Паутина времени (СИ) - Татьяна Андреевна Бердникова

в отдалении еще одну «трубу» с живым изображением, - Это не телек, Паш. И не труба. Это нить!

- Нить? – его друг непонимающе нахмурился и завертел головой, пытаясь понять, из чего приятель сделал такой неожиданный вывод. Тот сумрачно кивнул.

- Нить времени. Большая, толстая нить времени… А мы с тобой угодили в паутину из этих нитей!

Пашка, серьезнея на глазах, замотал головой.

- Но паутина подразумевает хаос!..

- Нет! – Марк шагнул ближе к нити со спокойным течением времени, всматриваясь в нее, - У паука каждой ниточке отведено свое место, он придерживается строгой системы… Паук – это Райвен, а эти нити образуют паутину времени, которая плотно нас опутала. Как из нее выбраться – даже не спрашивай, понятия не имею.

- Погоди-погоди, - Пашка, искренне пытаясь уловить ход мыслей друга, чуть повернул голову вбок, - Если эти нити образуют паутину времени… То и мы должны были бы быть где-то на одной из этих движущихся картинок! А мы где?

Его спутник пожал плечами.

- А мы нигде, - безрадостно отозвался он, - Где-то в безвременье, должно быть, там, где может бывать лишь темпор… Кстати, по-моему, на всех нитях так или иначе присутствует наша башня. В смысле, замок.

- Не отвлекайся, - собеседник молодого человека вновь сдвинул брови, - Если такой умный, давай, продолжай рассуждать! Мы в нигде, в безвременье, и как нам покинуть это место? Как докричаться до Райва, чтобы вернул нас? Там, в нашем времени, на нашей нити, сейчас небось творится черти что! У Вольфа, конечно, есть автомат, но немцев пятеро… к тому же, там Тата и Райв, а они вообще не бойцы!

- Утихни, - заметив в голосе друга панические нотки, Марк предпочел прервать его и, склонив голову, заглянул под одну из нитей, окружающих их, - И не считай меня идиотом… но, по-моему, вон там есть дверь.

Пашка ощутимо оживился.

- Выход?

- Как знать, как знать… - его приятель тяжело вздохнул и, потерев подбородок, махнул рукой, - А, к черту. Нам терять уже, по-моему, нечего – пойдем, проверим дверку. Глядишь, да и выйдем в хоть какое-нибудь время.

…Дверь приблизилась ожидаемо быстро – безвременье скрадывало расстояние, делая его ничтожным, и парням хватило буквально пары шагов, чтобы оказаться рядом с ней. Они остановились, с любопытством озирая створку, делая для себя некоторые выводы, но не спеша делиться ими друг с другом.

Дверь была не слишком темной и не слишком светлой, навевала ассоциации с уютом и почему-то – бабушкиным домом, так и манила зайти, увидев уютный антураж… дверь была приоткрыта. Из-за нее лился мягкий свет, не особенно яркий, такой же уютный; внутри смутно ощущалась какая-то тень, снующая туда-сюда.

- Зайти? – шепнул Пашка, не решаясь сделать первый шаг. Друг шикнул на него и, аккуратно коснувшись ручки, потянул створку на себя, распахивая ее шире.

Стало видно помещение, скрываемое ей – не очень большая, действительно уютная комнатка с кроватью, столом и большим мольбертом на подставке. Кровать была не заправлена, на столе в беспорядке валялись тюбики красок и кисти, возле мольберта, чуть согнувшись, замер человек – художник, как раз выводящий очередную линию.

Услышав звук открывшейся двери, он отложил палитру и кисть и, не оборачиваясь, улыбнулся.

- Картина пока не готова, Райвен, ты рано, - мягким, располагающим голосом произнес он и, тотчас же усмехнувшись, покачал головой, - Извини, я все еще оперирую понятиями времени. Но тебе все-таки стоит… - он обернулся и, обнаружив двух незнакомых парней, ошарашенно замер, переводя взгляд с одного на другого. Лицо его постепенно темнело, откуда-то изнутри, портя и ожесточая мягкие черты, проступал гнев.

- Вы кто такие?! – художник резко шагнул вперед, сжимая кулаки, - Как попали в паутину?!

Друзья безмолвно переглянулись и, предпочитая пока хранить молчание, вновь уставились на собеседника, отмечая все новые и новые детали.

Белая рубашка, кое-где заляпанная краской, а кое-где – застарелыми пятнами крови. Жутковатого вида рана на голове, точно на виске – он не должен был бы так активно двигаться, ему бы следовало лежать где-то в реанимации. Штаны от военного мундира немецкой армии – точь-в-точь, как у Вольфганга! – спрятанные в высокие сапоги. Взлохмаченные, немного вьющиеся светлые волосы. Кисти… краски… солдат-художник…

- Ты – Фридрих? – Марк осторожно кашлянул, опасаясь не то ошибиться, не то обидеть нового знакомого. Пашка, ошарашенный догадкой друга ничуть не меньше, чем немец, перевел на первого недоумевающий взгляд.

- Но он же говорит по-русски!..

- Я говорю по-немецки, - огрызнулся раненный солдат и, окинув странных гостей еще одним испытующим взглядом, потребовал, - Отвечайте, кто такие и откуда вам известно мое имя!

- От Вольфганга, - теперь уже Пашка решил вступить в беседу, легко пожимая плечами, - Уговорил, с языками разберемся после. Наверняка это опять проделки Райва, а с ними…

Фридрих подался вперед, жадно и недоверчиво изучая его лицо.

- Ты знаешь Вольфганга? Знаешь Райвена?? Но как, как, откуда???

- Оттуда, - мрачновато отозвался Марк, - Не сочти за грубость… Фридрих, но, быть может, ты нас хоть войти пригласишь? Неудобно что-то болтать, стоя за дверью. Если впустишь нас – все объясним… в обмен на твои объяснения.

Немец немного помялся, но затем все-таки сделал приглашающий жест в комнату, отступая на шаг.

- Посадить мне вас некуда, - бросил он, занимая место у мольберта, - Угостить тоже нечем: здесь отсутствует голод, потому что голод – это привилегия времени. Также, как и жажда, как усталость, скука и прочие человеческие глупости.

Пашка фыркнул, скрещивая руки на груди.

- Говоришь так, будто ты не человек. Вот не знал, что быть темпором заразно! К слову, да, с этим мальчиком мы знакомы и в очень хороших отношениях. Ты, как я понимаю, тоже?

Фридрих чуть улыбнулся, опуская подбородок и, взяв со стола какую-то тряпку, принялся вытирать ею испачканные в краске руки.

- За годы, что я провел здесь, Райвен стал мне почти сыном, - негромко, но очень искренне произнес он, - Если вы знаете его, вы дружны с ним, значит, думаю, он говорил, какую сыграл со мной шутку? Райвен любит рассказывать о своих развлечениях.

- Да-да, - Марк чуть склонил голову набок, - Он говорил, Вольфганг говорил… мы тебя и узнали-то в основном благодаря ране. Он разве не может помочь ей вылечиться?

Художник равнодушно пожал плечами.

- Он в этом не видит