Календарь ма(й)я - Виктория Ледерман

– Да не схватят. Времени прошло много. Он уже далеко, – ответил Глеб.

Но, к его великому разочарованию, около двенадцати дверь открылась, и в кабинет вошел нахохленный Юрасик в сопровождении сияющего дежурного. Миша злорадно сообщил, что теперь в туалет они будут ходить под конвоем и чаю с конфетами больше не получат. Дежурный забрал уже остывший чайник и ушел, не забыв на этот раз запереть кабинет.

– Как будто мы его пили, – проворчал Глеб. – Так стаканы и не дал.

– Юра, тебя патруль поймал? – кинулась Лена к беглецу. – Это мы виноваты.

Тот устало покачал головой и плюхнулся на диван.

– Вы не виноваты. Меня таксист обманул, – сказал Юрасик, вытаскивая из-под майки помятую тетрадь с фотографией. – Он оказался братом дежурного. Я ждал автобус на остановке, а он мимо ехал, увидел меня и узнал. Ему дежурный позвонил и попросил покататься по городу, меня поискать.

– Зачем же ты сел к нему? К незнакомому человеку в машину?!

– Откуда я знал? Он же таксист. Нужного автобуса долго не было, а он остановился и сказал, что довезет меня без денег, потому что у него сын моего возраста. Сказал, что начинается комендантский час и меня точно заберет патруль. Что мне было делать? Я и сел. А он привез меня сюда и передал своему брату. Видели бы вы, как этот Миша обрадовался. Боялся, наверно, что ему влетит из-за меня.

– А почему у тебя все коленки грязные?

– Да это… споткнулся во дворе. Темно было.

– Весь день коту под хвост, – подвел итог Глеб. – И на раскопки зря ездили.

– Не зря, – возразил Юрасик. – Мы фото сделали.

– Ага, которое в двенадцать часов превратится в тыкву, – невесело усмехнулась Лена.

– Вот именно. С профессором мы еще успеем поговорить завтра, а как быть с иероглифами? – Глеб вопросительно взглянул на Юрасика.

– Я их ему нарисую, – сказал тот и раскрыл свой рюкзачок с остатками еды. – Что-то я проголодался.

– Погоди, – остановил его Глеб. – Ты действительно можешь их запомнить, а завтра нарисовать?

– Да я уже запомнил. Я их внимательно рассматривал, и на камне, и на фото.

– А ну-ка, давай.

Глеб отобрал у Юрасика рюкзак и сунул ему тетрадь. Ручку нашли на столе инспектора. Юрасик задумался на мгновение и уверенно вывел на чистом листе четыре строчки знаков. Лена и Глеб склонились над тетрадкой, сверяя их с фотографией.

– Вот ошибка, – показал Глеб на один из символов. – Тут должна быть еще одна черточка. А остальное все правильно.

– Здорово! – обрадовалась Лена. – Значит, ты завтра утром поговоришь с дедом и покажешь ему иероглифы. Ведь он будет дома?

– До обеда точно будет. На конференцию он поедет к вечеру, часам к пяти. Официальная часть у них шестого мая, сегодня. А пятого вечером они просто все собираются и общаются в неофициальной обстановке.

– А завтра не будет поздно?

– Надеюсь, что нет. Ведь надпись уже у нас, – Юрасик постучал пальцем себе по лбу. – Пока есть стена, есть и время.

– Всего пять дней, – устало проговорил Глеб. – А потом исчезнет последняя надежда.

– Прекрати, – предостерегающе сказала Лена.

– Будем себе потихоньку катиться назад, – не унимался Глеб. – И однажды в марте я проснусь в том поезде, который вез меня сюда. А еще через несколько дней снова окажусь в Вольске, и больше вы меня не увидите. Останетесь вдвоем против всего мира.

– Слушать не хочу! – Лена резко встала. – Я и так весь день на нервах. У меня дети с утра одни сидят. Может, они убежали или квартиру сожгли. Я даже позвонить им не могу!

– Этому горю легко помочь. Если бы ты не была такой упрямой и умела прощать…

– Даже не начинай! Я и слышать не хочу ни про какую бабу Липу! Ты не представляешь, что она сделала!

– Зато я видел, как она мучается от этого! Она же хотела помочь.

– Она помогла! Очень помогла! Папу посадили, мама из-за этого заболела, все друзья и знакомые отвернулись. Нас называют семьей уголовника, нищими и оборванцами. И мы должны ее благодарить за это?

Лена отошла к окну и замерла, глядя на темную улицу.

– Значит, это были не друзья, – тихо сказал Юрасик. – Лен, ты и в самом деле думаешь, что если бы Олимпиада Филипповна сказала правду на суде, твой папа остался бы дома?

Лена помолчала.

– Не знаю. Но она виновата. Потому что надо сначала думать, а потом делать.

– Ну какая ты упертая! – не выдержал Глеб. – Ты сама никогда не ошибаешься? Ты что, робот? Ведь все живые люди, все делают ошибки. А потом жалеют о них. Это нормально. Вы же одна семья, она ваша бабушка, она вас вырастила. Твой папа тоже виноват, он тоже что-то сделал не подумав, но вы от него не отказываетесь! Вы его любите и ждете. А от бабушки отказались. Тогда чем вы лучше бывших ваших друзей и знакомых?

На этот раз Лена молчала дольше. Потом забралась с ногами на подоконник и села, обхватив колени руками.

– Два года назад, – сказала она, по-прежнему глядя в окно, – к нам пришла соседка по подъезду. Мы тогда уже месяц жили одни, без папы. Анютка была еще маленькая, постоянно болела, и мама не могла нормально работать. И мне даже одиннадцати не было. Короче, мы сидели без денег и без еды. Соседка принесла нам продукты, одежду, книги. В общем, гуманитарную помощь. Сказала, что всем домом собирали, что это от чистого сердца…

Ребята слушали ее, расположившись на диване. Юрасик задумчиво жевал обнаруженный в рюкзаке бутерброд.

– Мы взяли, конечно, это было очень кстати, – продолжила Лена. – Мама ее так благодарила. А потом эта соседка растрезвонила по всему двору и по всему поселку, что мы – жалкие побирушки. Что если мы не можем обеспечить себя, зачем было заводить столько детей, хватило бы и одного. Что наш папа кого-то убил и будет сидеть десять лет, а они, соседи, вынуждены будут содержать нас – шестерых попрошаек из семьи уголовника. Мама тогда сказала, что мы больше никогда и ничего не возьмем. Ни у кого. Мы будем работать и сами обеспечим свою семью. И у нас получилось. Мы два года так живем и ни у кого ничего не просим.

– У вас все будет хорошо, – сказал Юрасик. – А про эту соседку забудь. Добрых людей больше. Многие действительно хотят вам помочь.

Глеб посмотрел на большие настенные часы.

– Без одной минуты двенадцать. Ну что, друзья-путешественники, всем спокойной ночи. И удачного приземления в собственные кровати.

5 мая 2013, воскресенье

Проснувшись утром, Юрасик с изумлением обнаружил, что находится не дома, а у тетки, сестры отца, куда он приехал с родителями четвертого мая.

– Кошмар! – в отчаянии вскричал он, пулей вылетел из постели и схватился за телефон.

– Ты обалдел? – заорал в трубку Глеб. – Ты почему вчера не сказал, что проснешься не дома?

– Я не знал! То есть знал, конечно, но забыл. Перепутал. Не вспомнил.

– Забыл – не вспомнил! Ты же постоянно хвалишься своей памятью! Как можно забыть такие важные вещи? Где ты вообще?

– В Песчаном.

– Где этот Песчаный?

– За Анапой, возле Витязево.

– Карась, ты издеваешься?! Это же почти два часа езды! Как ты успеешь поговорить с дедом?

– Успею. В прошлый раз мы приехали где-то за час до его отъезда. Я помню.

– Помнишь?! Твое счастье, что ты сейчас далеко, у меня прямо руки чешутся! Так бы и дал тебе в бубен! Как теперь быть?

– Я постараюсь уговорить отца выехать пораньше.

– Давай, делай что-нибудь!

Рассерженный Глеб нажал на «отбой» и побежал к Лене сообщить горячую новость.

– А что же делать? – Лена вышла на лестничную площадку, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем. – Он и сегодня не поговорит с дедом?

– Уверяет, что поговорит. Но все равно будь готова к тому, что мы поедем в Краснодар.

– В Краснодар? Опять?!

– У тебя есть другие варианты?

– Ты хочешь снова оказаться в полиции?

– Сегодня мы поедем на автобусе. Я уже посмотрел расписание. Есть рейс на шестнадцать сорок и на восемнадцать двадцать пять. Остальные нам не подходят.

– Но зачем нам ехать, если Юра поговорит с дедом дома?

– Ага, и дед за каких-то полчаса расшифрует все иероглифы. Да еще перед важной поездкой. Он собираться будет и снова скажет, чтобы Юрок со своей игрой подошел к нему потом, после пятнадцатого мая.

– А на конференции тебя встретят с распростертыми объятиями!

– Так в том-то и дело, что конференция завтра, – загорячился Глеб. – Карасев сказал, что сегодня вечером они собираются в неформальной обстановке, знакомятся, разговаривают, пьют чай. Тут мы к ним и нагрянем.

– Ну не знаю, – Лена в сомнении пожала плечами. – Во сколько Юра должен приехать? В два? Давай дождемся его и тогда решим.

Юрасик не приехал ни в два, ни в три, ни в половине четвертого. Он стоял в огромной пробке в тридцати километрах от Абинска, и неизвестно было, когда эта пробка рассосется.

– Какая еще пробка?! – бушевал Глеб, общаясь с ним по телефону каждые полчаса и все больше приходя в ярость от этой вынужденной задержки. – Ты сказал, что в настоящий день вернулся примерно в два. Ну откуда могла взяться эта пробка, если в прошлый раз ее не было?!