Николай Вавилов - Владимир Георгиевич Шайкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот уже из Алжира: «3 августа (1926 года)… Приехал в Сахару, в пограничный оазис. Вчера видел замечательные руины Тимгада — алжирскую Помпею. Римский город 3-го века у границы Сахары с остатками библиотеки, театра, форума… Раскопки поразительны, и для агрономической философии их надо было видеть. А сегодня пойду на опытную станцию и по деревням — оазисам».
Письма с фактами и наблюдениями Елена Ивановна читала сотрудникам института. Например, о «несметном количестве финиковых пальм» в пустыне, о диких арбузах — колоцинтах, которые «катаются по песку». Вавилов спрашивал, получены ли посылки семян из Алжира: «Их будет около 80 — по 10–12 фунтов. Огромный колосовой материал…»
Однако кое о чем все же не сообщал — не хотел волновать, и только потом она узнала, например, о встрече его с пустынным львом. При вынужденной ночевке в безлюдном месте пришлось всю ночь жечь костер из саксаула, поливая его бензином, чтобы удержать царя пустыни в «цивилизованных рамках».
Остров Крит. «1 сентября (1926)… Вчера видел вещи замечательные в Кносском дворце 17–18 века до Р. X.: в зерновом хранилище из огромных глиняных чанов — масса зерна, и в том числе Ervum ervilia, которая и теперь возделывается на Крите… Культура критская поразительна: за 1900 лет до Р. X. делали парики, чудесные краски, ванны, канализацию. В ископаемом виде — инжир, оливы, виноград, ячмень, пшеница. Нынче еду в долину злаков Крита…»
Ervum ervilia — он упомянул вид чечевицы не случайно: изучению этой культуры Елена Ивановна посвятила много лет, и узнать, что этот вид выращивали на острове более четырех тысяч лет назад и сейчас сеют, ей наверняка интересно, даже сохранились семена с тех далеких времен.
«7 сентября… Самое неприятное в путешествии по греческим странам, что здесь никто не ценит времени. Угощают, пьем без конца кофе. Соображаем, и время бежит. После часу до 4 спят. Утром только в 9 часов, как просыпается люд. Вот и на Кипре день кончается, я потерял его зря. Так же, как в Москве, на 90 % времени убитого, '/ю — дела. Все-та-ки лучше всего дома…» И далее: «Кругом Европа — первоклассные отели, англичане. Правда, вывернули, как нигде, весь багаж наизнанку. С Кипра, вероятно, к нам нельзя отправлять посылок, придется все тащить с собой… В общем, собираю огромный материал, если он только дойдет до назначения. Очень много дали Крит и Греция. 4 страны исследованы настолько, что, пожалуй, по полевым и огородным растениям взято все. Философия дается огромным материалом. И пока ее не поймал. Много Aegilops совсем новых… Хоть и поздно, все же собрал. За неделю-две пребывания в каждой стране пытался взять максимум. Пока благодаря помощи местных ботаников и агрономов это удавалось».
«17 сентября. Сегодня приехал в Сирию. Как и обычно, впуск сопровождался неприятностями. Таскали в полицию, выделили из всех пассажиров, описали с ног до головы все приметы. Сирия меня очень интересует. Не знаю, как удастся к ней подойти…» А через два дня еще открытка: «Вот и в самом старом городе мира. Хотя и с бронированными вагонами, со стражей, удалось проникнуть. Город на краю пустыни, но сам весь в воде. Сады, ручьи. По Корану здесь все для рая… Масса бобовых…»
Но что это на самом деле за рай, он жене, конечно, не сообщал. Не писал, что горные племена восстали против так называемой французской «опеки», развернули партизанскую войну, что поезда шли одетыми в броню, что вдоль железнодорожного полотна тянулись окопы, пулеметы были нацелены в сторону гор. И проверяли документы постоянно, и всякий раз подозрения: для чего русскому профессору вздумалось вдруг собирать растения, искать какие-то колосья именно там, где идут бои? Да еще в чужой стране?
Еще раньше, только что приплыв в Бейрут и показав в порту советский паспорт с французской визой, Вавилов вызвал большое изумление, недоумение, вопросы, его под конвоем через весь город отправили пешком в префектуру для проверки документов и багажа. Здесь тщательно пересмотрели все, переворошили, сделали телеграфные запросы. Прямо в Париж. Пришлось довольно долго ждать ответов. Наконец они пришли и успокоили префекта — разрешил двигаться в глубь страны, предупредив, что племена друзов, живущие в горах к югу и юго-востоку от Бейрута, ведут партизанскую войну. Поэтому пассажирские вагоны на Хоран тащил паровоз, одетый в броню.
Первые же экскурсии по арабским селениям, предпринятые вместе с преподавателем американского колледжа в Бейруте, показали, что местные пшеницы очень своеобразны. Впервые здесь были обнаружены многие представительницы подвида пшеницы, названной Вавиловым впоследствии хо-ранкой. «Это, — писал он, — замечательная крупнозерная твердая пшеница с неполегающей соломой, с весьма продуктивным компактным колосом».
Собирать дикую пшеницу и дикий ячмень пришлось в такую пору, когда они уже осыпались. Кроме того, по нескольку часов еще приходилось отлеживаться: возобновились сильные приступы малярии.
Между тем ситуация в окрестностях Хорана требовала ускорить обследование, чтобы уйти туда, где можно было рассчитывать на медицинскую помощь. К удивлению Вавилова, французский офицер прямо заявил ему, что, если уж ради науки необходимо проникнуть дальше в горы, к этому нет больших препятствий: нужно только к палке привязать белый платок как знак миролюбия, поднять его и идти куда нужно, поскольку встреча с восставшими опасна лишь для французов, но не для русских, тем более большевиков.
Так и сделали и вместе с преподавателем колледжа направились в горы к селению друзов, встретивших путников очень радушно. Собрали образцы семян, получили нужные сведения. Более того, исследователям дали лошадей и проводников, хорошо знающих горы, и везде им охотно показывали поля,
