Скажи им, мама, пусть помнят... - Гено Генов-Ватагин

— Возьмите, ведь никто не знает, что вас ждет завтра!

Одна из женщин, одетая в траур, протянула мне большой кусок брынзы и с нежностью погладила мои волосы.

Черный платок закрывал ее лицо, но я все же увидел ее глаза, полные слез.

СУДЬБА СТРАХИЛА

Страхил — славный командир отряда имени Стефана Караджи — слег. Слег не из-за болезни, а из-за опасной раны. В самом разгаре боя в Староселе вражеская пуля угодила в него как раз тогда, когда он поднимался в атаку на врага.

А Страхил был молод и строен, с красивым юношеским лицом, лучистыми глазами и черными бровями, словно выписанными кистью художника. Он отличался исключительной ловкостью, жизнерадостностью и энергичностью. Как дикий олень, перескакивал со скалы на скалу и, как ветер, проносился по самой невероятной крутизне.

По дороге в Старосел мы шли вместе и, хотя встретились впервые, сразу же почувствовали какую-то тягу друг к другу. Страхил рассказывал мне о своем селе, расположенном в нескольких сотнях метров от холма, по которому мы спускались, о своем детстве, ничем почти не отличавшемся от моего.

— Я вырос в поле, браток, но что может дать крестьянину наша каменистая земля и эта власть, при которой нет ни правды, ни свободы! И я решил отправиться в город, посмотреть, как живет рабочий люд. Но убедился, что и там положение не лучше. Повсюду, как говорил Ботев, «ложь и рабство царят на этой несчастной земле».

Страхил прожил почти шесть месяцев в Софии, где учился на шофера. Там он не только познакомился с жизнью рабочего класса, но и установил связь со многими активными деятелями софийской молодежи.

— Если бы я еще хоть немного задержался в Софии, меня наверняка засадили бы в тюрьму. Правда, вся наша жизнь — тюрьма, но все же совсем иное дело, когда человек на свободе, да еще и в Среднегорье.

Страхил словно предчувствовал, что ему не удастся подышать воздухом родного села, и торопился рассказать мне обо всем, что лежало камнем у него на сердце.

— В армии я служил танкистом и должен признаться, что меня считали хорошим солдатом. Нам, Ватагин, нужны танки. Представляешь себе партизан на танках? Камня на камне не осталось бы тогда от фашизма.

Мы перешли через глубокий овраг, взобрались на крутой перевал и оказались около Старосела, а Страхил все еще продолжал свой рассказ.

…Солнце медленно опускалось за горизонт, но, несмотря на это, стояла необыкновенная духота. За перевалом стало еще хуже: казалось, что земля просто-таки раскалена. Вокруг нас жнецы торопились закончить жатву, чтобы к вечеру спуститься в село и отдохнуть от июльской дневной жары. Впереди шагали Гочо Грозев — представитель Главного штаба НОПА[20], Стоян Попов с пышными усами, придававшими ему внушительный вид, ну просто настоящий Тарас Бульба. А сбоку поспешал за ними мой большой друг Кара. Следом шли колонны партизан. Средна-Гора провожала нас теплым дуновением ветерка и запахом спелой ежевики.

Мы подошли к селу, и боевая операция началась. Эту крупную операцию мы осуществляли силами бригад имени Стефана Караджи и имени Бенковского, но она оказалась неудачной и стоила нам больших потерь. Первой жертвой оказался Страхил.

В сущности, он еще не стал жертвой. Его только ранили, но кровотечение не прекращалось, и следовало торопиться с оказанием ему медицинской помощи. Мы отправились обратно к местности Баррикады — самой красивой части гайдуцкого Среднегорья. Юное лицо Страхила как-то увяло, а глаза потемнели. Что же нам предпринять, как спасти славного командира?

— Давайте сделаем носилки и понесем его, — сказал Гочо Грозев и, посмотрев в ту сторону, откуда раздался выстрел, добавил: — Стреляйте, но не забывайте оставить одну пулю для себя.

Из веток мы сплели носилки и понесли Страхила.

Шли по крутой тропинке молча. Смеркалось. Взошла полная луна и осветила сельские дороги. Горы встретили нас прохладой. Над нами проносились кучевые облака. Ветер шумел в кустах. Мы шли, и рядом с нами шло горе. Природа печалилась вместе с нами.

Верные друзья Страхила по очереди несли его. Каждый хотел помочь, хотя бы в последние минуты, своему командиру и товарищу. Вихрь, его самый близкий друг, с которым они вместе росли в деревне, не отходил от него ни на шаг. Его глаза, не отрываясь смотрели на раненого героя. Сжимая кулаки от бессильной злости, он едва не плакал. Роза мокрым платком вытирала пот со лба раненого и все суетливо рылась в санитарной сумке, но не находила там нужного лекарства. Она была готова отдать жизнь, лишь бы спасти командира.

Губы Страхила едва шептали:

— Воды!.. Хоть глоток воды, товарищи… Кара здесь? Пусть Вихрь не отходит от меня!..

— Я здесь, Страхил, — успокоил его Вихрь и коснулся его потного лба губами.

Страхил закрыл глаза, стараясь превозмочь нестерпимую боль.

— Дайте пистолет, товарищи, не мучайтесь! Оставьте меня! Со мной покончено. Спасите отряд! И отомстите!

И опять смолк. А Роза все вытирала его лоб платком.

Кровь медленно сочилась из раны и капала на листья папоротника. Мы карабкались по осыпям и скалам, мрачные и сердитые. Где сейчас противник? Ох, если бы только он хоть мелькнул перед нами! А вот и Баррикады с их вековыми скалами, над которыми возвышались огромные буки. Мы остановились под их зеленым сводом и положили носилки у подножия самой высокой скалы. Кровь из раны Страхила продолжала сочиться. Я молчал, и мне чудилось, что я слышу голос Ботева, который как бы сливается с голосом Страхила:

Скажи им, мама, пусть помнят,Пусть помнят и ищут меня…

Скажи им, мама, пусть запомнят эти тяжелые минуты, когда мы прощались со Страхилом! Минуты, когда мы прощались с родным и дорогим нам человеком, чтобы бесстрашно броситься в огонь борьбы!

Всю ночь мы по очереди дежурили у изголовья Страхила, всю ночь мы смачивали холодной водой его запекшиеся губы.

Рассвело. Над Баррикадами наступило утро, тихое и светлое. Вдруг расшумелись ветви деревьев. Кто-то крикнул:

— Страхил скончался, умер Страхил!..

Мы построили бригады. Все молчали. И пристально смотрели куда-то вдаль. Мы прощались со Страхилом. Кара выбрал самое красивое место между двумя большими скалами и сказал:

— Здесь будет похоронен Страхил.

Мы понесли его и положили между скал. Траурный митинг открыл Ильо. Он сказал, едва сдерживая слезы:

— Клянемся, дорогой товарищ, что отомстим за тебя. Мы не позволим врагу пройти здесь, где похоронили твои священные останки.

— Конец фашизма близок! — воскликнул Гочо Грозев. — Жизни не пожалеем, но победим врага. О твоем геройском подвиге будущие поколения будут рассказывать легенды!

Бригада принесла клятву. Дрожащими губами мы целовали оружие. Один за другим вставали на колени перед прахом Страхила. Листьями дикой герани мы усыпали его тело, а в изголовье положили зеленый венок из буковых веток. Запели «Интернационал». Казалось, что ветки буков над скалами сплелись еще крепче, чтобы создать вечнозеленую гробницу на самом высоком и живописном месте на Баррикадах.

Салют проводил Страхила в бессмертие.

СТЕФАНОВ КАМЕНЬ

Стефанов камень!.. Стефанов камень!.. С ним связаны старинная и новая легенды. Приступая и этому рассказу, я чувствую необыкновенное волнение.

В ту пору наша бригада впервые обосновалась на постоянном месте. Всем нам уже казалось, что мы ощущаем первые дуновения свободы. Но, несмотря на это, внутренние противоречия овладели некоторыми из нас. Действительно ли наступает конец нашим мучениям и начало новой жизни?

Лежа на склонах Среднегорья, мы заглядывались на дальние села и явственно чувствовали запах родного дома. Как бились неспокойные наши сердца! Казалось, этого напряжения им просто не выдержать! Мы уже не перешептывались, не осматривали подозрительно каждый куст и каждую тропинку. Зашумели буковые рощи, долины запели партизанские песни. Природа как будто заразилась нашей радостью. Стало весело на душе, в нас крепла уверенность — мы уже предвкушали победу.

И люди преобразились. Они пели, и казалось, лес подпевал им. Задымили костры, запахло горячей едой.

Штаб бригады расположился немного в стороне под раскидистыми буковыми деревьями. Здесь всегда царило оживление, все время приходили партизаны и докладывали о выполнении различных заданий. Получив указания, одни тут же уходили, а вместо них появлялись другие. Из сел поступали радостные вести. Люди уже открыто говорили о том, что фашистской власти приходит конец. И сколько бы ни пытались фашисты заглушить голос правды, как бы ни грозились разделаться с партизанами, обстановка коренным образом изменилась. Народ верил только партизанам. Крестьяне узнали о крупных успехах Красной Армии и затаив дыхание следили за ходом событий. Наступили славные дни! Советские войска громили немцев.