Мёртвая зона - Стивен Кинг

– Сначала ответьте мне на несколько вопросов. Вы помните, как зовут вашу мать?

– Конечно. Вера.

– А ее девичья фамилия?

– Нейсон.

– А отца?

– Герберт. Эрб. А почему вы сказали ей не пускать журналистов?

– А ваш почтовый адрес?

– Почтовое отделение Паунала, первая линия, – быстро ответил Джонни и осекся, смутившись. – То есть… сейчас я проживаю в Кливс-Миллс, дом 110 по Норт-Мейн-стрит. Даже сам не пойму, почему я назвал адрес родителей – я живу отдельно с восемнадцати лет.

– А сколько вам сейчас лет?

– Посмотрите в водительских правах! – ответил Джонни. – Я хочу знать, почему у меня нет открыток! И сколько времени я провел в больнице? И что это за больница?

– «Истерн-Мэн». А на остальные вопросы я отвечу, когда…

Браун сидел возле кровати на стуле, который взял у стены с того самого места, где Джонни видел проход в коридор. Он писал на дощечке с зажимом какой-то неизвестной Джонни ручкой – с толстым пластмассовым корпусом и волокнистым наконечником. Чем-то средним между перьевой и шариковой авторучками.

При виде этой ручки Джонни снова охватил безотчетный страх, и он вцепился в руку доктора чуть ниже локтя. Казалось, к его собственной руке привесили груз в шестьдесят фунтов, и она не повиновалась ему. С трудом сжав руку доктора, Джонни потянул ее к себе. Непонятная ручка прочертила на листе широкую синюю полосу.

Браун с любопытством посмотрел на Джонни, и живой интерес в его глазах сменился страхом. Доктор резко и с отвращением отдернул руку, будто нечаянно прикоснулся к прокаженному.

Через мгновение он овладел собой, но лицо по-прежнему выражало удивление и замешательство.

– Зачем вы это сделали, мистер Смит?

Его голос дрогнул. В глазах Джонни застыл страх. Он словно увидел нечто жуткое, чего нельзя ни назвать, ни описать.

Но название этому все же было.

– Пятьдесят пять месяцев? – хрипло спросил он. – Пять лет? Нет! Господи, нет!

– Мистер Смит, пожалуйста, вам нельзя волноваться…

Джонни слегка приподнялся на кровати и тут же, обессилев, рухнул на нее – лицо его покрылось испариной. Глаза беспомощно бегали.

– Мне двадцать семь? – пробормотал он. – Двадцать семь? О Господи!

Браун с трудом сглотнул. Когда Смит вцепился в его руку, доктора вдруг охватили ужасные ощущения. И такие сильные, какие испытываешь только в детстве. Отвращение было сродни тому, что он почувствовал лет в семь-восемь в жаркий июльский день на загородном пикнике. В зарослях лавра Браун случайно коснулся рукой чего-то теплого и скользкого. Потом увидел, что это разложившиеся останки лесного сурка; в них кишели черви. Тогда он закричал от ужаса, и теперь ему хотелось сделать то же самое. Правда, на смену этому чувству быстро пришел вопрос: Как Джонни узнал? Он просто дотронулся и все сразу понял!

Однако двадцать лет научной работы не прошли даром: у доктора появилось рациональное объяснение. Зафиксировано немало случаев, когда пациенты, находившиеся в коматозном состоянии, просыпались с представлением, хоть и довольно смутным, о разных вещах, происходивших вокруг них. Как и все прочее, кома – лишь вопрос степени погружения в сон. Джонни Смит всегда сохранял разум: его электроэнцефалограмма никогда не показывала ровную прямую линию, свидетельствующую об отсутствии мозговой деятельности. Иначе сейчас Браун не разговаривал бы с ним. Иногда кажется, что человек в коме полностью «отключился»; на самом деле его органы чувств продолжают работать, только в замедленном режиме. Наверняка это тот самый случай.

Вернулась Мари Мишоу.

– Неврология предупреждена, а доктор Вейзак уже в пути.

– Думаю, Сэму придется отложить знакомство с мистером Смитом до завтра, – сказал Браун. – Я хочу дать пациенту пять миллиграммов валиума.

– Мне не нужно успокоительного! – заявил Джонни. – Я хочу выбраться отсюда! И хочу знать, что произошло!

– Вы узнаете все в свое время, – заверил его Браун. – А сейчас вам необходимо отдохнуть.

– Я отдыхал четыре с половиной года!

– Поэтому еще двенадцать часов ничего не изменят!

Доктор был неумолим.

Сестра сделала Джонни укол. Он сразу ощутил сонливость, а фигуры Брауна и сестры вдруг показались ему огромными, высотой в двенадцать футов.

– Скажите хотя бы одно, – попросил Джонни и удивился тому, что его голос доносится словно издалека. – Эта ваша ручка… как она называется?

– Эта? – Доктор протянул со своей невообразимой высоты голубой пластмассовый корпус с волокнистым наконечником. – Она называется фломастером. А теперь спите, мистер Смит.

Джонни так и сделал, но слово крутилось у него в голове, как тайное заклинание, абсолютно лишенное смысла.

Фломастер… фломастер…

5

Эрб положил трубку и долго смотрел на телефон. Из другой комнаты доносился звук телевизора, включенного почти на полную громкость. Телепроповедник Орал Робертс говорил о футболе и рассказывал об исцеляющей силе любви: наверное, между ними была какая-то связь, но в чем именно – навсегда осталось для Эрба загадкой. Из-за телефонного звонка. Голос Орала разносился по всему дому. Скоро шоу закончится, и Орал завершит свое выступление уверенным обещанием, что в жизни зрителей обязательно случится нечто хорошее. Судя по всему, он говорил правду.

Мой мальчик, подумал Эрб. Пока Вера молилась о чуде, Эрб молился о его смерти. Но услышана была молитва Веры… Что это значит? И как теперь быть? И как воспримет новость Вера?

Он прошел в гостиную. Вера в старом сером халате сидела на кушетке, положив на пуфик ноги в мягких розовых шлепанцах. Она ела поп-корн прямо из ведерка для приготовления воздушной кукурузы. После катастрофы с Джонни она прибавила почти сорок фунтов и мучилась от высокого давления. Врач прописал ей лекарство, но Вера не принимала его – если Господь послал ей высокое давление, значит, так тому и быть. Эрб однажды заметил, что Господь вовсе не мешает ей принимать бафферин, когда болит голова, но она ответила на это страдальческой улыбкой и молчанием – самым мощным своим оружием.

– Кто звонил? – спросила Вера, не отрываясь от телевизора.

На экране Орал обнимал за плечи известного куортербека из футбольной команды высшего дивизиона. Он обращался к притихшей многочисленной аудитории, а футболист застенчиво улыбался.

– …и вы все слышали рассказ этого замечательного спортсмена о том, каким надругательствам он подвергал свое тело – свой собственный Храм Господний. И вы все слышали…

Эрб выключил телевизор.

– Герберт Смит! – вскочила Вера, едва не рассыпав попкорн. – Я смотрела! Это был…