Петля на зайца - Сергей Яковлев

По правде-то сказать, я и сам не верил, что по нам с Бобом эти уроды в «копейке» могут стрельбу устроить. Да и зачем? Может, я им живой нужен, для утюга?

— А когда я от них уйду, оторвусь, а это не очень сложно…

— Ну?

— Баранки гну! Дальше что? Ну, оторвемся, а потом куда? К тебе уже нельзя, к моей хате — тоже как-то не хочется.

— Потом — суп с котом. Скажу… позже. Стрелять, наверное, действительно не будут. Хочется думать, что они профессионалы, а профи просто так не убивают. Я об этом в детективах читал. Так что ты тормозни пару раз у ларьков, надо запасы продуктов кое-каких сделать.

— Ты еще о жратве в состоянии думать?!

— Делай, что тебе говорят. Базарить тут он еще будет! Когда оторвемся, надо на Мурманку уходить. Есть одно место.

Борька кивнул головой и продолжал сосредоточенно крутить баранку. Он пропихивал «уазик» между другими машинами так, что с каждой стороны оставалось по полсантиметра, не больше. Он от светофоров рвал с места как сумасшедший, но все было бесполезно. «Копейка» приклеилась, как банный лист к заднице!

— Ты, ас хренов, раллист долбаный, оторваться от них сможешь? Или мне говняной бомбой в них пару раз кинуть?

— Раскомандовался… Толковые ребята за нас зацепились, просто так и не отвяжешься. Да не психуй ты! Урою я их. Уже придумал — как. Знаю одно заветное местечко в районе метро «Проспект Большевиков». Там и оторвемся, — сообщил мне Боб, но к немедленному выполнению маневра «отрыва» почему-то не приступал. Задумал каверзу какую-то, лукавый…

Глава двенадцатая

Обладая врожденным отличным обонянием, уже на лестнице, на подходе к дверям своей квартиры, Логинов учуял запах жареной с луком свинины. И это было хорошо, это было замечательно!

Жареную свинину полковник любил — «…люблю повеселиться, особенно пожрать…» — а поскольку почти двое суток кроме нескольких бутербродов с сыром, запитых ведром черного кофе, ничего не ел, следовало поспешать.

Он открыл входную дверь своим ключом, снял в прихожей ботинки сунул ноги в любимые домашние тапочки на войлочной подошве и, стараясь не шуметь, прошел к себе в комнату.

В комнате, где кроме письменного стола со стулом, ряда книжных полок, нескольких гвоздей в стене и внешне неказистого, но предельно функционального самопального тренажера больше ничего не было, Гена продолжил раздевание. Он снял пиджак, рубашку, отстегнул кобуру с пистолетом, а затем и брюки снял. Оставшись в одних трусах, Логинов слегка попрыгал для разминки, затем проделал все необходимые растяжки. После этого подошел к самопальному тренажеру и стал качать вечерний комплекс из пятисот упражнений.

В течение уже двадцати с лишним лет полковник почти ежедневно, если позволяли обстоятельства, по утрам в хорошем темпе пробегал «десятку», а вечерами насиловал тренажер. И это — не считая плановых занятий по спецподготовке с обязательной сдачей зачетов.

Он не был фанатом физкультуры и спорта. Просто при его работе не иметь хорошей физической формы было так же плохо, как, например, для повара не иметь вкусовых рецепторов, или для учителя математики не знать таблицы умножения. Только если повара или учителя могут всего лишь уволить по профнепригодности, то его, старшего офицера, оперативника-спецназовца, не ровен час и угрохают, как салагу-первогодка.

Аппетитный запах из кухни активно мешал упражнениям, рот все время наполнялся слюной. Пришлось увеличить темп. Быстрее, еще быстрее…

Квартиру семье полковника Логинова предоставили большую и удобную — пятикомнатную на шестом этаже сталинского дома на Ленинском проспекте.

«Неплохо: в сталинском — на Ленинском», — иногда шутила жена Геннадия Алексеевича Алла.

Квартира числилась за окружной КЭЧ — коммунально-эксплуатационной частью. Прежде она вмещала три офицерские семьи, но сейчас кроме Логиновых в ней больше никто не жил. По крайней мере, пока. Им выделили на четверых три комнаты, а еще две никому как бы и вообще не принадлежали. Во всяком случае, там никто не жил. Одну из этих пустых комнат Гена, не вникая в нюансы и тонкости жилищного законодательства, оккупировал под свой кабинет с тренажером. Всякие там прописки-расписки Гену не сильно волновали, это — забота начальства. Он вообще считал, что заботиться о быте офицеров должно начальство и отчасти жены, если они имеются. Вторая незаселенная комната таковой и оставалась.

На Дальнем Востоке, куда Логинова сослали на долгих три года, его семья тоже неплохо была устроена — в офицерском городке выделили полдома: три комнаты и кухня. А главное, на территории части. До работы, штаба армии — две минуты пешком.

К полковникам наша армия все же неплохо относится, если не считать, что в последнее время даже полковничьего денежного довольствия стало хватать только на еду. Пришлось Алле пойти учительницей английского в школу — пригодилось знание языка.

«Бедная Алка, — подумал Геннадий Алексеевич, заканчивая последний комплекс отжиманий, — она даже представить не может, какие суммы иногда в операциях задействованы».

До перестройки — коренного перераспределения общенациональной собственности — семья Логинова в материальном отношении была нормально обеспечена. Жили не шикарно, но и не нуждались. Впрочем, как и большинство офицерских семей. Когда же начался всесоюзный дележ и появилась масса всевозможных искусов и заманчивых предложений, Логинов на семейном совете принял принципиальное решение — ни копейки слева. Никаких хитрых подачек, непонятных поощрений. Хоть и трудновато с деньгами стало, а подчас и совсем их, денег проклятых, в семье ни копейки не было — решили жить только своим трудом и службой. Ну и, что естественно, за последние пять лет слегка обнищали. Пища, кров и самые необходимые вещи, разумеется, были, — но ничего сверх того.

К тысячам, десяткам тысяч долларов, выделяемых группе на оперативные цели, Логинов и его товарищи по группе относились, как относятся бойцы спецназа к боеприпасам — расходовали экономно и строго по назначению. Понятие офицерской чести не было для них чем-то абстрактным…

Кухня находилась в противоположном конце коридора, и Алла, увлеченная приготовлением свинины с картошкой и салатом из помидоров, не услышала прихода Геннадия Алексеевича. Когда он вошел к ней на кухню, переодетый в тренировочный костюм, умытый и причесанный, она спросила:

— Явился?

— Давно уже, — ответил Гена.

— Ясно. Голова мокрая — уже и зарядку свою сделал, и в душе ополоснулся. Ходит, как кот на мягких лапах, хоть колокольчик ему на шею вешай. Ну, и где же это мы почти трое суток бродили? Хоть имя назови…

— Все там же, — сказал Гена и поцеловал Аллу в шею, — на службе. И зовут ее — работа.

— Ну-ну… Не очень красивое имя. Голодный?

— Спрашиваешь. Голодный, холодный и спать хочу. Поем и упаду в сон часиков на десять. Веришь, за трое суток — три часа.

— Садись за стол, все готово. Расскажешь?..

— Сначала съем то, что приготовила, потом — тебя. А рассказывать нечего — опять дезертира с автоматом ловили.

— Ты что — сам?..

— Да нет, слава Богу. Еще мне хватало! Но уйти нельзя было.

— Поймали дезертира?

— Ага, все в порядке. И поймали, и автомат нашли. Обошлось даже без стрельбы. Но нервы негодяй потрепал… Ладно — не тема это. Неинтересно. Давай, накладывай щедрой рукой.

Алла положила Логинову на тарелку изрядную порцию жареной свинины, картошки, подвинула поближе хлеб.

— Налетай. Полчаса назад Юра Зальцман звонил, Светка болеет. Желтуха. Вторую неделю в Боткинских лежит.

— Угу, — сказал Гена с набитым ртом, — что-нибудь серьезное?..

— Не знаю, он особо не распространялся. Переживает, конечно. Грустит. Сказал, что перезвонит часов в девять.

— А пацаны где?

— Ленька как всегда кобелирует со своей Викулей. На дачу к ней уехал, наверное, газон стричь. Гриша на халтуре, вагоны разгружает где-то на Сортировке или в Обухове. Сказал, заночует у ребят в общаге… — сообщила Алла и добавила в тарелку Логинову еще несколько кусков жареной свинины.

— Совсем мальчишки от рук отбились. Не находишь?

— А что делать? У нас в арсенале только слова остались, — вздохнула Алла. — Да ладно, нормальные парни выросли, не дураки и не бездельники.

— Да уж… По нынешним временам, слава Богу, хоть с правильной ориентацией и не наркоманы, — хмыкнул Гена.

— Не болтай глупостей.

Геннадий Алексеевич из-за своей неспокойной службы женился поздновато, в тридцать с небольшим. Только-только майора получил, академию закончил. И вот уже скоро как двадцать лет живут с Аллой. Всякое, конечно, бывало, и мирились и ссорились, но до серьезного никогда не доходило. Его удивлял Юрка Зальцман, этот чудак, четыре раза женился. На сей раз, кажется, удачно, дай им Бог счастья со Светкой!