Главная роль 7 (СИ) - Смолин Павел

Отдувается за громкие заявления Парламента мой официальный спикер: Дмитрий Сергеевич Щебнев, всю жизнь служивший мичманом. Материться ему запрещено, поэтому он очень страдает, и регулярно выдает «уходящие в народ перлы», сводящиеся к «Его Величество не имеет отношения к этой вот фигне», «Во Дворце не комментировали данную удивительную инициативу» и тому подобное. Я, в свою очередь, пару раз подал вдумчивым подданным сигнал через газеты — «Дмитрий Сергеевич прекрасный человек, но порой выдает такое, что я сам поражаюсь». Сиречь — слушать его не надо, он просто есть, и слава Богу, что такой интересный персонаж имеется в Империи.

Перед сном мы с Вилли поговорили о кино — «Александра» он посмотрел и получил неизгладимые впечатления. Уже распорядился готовить немецкий ответ, разумеется по мотивам Саги о Нибелунгах.

— С юридическими тонкостями предлагаю разобраться в один из ближайших дней, — устало потер он лицо. — Ах да, завтрашним утром к нас на огонек заглянут старина-Франц и Оскар. Полагаю, они тоже успели увидеть возможности, которые открывает кинематограф, и не откажутся принять участие в диспуте. Но это — потом. Завтра нам придется многое обсудить и без этого — в рамках наших многовекторных отношений, дорогой кузен, — задушевно мне улыбнулся, и, покачиваясь, пошел к выходу.

Нагнетает, падла, но у меня отлегло — безусловно, эта троица за моей спиной уже о чем-то договорилась, но кайзер не зря их позвал: будут вводить меня в курс дела. Для проформы даже присоединиться к чему-то, что намереваются сделать, попросят. Оно мне может и не понравится, но на мою зону интересов покушаться троица не планирует точно. Вот и хорошо — можно со спокойной душой идти спать и со свежими силами с поправленным настроением завтра встречать любимую супругу. Соскучился по деткам, но не таскать же их по Европе все время, отрывая от учебы и воспитания.

Поутру мы с Вилли позавтракали в компании представителя фирмы Knorr — это дело кайзер конечно же со мной вчера обговорил. На столе — суп из концентрата этой самой фирмы, вкус такой себе, потому что концентраты вкусными делают химикаты, которые пищевая промышленность этих времен совать во все подряд пока не научилась. Но надо отдать должное — как говорится, «жрать можно», особенно с голодухи.

— Один прессованный солдатский рацион, — распинался упитанный бюргер в баронском статусе. — Имея вес сто тринадцать граммов, рассчитан на шесть порций супа.

Знаем мы эти «расчеты» — одна «таблетка» (именно такой они формы, упакованы по несколько штук в «колбасу») на шестерых взрослых едоков это вообще не серьезно. Но с голодухи и такому будешь рад — суп хотя бы горячий. Компания Knorr своим процветанием во многом обязана франко-прусской войне 1871 года, когда возникла острая потребность быстро и недорого кормить большие массы людей хоть как-то, потому что древние методы в виде грабежа вражеского населения и базовых обозов при масштабировании армии стали работать не так здорово, как раньше. Собственно за этим херр Кляйн ко мне и пришел — хочет войти в список поставщиков моей любимой Императорской армии.

— В нашей компании мы стараемся заботиться не только о сытости солдат, но и о разнообразии их рациона, — продолжил «презентацию» немец. — Уже сейчас мы предлагаем супы из фасоли, зеленой кукурузы, гороха, ячменной муки, картофеля и телячьих субпродуктов. Каждый солдат доблестной немецкой армии имеет при себе в «железном рационе» наши изделия…

Сухпай немецкий называется «железным рационом». Сколько же денег или внематериальных услуг отгрузили Вильгельму представители «Кнорр» за возможность попотчевать меня супчиком и покапать на мозг? Немцы, блин — хлебосольному мне на такую фигню «тратить» целого кайзера и не пришло бы, а он — ничего, сидит да вежливо улыбается, не забывая прихлебывать концентрат с таким видом, будто ему нравится.

Вежливо слившись — у нас концентраты свои люди делают, и я этому активно способствую, потому что да, нужно кормить большую армию так, чтобы это не опустошило казну, а мужики были относительно довольны — я откланялся и отправился на вокзал встречать супругу. День стоял, как и вчера, погожий, и снятое предстоящей встречей с тройкой заклятых партнеров напряжение последних дней позволило мне в кои-то веки порадоваться и уделить внимание окружающей действительности. Неплохо живет Берлин: по улицам снуют автомобили (шестьдесят пять процентов продаж на Германию приходится, потому что тут «среднего класса больше»), на ряде улиц уже запретили гужевой транспорт — за исключением коммерческого, товар подвозить — а на перекрестках появились светофоры. Имеются они и у нас — я же с опережением стараюсь проблемы решать, уже и правила дорожного движения Общеимперского стандарта разработали и приняли.

Отдельного упоминания заслуживают грузовики — их мы с Вильгельмом «вскладчину» не делаем, потому что штука в первую очередь военная, а значит что твоя рубашка — «ближе к телу». Насыщение армии ими идет так себе, но к Большой войне я рассчитываю закончить — она, полагаю, в этой реальности начнется быстрее, чем в моей старой. Не без моего прямого участия — я начал готовиться раньше всех, а значит нет никакого смысла ждать, пока враги «подтянутся», а мы потеряем преимущество.

Вокзал не в пример вчерашнему был полон людей — нас с Маргаритой очень любят и простой народ, и элиты средней руки. Высшие элиты не любят вообще никого, и умиляться от того, как сильно мы с супругой любим друг дружку, смысла не видит: зачем на такие пустяки время терять?

Любимая вышла из вагона, и у меня привычно, но не менее приятно перехватило дыхание — кремовое, почти в цвет глаз, платье подчеркивало осиную безо всяких корсетов платье, чуть подкрашенные алым губки улыбнулись мне, показав ряд белых зубок, глаза блеснули любовью и транслировали четкий посыл — «я тоже очень соскучилась».

Под вспышками фотоаппаратов и восторженное «Ах!» дам из толпы, мы обнялись, и я вручил Маргарите здоровенный букет орхидей. Без значения, просто ей они очень нравятся.

Глава 18

У англичан много денег. Нет, не так — у англичан МНОГО денег. Да, некоторая собственность и материальные блага в ходе Революции ими были утрачены, но кто же наличкой «старые деньги» держит в родном подвале? Все давным-давно распределено, вложено и сплетено в такие клубки, что и не распутать.

Превратившись в «рассеянный народ», они не сидели сложа руки. Многовековые наработки по отстаиванию своих интересов вместе их носителями никуда не делись, равно как и желание применять их на практике и следующие века. Там, где иные колониальные образования после ослабления центра разделились бы на жрущие друг дружку образования, англичане умудрились выстроить крепкие сети, с легкостью пронизывающие границы и с какой-то почти потусторонней, подобной демонической скверне легкостью проникая в мозги власть имущих. И теперь вот эта троица уважаемых партнеров собирается «ввести» в Великобританию как следует, дав коммунистам по всему миру повод взбодриться и переложить ответственность за крах первого своего проекта на привычного врага — капиталистов и аристократов.

В этой гостиной с камином мы уже давно чувствуем себя как дома. По крайней мере я — сколько сотен часов мы в разных конфигурациях сидели вот так? Дни сменялись ночами, менялись погода и меню, но одно остается неизменным — эти долбаные правящие элиты порой ведут себя как совершеннейшие недоумки.

— Ты так уверенно говоришь, что «коммунизм загнется сам», — с видом преисполненного мудростью старпёра вещал Франц Иосиф, важно покачивая бокалом с вином. — А если нет?

Тоже мне аргумент. Затянувшись трубкой, я повернулся так, чтобы солнышко за окном грело мое лицо. Приятно.

— А с чего бы им не загнуться? Уже сейчас за пределами крупных городов царит голод, а сами они окружены кордонами как во времена чумы, чтобы не пускать к себе очумевших от голода, ограбленных крестьян, кровь льется рекой, а податное население с грустью вспоминает, что при монархии жилось как-то сильно лучше.