Легенда о Якутсе, или Незолотой теленок - Валерий Тихомиров

Под смирительной рубашкой оказалась синяя пижама без воротничка. В таком виде обычная униформа рядового психопата вполне могла сойти за рабочую спецовку. В плане побега, по клятвенным уверениям Чегевары, это было гораздо удобнее полосатой тюремной робы.

Перед спуском в канализацию Кнабаух тщательно смыл с лица остатки кетчупа. За его спиной Галя Булкина легким движением скинула халат. Пижамы под ним не оказалось. Коля-Коля осел на пол, Рыжов с Чегеварой перестали дышать, как гурманы после вареных мухоморов.

Галя грациозно спрыгнула с подоконника и пошла на Кнабауха грудью вперед. Тот поправил прическу и нагло улыбнулся, демонстрируя пошлое вожделение. На самом деле Мозг страстно хотел лишь одного, — поскорее покинуть сумасшедший дом. Все остальные желания у него опали за неделю до побега. Но изобразить похотливого самца куда легче, чем доказать. Он облизнул пересохшие губы, демонстрируя полную половую готовность.

Преображение Артура Александровича сестру чрезвычайно обрадовало. Как любят святош, мучеников, а тем более — великомучеников, она не знала. Зато напористые маньяки для нее загадки не представляли. Она призывно открыла рот. До физического вступления в контакт с атакующей Булкиной оставался шаг. Мозг в стрессовых ситуациях предпочитал налегать на интеллект.

— Мадонна, — галантно и страстно проворковал он, — вы безумно прекрасный, почти падший ангел. Предлагаю…!

— Согласна! — оборвала его Галя и преодолела предрассудки и расстояние до Кнабауха.

Артур Александрович успел отшатнуться в последний момент. Нога его поехала назад по скользкому полу душевой. Зловоние коллектора пахнуло в спину, будто засасывая, и он канул вниз, угодив прямо в люк. Секунду длилась тишина. Потом раздался приглушенный плеск и вскрик. Галя Булкина, как настоящая русская женщина, не задумалась ни на секунду. Она взвизгнула и кинулась следом за избранником.

Побег перешел в подземную фазу. Последним в коллектор ушел Чегевара. Он нащупал в кармане халатика бесшабашной Гали специальный психиатрический ключ и закрыл дверь душевой. Решетка за ним лязгнула, вставая на место. Андрей Константинович Скобель прижал к груди узелок со всем необходимым для побега и ухнул вниз по скользкой трубе коллектора. На память о нем под гулкими сводами душевой осталось гулять эхо старой песни:

По тундре, по широкой дороге,

Где мчит курьерски-и-ий…

Канализация большого города — структура очень вонючая, но жизненно необходимая. Здесь находят свое логическое завершение шикарные банкеты в элитных ресторанах и скромные студенческие завтраки из хрустящих отходов быстрого приготовления. Сюда стекают благоуханные воды из джакузи и помойные потоки из пролетарских бань. Можно сказать, что именно здесь и плавают истоки демократии.

Среди этих пахучих истоков плыли пятеро. Побег из дурдома протекал по широкой фановой трубе. Лидировал Артур Александрович Кнабаух. Он держал в руках тусклый фонарик и судьбу экспедиции. Его преследовала медсестра Булкина, с упорством, присущим одиноким женщинам. Гонка шла по колено в сточных водах. Что придавало ситуации некоторый трагизм.

По пятам за ними шлепали экстрасенс Рыжов и Чегевара. Шествие замыкал Коля-Коля, отрабатывая на ходу серию из тринадцати прямых в голову. Ему было скользко, как на мокром от пота и крови ринге, и он радовался натуральным условиям тренировки.

— Господа, — не оборачиваясь крикнул Кнабаух, — где-то здесь будет поворот на волю. Согласно плану — справа!

— Скорее бы! — крикнул в ответ Рыжов.

— Мужчина, вы не могли бы подождать? — страстно шепнула Галя в стройную спину Артура Александровича.

— Приди ко мне, любимая! — энергично воскликнул Кнабаух и прибавил ходу.

Они еще какое-то время убегали из застенков психиатрии. Вот-вот должен был открыться путь к свободе. Но все не открывался. Вожделенный правый поворот, обозначенный на плане Потапыча буквой «X», что, несомненно, читалось как «икс», пропал в вонючем мареве канализации. На шестом часу побега в группу коварно пробрались нехорошие предчувствия. Как всегда бывает при погружении в дерьмо, они не замедлили сбыться.

— Мы заблудились? — робко спросил экстрасенс Рыжов, чувствуя, как в забитые нечистотами чакры приникает ужас.

— Вы на удивление проницательны, идиот! — ответил Кнабаух, не останавливаясь.

— Я сейчас обижусь, — сообщила его идеально постриженному затылку Галя, надувая губки.

Погоня ей наскучила. Желание понемногу убывало. К концу первого дня побега оно сошло на нет от усталости и голода. Булкина поняла, что в очередной раз попала в плен собственной абсолютно патологической страсти к мужскому полу. Она остановилась и строго сказала:

— А куда это мы, собственно, идем?

— На волю, — прохрипел сзади Чегевара, — как ты и хотела.

Следующие двое суток Галя, проникшись общей задачей, покорно брела и вяло думала, зачем ей понадобилось на волю.

Четвертое отделение бурлило. Исчезновение пациентов и медсестры взорвало покой психбольницы. Начальство кипело от возмущения. В замкнутых коридорах метались разнообразные комиссии. В кабинете заведующего лились реки коньяка, смывая пятно с репутации.

В результате проверок выяснилось, что врачи работают хорошо, лекарства хранятся верно и кормление пациентов налажено без нарушений. О чем и составили акт.

Естественно, про такую ерунду, как побег, в суматохе забыли. Куда и зачем сорвались психопаты, выяснять не стали. Все равно в правовом государстве ловить ихватать граждан без судебного решения не рекомендовалось. Даже Ельцин с Горбачевым спокойно ездили по развалинам Империи, ничего не опасаясь. Что тогда говорить о ни в чем не повинных придурках, на совести которых не было завалящей заварушки в Приднестровье. Не поминая уж Белый дом и Чечню.

Примерно так рассуждал главврач больницы, подписывая выписные эпикризы задним числом. И Скворцов-Степанов смотрел на него со старинной фотографии с одобрением. Короче говоря, беглых придурков выписали в день побега. По причине если не совсем полного выздоровления, то несомненного улучшения.

Лишь пациенты четвертого отделения, овладев интеграцией, вели себя беспокойно. Без ежедневных собраний им было неуютно и пусто. По инерции в холле вечерами кучковался народ. Но вождя не находилось, и психи грустили разобщенно, каждый о своем. Уравновешеннее всех себя вели шизофреники. Они монотонно пищали в пространство о переменах на четвертом отделении, обращаясь к кольцам Сатурна. Космос миролюбиво молчал в ответ, и им было уютно.

На второй день после исторического побега к ним подсел старик Потапыч. Дед тихонько кашлянул, незаметно привлекая внимание шизиков, и шепнул крайнему «связисту»:

— Я за тобой три дня наблюдаю.

Шизофреники продолжали многозначительно попискивать. Аксакал понимающе хмыкнул, покровительственно похлопав одного из них по колену:

— Вызываете? Не дойдет у вас сигнал, не дойдет. Точно говорю!

Пищание стало громче. Ближайший сосед Потапыча нервно отдернул ногу. Старик тут же среагировал:

— Ты не суетись. Все равно, кроме Потапыча, никто не поможет. Потапыч знает! Здесь в восьмидесятом один такой лежал. Так он репортажи с Олимпиады на другую галактику транслировал!

В тонком писке шизофреников появились гудящие нотки. Дедок хитро улыбнулся:

— Ага! Значит, договоримся! Как связь наладится, вы мне на Москву сеанс организуете, лады?

Проволочные усики-антенны опасливо качнулись. Путаница из проводов зашевелилась. Потапыч истолковал это как подписание договора о сотрудничестве. Он достал из кармана пухлый зеленый конверт и положил на колени ближнему шизику:

— Бери, не бойся. У меня еще много. Проект бюджета на шесть лет вперед. Сбросите на спикера Думы. Пусть утверждают смело!

Старик подмигнул, бодро поднимаясь с места. К установлению бесперебойного контакта со Вселенной он подошел со знанием дела. Собрав в кулак торчащие из шизофреников провода, он потащил образовавшийся кабель в сторону телевизора.

Головы в шлемах из проволоки качнулись следом, провожая его тревожными взглядами. Потапыч ловко прикрутил оголенные контакты на вилку телевизора и прицелился в темные жерла отверстий телевизионной розетки…

От прямого соединения с Госдумой и Андромедой под напряжением в двести двадцать вольт шизиков спас Семен Барыбин. От звучного подзатыльника аксакала снесло с ног. На весь холл зарокотал мощный бас санитара:

— Вот сволочь старая! Опять небось: «три дня наблюдал»?! До сих пор на кухне дыра в стене! — Семен перевел дух и заорал, все больше распаляясь: — Мы оттуда летчика! На самолете из торшера! С твоим письмом в ООН! Три дня вынимали!!!

Поворот обнаружился на второй день пути. Правда, не направо, а как раз наоборот — вниз. Группа ухнула по пояс. Вонь усилилась. Глухая ненависть к Артуру Александровичу тоже. Всем хотелось есть и на воздух. Чегевара вспомнил лагерное прошлое и вроде бы нечаянно потрогал бредущего впереди экстрасенса. За место скопления питательных веществ.