Сердца под октябрьским дождём - Дмитрий Ахметшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы торопимся, – сказал Хорь, стараясь скрыть сожаление, которое мгновенно нашло отражение на клоунских лицах, – извините.
Он пристально посмотрел на жену. Она была бледна.
– Да ведь?
Настойчивый вопрос пустил по её лицу трещины. Девушка несмело улыбнулась, ему и клоунам одновременно.
– Простите меня. Это всё свежий воздух. На меня он действует как шоколад на толстуху. А знаешь, наверное, ты был прав, когда говорил, что нам некуда торопиться. Мы вполне можем немного погулять.
– Уверена? – спросил Юра, а клоуны разразились аплодисментами. Жердей оттянул и отпустил лямки, что удерживали его штаны.
Она боится! Это знание лежало перед Юрием как на ладони. Быть может, они найдут пустую квартиру, но куда вероятнее – посторонних людей, которые знать не знают ни о каком Валентине. Или шутника, что будет приятно поражён тем, что ружьё, которое он давным-давно повесил на стену, вдруг выстрелило. Так или иначе, Алёна хотела узнать правду и в то же время смертельно боялась её.
Она не выдержала его взгляда, опустив глаза.
– Если я сейчас начну копаться в себе, тебе снова придётся взять меня за руку. И отвести куда нужно, потому что я-то ещё долго не в состоянии буду принять какое-то решение. Так что лучше сделай это сразу.
Юра исполнил эту просьбу с превеликим удовольствием.
Блог на livejournal.com. 17 апреля, 16:14. Тягости жизни тропической птицы на севере России.
…Чаще всего источником шума в доме была Чипса. Без неё я бы, наверное, свихнулся, слушая собственное дыхание и далёкие, как с другой стороны земли, голоса соседей. Это старый дом, и в нём, в отличие от картонных многоэтажных коробок, в том числе и той, в которой прошли моё детство и юность, отличная шумоизоляция.
Я никогда не запирал клетку, позволяя попугаю носиться по квартире. Чипса – умница. Она не собиралась бросаться грудью на стёкла, чего я втайне боялся. Зато любила ходить по подоконнику взад и вперёд и стучать клювом в окно, привлекая внимание голубей, прикорнувших на карнизах, и пролетающих мимо воробьёв, которые при виде столь необычной большой птицы сбивались с темпа, переставали махать крыльями и уходили в крутое пике.
Чипса – единственная птица, за которой я убирал с удовольствием, и, следовательно, единственная птица, которую я любил.
Когда я возвращался со смены, Чипса устраивалась у меня на правом плече и выбирала из волос мелкие листики, а зимой – склёвывала снежинки, вопя, словно корсар, который продырявил себе ступню, случайно выстрелив из пистолета. Когда я устраивался подремать после рабочей смены или же присаживался за кухонный столом с книгой, Чипса была тут как тут. Она то сидела у меня на голове, то, цокая коготками, ходила по холодильнику, сбрасывая на пол магнитики с цветными пластиковыми буквами (как и всё здесь, оставшиеся от прошлых жильцов), то игралась с каким-нибудь шнурком. Всяческие верёвки были страстью Чипсы. С ней я научился завязывать шнурки хитрым тройным узлом – такому позавидовал бы любой моряк.
Она обожала греметь на кухне грязной посудой и кататься на выдвижных ящиках. Иногда я закрывал глаза и представлял что не один. Мне чудились голоса взрослых и звонкий топот трёх девочек, что играли у себя в комнате в какую-то подвижную игру. Будто жизнь не умирала здесь. Будто я стал частью большого семейства.
Я предложил моей попугаичихе пойти немного пошуметь, но она сидела в клетке, нахохлившись, как мокрый голубь. Пластиковое колесо, которым она не пользовалась с тех пор, как получила возможность летать где вздумается, медленно поворачивалось вокруг своей оси. «У нас горе», – доложила она мне.
«Кто-то умер?» – спросил я. Это было нашим кодовым обменом словами, на который предполагался ответ: «Моя кормушка умерла. Там пусто!»
Но на этот раз она ответила по-другому.
«Чипса умер».
«Чипса не может умереть, – сказал я, просунув руку в дверцу и погладив попугая по голове. – Кроме того, ты же девочка и, судя по тому, как любишь всё блестящее и звонкое, еврейка! Ты должна говорить: «Ой, таки Чипса умирает с этого анекдота!»
Но Чипса ничего не ответила…
3.
Гулять в компании двух клоунов было по меньшей мере необычно. Они выглядели среди строгих домов и печального вида людей словно две рыжих лисы в курятнике. Они рассыпали направо и налево приманки: «Как дела?», «Как проходит ваш день?», «А что это за малютка? Хочешь шарик, детка?». Карлица с боевым кличем гонялась за котами и стреляла присосками из игрушечного пистолета по голубям; пыталась отдавить ноги особенно серьёзным господам, хотя с её весом это не особенно получалось. Она стремилась причинить неудобство всем и каждому. Брадобрей всё время шагал рядом и посмеивался, но Юрия не покидало ощущение, что он смотрит. Что глаза его не смеются, что они подмечают каждую, самую незначительную деталь, запоминают лицо каждого человека, что свернул с дороги чтобы избежать встречи с ними – а так делали многие. Очень многие.
Должно быть, от карнавала и его участников были сплошные проблемы, – думал он, потирая виски.
Потратив около двадцати минут на дорогу, они оказались в западной части городка (Юра скрупулезно отслеживал перемещения по карте), там, где озером пахло меньше всего. Это был тихий спальный квартал с неподвижными, потемневшими от смены сезонов берёзами и частными одно и двухэтажными домами, которые касались друг друга крышами. Вымощенная красным кирпичом с обитыми углами дорожка выглядела неважно: на днях на неё свалилось старое дерево, перегородив проезд, да так и осталось здесь лежать. Листья свернулись и осыпались, словно дохлые личинки. И ещё более неважно выглядела пустая песочница посреди одного для всех двора. Брошенный автомобиль с болтающейся на одной петле дверцей стоял на белых кирпичах. На крыше Хорь увидел солидную вмятину и сразу подумал о диких зверях, что, должно быть, частенько шатались по ночам здесь, на окраине, потроша мусорные баки на предмет лакомства. Возможно, какой-нибудь медведь принял «жигули» за банку консервов.
– Вот этот дом, – шёпотом сказал Брадобрей. Его лицо опустилось на один уровень с лицами супругов, а рот изогнулся. Было что-то плотоядное в этой ухмылке и в этом голосе.
Дом, на который показывал клоун, отличался от других разве что обшарпанным видом: отколотая тут и там штукатурка, грязные стёкла. Старики, сидящие на скамейках возле домов, и алкашня, торчащая возле пивного ларька, походили на деревянных истуканов, вырезанных мастером (в случае стариков), или же пациентами сумасшедшего дома (в случае алкоголиков).
При виде клоунов, улыбающихся и корчащих рожи, все они начали расползаться по домам. «Ничего себе, квартальчик», – пробормотал Юрий, вспоминая Купчино. Алёнка просто молча пялила глаза.
Они присели на лавку напротив нужного дома. Карлица, назвавшаяся Крапивой, достала пакетик семечек и предложила всем желающим.
– Взрослые должны были укатить на работу, – продолжал Брадобрей. Он смотрел на гараж на первом этаже дома. Есть внутри машина или нет, понять было нельзя. – А мальчишку не взяли. Его никогда никуда не берут. Маленький засранец наказан за то, что устраивал истерики на пустом месте.
Последнюю фразу он произнёс чужим голосом – наверное, голосом отца мальчугана, – а потом добродушно засмеялся, стряхивая с живота шелуху от семечек.
– Самое время для веселья, – сказала Крапива, высыпав в рот остатки семечек из кулька. Она повернулась и посмотрела на Алёну. – Идите вперёд. Нам нужно подготовить большой СЮРПРИЗ для маленького непослушного мальчика. Постучитесь в дверь и скажите что вы… ну, например, опросы проводите.
– А вы? – спросила Алёна, придвигаясь ближе к мужу.
– Нам он не откроет. Но мы будем тут как тут!
Её глаза фанатично блеснули.
– Идите! Не будем терять времени. Есть ещё множество малышей, которые недополучают радости и счастья.
Как во сне Юра встал и пошёл к двери. Как только он вышел из-под тени дуба, что нависал над скамейкой, солнце на миг ослепило его, а потом снова скрылось, на этот раз за крышей. Сзади послышались торопливые шаги – Алёна догнала его и пошла рядом. По её лицу ничего нельзя было прочитать.
Он поднялся на крыльцо и постучал. Потом позвонил в звонок, звук которого напомнил ему сигнал к началу урока в родной школе. С минуту было тихо, потом детский голос спросил: «Кто там?»
Мужчина хотел было повторить то, что сказала ему карлица, но вместо этого спросил, понизив голос:
– Как тебя зовут, мальчик?
– Фёдор.
– Привет, Фёдор. Здесь два клоуна. Можешь посмотреть в окно. Скажи, ты их знаешь?
Молчание. Потом голос сказал так тихо, что Юра едва расслышал:
– Не знаю никаких клоунов.
– Родители дома?
– Нет…
– Юр, – Алёна дотронулась до его шеи сзади, как часто бывало, когда она хотела привлечь его внимание. – Я не вижу их. Где они?