Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Валерий Тихомиров

Они остановились на лестничной площадке перед логовом экстрасенса. Чегевара с любопытством уставился на огромный крест, нарисованный прямо поверх обивки. Мозг хмыкнул, рассматривая раскрашенный под хохлому череп, изображенный вокруг замочной скважины. Игорь Николаевич вставил ключ прямо в черный провал рта. Оставалось только отпереть дверь…

По лестнице со слюнявым мопсом на руках тяжело спускалась старушка. Завидев вернувшегося соседа, она застыла, разом перестав похрипывать от одышки. Морщинистое лицо скривила неуверенная судорога. Ее слезящиеся глаза уперлись в лицо экстрасенса и потихоньку полезли на лоб. По дороге они зацепились за ярко-красную майку Коли-Коли, мазнули па уголовной роже Чегевары и поползли еще быстрей. Мопс втянул в себя казенную вонь психиатрических подвалов, густой волной идущую от одежды странных людей, и жалобно заскулил. Окончательно надрывая нервную систему старушки, Рыжов сунул под мышку зимнюю шапку с красной звездой и сказал:

— Я рад вас приветствовать в обители покоя и чистоты!

Бабка начала подергивать ногой и оживленно креститься. Мопс задрожал и чуть не захлебнулся слюной. Немая сцена могла продолжаться до вечера. Если бы Мозгу не надоело торчать на лестничной клетке. Он нагнулся к трясущейся паре и негромко сказал:

— Ав!

Последняя капля обрушила крышу. Старческий мозг, и без того пребывающий на пороге маразма, не выдержал. Подъезд прорезал горестный вопль ровесницы прошлого века:

— Антихри-и-ист!!!

— У-У-У-И!!! — истерично поддержал ее насмерть перепуганный мопс.

Продолжая нечленораздельно вопить, бабка вдруг рванула вниз мимо ощерившегося Чегевары. Вой прокатился по первому этажу и вырвался на улицу. Дверь подъезда оглушительно хлопнула. Мопс выскользнул из ослабевших рук и без подсказки помчался к ближайшей церкви. Сам он креститься не умел. Зато выл еще громче хозяйки. Дом вздрогнул и загудел, потрясенный страшным известием, — Рыжов вернулся!

Бывшие узники разума вошли в келью чародея с опаской. Одно дело — общение с человеком под контролем санитаров. Другое — в эпицентре его безумства. Квартира их не разочаровала. На стенах висели ритуальные маски всех вообразимых культов мира. Страшные раскрашенные рожи следили за гостями пустыми черными провалами глаз, хищно округлив беззубые рты. В стеклянных банках плавали заспиртованные змеи, лягушки и чьи-то глаза. Повсюду валялись бубны и погремушки ритуального назначения.

Мозг скептически оглядел торчащие с полок шкафа корни мандрагоры, стряхнул пыль с оккультной литературы и вежливо спросил:

— Где философский камень, чернокнижник?

Игорь Николаевич задумался, вертя в руках запыленный головной убор жреца майя. Ответил он не сразу, предварительно взвесив каждое слово:

— Никакого камня нет и быть не может. Это средневековые предрассудки. Вообще вся магия — лженаука!

— Браво! — воскликнул Мозг. — Доктор Грудаченко могла бы вами гордиться…

— Только биоэнергетика способна раздвинуть границы экстрасенсорного понимания астральных потоков! — вдохновенно закончил Рыжов.

— …но не будет, — кисло подвел итог Артур Александрович.

Размещение прошло согласно субординации и желаниям коллектива. Мозг по-барски развалился на диване. Хозяину квартиры досталась раскладушка. Перед сном экстрасенс как следует прочистил ей энергетические контуры и сориентировал ножным концом к ближайшему магнитному полюсу Земли. Чегевара устроился на матрасе возле батареи, привычно пососав на ночь палец. Коля-Коля жить в комнате отказался, энергично выразив протест. Чужие лица на стенах ему не понравились. После его красноречивого монолога на древних масках остались вмятины от хуков и апперкотов. Боксера поселили в прихожей.

Они вернулись в этот сумасшедший мир. Он был неласков и мало отличался от привычной психиатрии. Но здесь бродил персональный Золотой Телец Кнабауха, его билет в счастливую новую жизнь. Перед сном Мозг сладко причмокнул, предвкушая встречу. Где-то, на другом конце города, Альберт Потрошилов неожиданно вздрогнул, будто почувствовав чужой леденящий взгляд. Над его безоблачным существованием нависла непрямая, но явная угроза.

Глава 16

ЛЮБОВЬ И… ПУЛЬСАЦИЯ ПЫЛИ

Альберт Степанович Потрошилов вернулся домой утром. Летние отпуска вышвырнули на черноморские пляжи и укропные плантации половину личного состава 108-го отделения милиции. Алик заступал на дежурства через день, частенько ночуя на продавленном казенном диване.

Он припарковал «Запорожец» и медленно направился к дому. После милицейской суматохи тишина лилась на душу сыщика елеем покоя. Алик шел, наслаждаясь отсутствием криминала. Ноги сами укорачивали шаг. Хотелось продлить мгновения спокойствия и безмятежности. Вдруг что-то будто толкнуло его в печень. Неясное ощущение тревоги заставило Потрошилова надеть очки и остановиться. Алик медленно поднял голову.

Многое могло произойти, пока капитан милиции защищал город. Вплоть до девальвации монгольского тугрика. Но действительность оказалась куда необычней. В детской песочнице догорал костер. Рядом лежала груда пустой стеклотары. На фоне парка возвышалось нелепое сооружение, похожее на гибрид гигантского унитаза с холодильником. Впрочем, табличка на крыше поясняла непонятливым: «Яранга!»

Все это было достаточно дико. Но самое немыслимое заключалось в другом. На большом чемодане типа «дипломат» сидели два лица чукотской национальности! И не просто сидели. И не просто лица. Во-первых, северные люди в унтах и полушубках нагло пялились на него, капитана милиции Потрошилова! Во-вторых, эти лица ему были явно знакомы. В третьих, оба «лица» делали это сквозь очки.

Алик невольно потянулся к своим окулярам. Он стащил их с носа и машинально протер. Северные люди немного понаблюдали за лихорадочными движениями Потрошилова и синхронно сделали то же самое.

«Дразнятся», — обидчиво подумал Алик.

«Не похож он на тойона!» — одновременно, хоть и про себя, решили Сократ и Диоген. Все трое вернули очки на место.

Гениальные извилины Потрошилова устало и дремотно шевельнулись, как линяющая змея. Логическая цепочка началась от простого: «Во дворе сидят чукчи. Значит, ждут рассвета. Рассвета нет. Значит…» — Алик с трудом остановил полет мысли в другую сторону от разума. Он досадливо плюнул на утреннюю дедукцию и пошел домой.

— Однако, на вид-то он — Потрошилов, — с большим сомнением сказал Сократ.

— Ты тоже на вид — не Ален Делон, — возразил Диоген и добавил, — однако.

Дверь подъезда сочно хлопнула. Братья невозмутимо сплюнули в отгоревшее кострище и слезли с чемодана. Сократ взглянул на небо. Солнца там не было. Создавалось впечатление, что на родине папы его не бывает вообще.

— Будем смотреть по очереди. Час ты, час я, — предложил он.

Диоген кивнул. Дверь в ярангу приоткрылась, впуская хозяина. Внутри в беспорядке валялись соплеменники. Места среди новых Белых Оленей было мало. Восходящее солнце разогревало пары спирта в воздухе до взрывоопасной температуры. Якут ввинтился в сопящую жаркую кучу и мгновенно захрапел.

Альберт Степанович проснулся вечером. Душа, палимая любовью, не давала сыщику покоя. Мамы дома не было, а страдать в одиночку не хотелось. Он немного поколебался и разбудил Доктора Ватсона. Хомяк недовольно зажмурился, предчувствуя долгую беседу. Разговоры с Аликом ему не нравились. Хозяин рассуждал громко и о своем, мешая спать. Кроме того, он много курил, отбивая Ватсону аппетит.

— Итак, Доктор, — объявил Потрошилов, раскуривая трубку, — вас, безусловно, интересует мое мнение…

Ватсон в ужасе закрыл нос лапками. Его интересовала только свежая морковка. А никак не болтовня. И вдруг произошло чудо — громкий голос смолк. Клубы дыма уплыли в сторону. Ватсон в изумлении уставился на Алика. Тот стоял у окна. Трубка тлела в безвольно опущенной руке. Отпавшая челюсть лежала на груди и мелко подрагивала. Гениальный сыщик постигал невероятный факт — утренний мираж был реальностью!

Прямо напротив фамильного балкона семьи Потрошиловых возвышалась яранга из линолеума с дверцей от холодильника. Рядом сидел знакомый чукча в очках и таращил на Алика свои узкие глаза. Альберт Степанович застыл в удивлении. Интуиция злорадно подсказала, что им интересуются народы Севера. Логического объяснения этому не было.

Потрошилов встрепенулся и задернул шторы. Ватсон добрался до морковки и удовлетворенно захрустел, наслаждаясь покоем. Он уважал тишину.

Люда манила Альберта Степановича. Рабочий день в больнице Всех Святых подходил к концу, следовательно, пора было приступать к наблюдению. Потрошилов выскользнул из родного подъезда, маскируясь маминым зонтиком, расписанным большими ромашками. Ему не хотелось встречаться с чукчами. И любой другой народностью Заполярья тоже.