты здорово перегрузился на своей долбанной службе. Неплохо бы нам с тобой как-нибудь выбрать время и хорошую «оттяжечку» дня на три сделать. С банькой.

— Не получится…

— Фигня. Захочешь — получится. А все же ты, Гена, не закисай. Сейчас как-то всем невесело. Ну, знаю я, что у тебя работа не очень. Числишься где-то юристом, ходишь в штатском и документы у тебя, наверное, липовые.

— Липовые, не липовые… Какая разница? Это всего-навсего технология производства. Как у сталеваров, или у полотеров.

— Вот-вот… Только сталевары и полотеры в людей не стреляют, да и в них тоже, — хмыкнул Зальцман.

— А я — стреляю. Вот такое я дерьмо, — как бы подытожил Логинов. — Мне приказывают, и я, Юра, стреляю. И буду стрелять…

— Ладно, Генка, не гони картину и не выжимай из меня слезу. Я все понимаю, — Зальцман протянул руку к пачке, достал сигарету и закурил. — Слышь, Гена, а Алла знает о твоей работе?

— Бог с тобой, Юра! Если честно — кроме тебя я о службе с посторонними никогда в жизни ни с кем, ни словом, ни полсловом не обмолвился. Для Аллы, и вообще для всех, я — военный юрист. Юрист, мать вашу! Представляешь, уже двадцать лет женщине голову дурю? Иногда придумываю что-нибудь пикантное специально для нее. Чтобы с реализмом, но не страшно было. Сегодня вот рассказывал о солдате-дезертире.

— Ну и как, верит?

— А куда она денется? Это я сегодня от усталости не смог ничего придумать поинтересней, а вообще-то, я ей такие залихватские истории с продолжением закручиваю… любо-дорого. Хотя, наверное, о чем-то догадывается.

— Вот-вот, я же говорю — писатель, — подначил друга Зальцман.

— Заткнись и имей в виду, Юрка, ты один на белом свете кое-что знаешь о моей службе — немного, но… Ты хоть и трепло газетное, но очень все это серьезно и жестоко. У меня, кроме пацанов и Алки, ты единственный близкий, кровный родственник. Не забыл еще, что в моих жилах два литра крови твоей мамы, царство ей небесное, течет?

— Да уж…

Они подружились в детстве, когда обоим по двенадцать лет только-только исполнилось. В хирургическом отделении детской больницы имени доктора Раухфуса. Юра Зальцман, неудачно спрыгнув с дерева, сломал сразу обе ноги и обе руки. Это был своеобразный рекорд по переломам. Он лежал на специальном ложе, весь растянутый и загипсованный, а рядом постоянно и днем и ночью дежурила его мама — Зельда Самуиловна. После операции в ту же палату, по счастливой случайности, привезли и Гену Логинова — неудачливого пионера-бомбиста, ставшего жертвой собственного взрывного устройства. Всего один осколок и попал Генке в ногу, в бедро, но повредил какой-то важный сосуд, и врачам, чтобы спасти парнишку, потребовалось делать довольно сложную операцию с переливанием крови. Один раз кровь перелили, а второй раз — не смогли, уж очень редкая кровь у него оказалась, четвертой группы, отрицательного резуса. Случайно именно такая кровь оказалась у Зельды Самуиловны…