Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве - Юрий Сушко

– Все это чепуха! – Резко перебил ученого Гитлер. – Жид есть жид. Где есть один жид, там сразу собираются евреи всех мастей. И вы меня не переубедите! Мы обойдемся без ваших евреев!

На прощание Гитлер великодушно сообщил ученому мужу, что его самого от концентрационного лагеря спасает лишь преклонный возраст…

Берлинские власти, правда, не торопились удовлетворить прошение Эйнштейна о лишении гражданства. Добровольно отказаться от немецкого гражданства? Ну уж нет! Рейхстагом был спешно принят закон, согласно которому гражданство Германии отбиралось в порядке наказания всех «врагов рейха и немецкого народа». С лета 1933 года стали публиковаться особые «проскрипционные списки» тех, кто лишался гражданства великой Германии; Лион Фейхтвангер, Генрих Манн, Йоханнес Бехер, Альберт Эйнштейн…

Это мы лишаем вас гражданства, герр профессор! Вы его недостойны!

В Штатах Эйнштейн с готовностью откликнулся на предложение бойкой корреспондентки газеты «Нью-Йорк Уорлдтелеграм» Эвелин Сили прокомментировать события в Германии:

«Пока у меня есть возможность, я буду пребывать только в такой стране, в которой господствуют политическая свобода, толерантность и равенство всех перед законом. Политическая свобода означает возможность устного и письменного изложения своих убеждений, толерантность – внимание к убеждениям каждого индивидуума. В настоящее время эти условия в Германии не соблюдаются. Там как раз преследуются те, кто в международном понимании имеет самые высокие заслуги, в том числе ведущие деятели культуры и искусства. Как любой индивидуум, психически заболеть может каждая общественная организация, особенно когда жизнь в стране становится невыносимой. Другие народы должны помогать выстоять, противостоять такой болезни. Я надеюсь, что и в Германию скоро вернется здоровая атмосфера, и великих немцев, таких, как Кант и Гете, люди будут не только чествовать в дни редких праздников и юбилеев, но в общественную жизнь и сознание каждого гражданина проникнут основополагающие идеи этих гениев».

Нью-йоркское интервью было перепечатано ведущими мировыми изданиями. Эйнштейна напрасно считали наивным гением. Он гораздо быстрее многих политиков понял, что ожидает Веймарскую республику в будущем. Да и весь мир тоже.

А пока друг Чаплин с киноэкранов еще беззаботно потешался над Гитлером. Он говорил: «Его приветственный жест откинутой назад от плеча рукой с повернутой кверху ладонью всегда вызывал у меня желание положить на эту длань поднос с грязными тарелками. «Да он полоумный», – думал я…»

Но вот и Чарли прозрел: «Когда Эйнштейн и Томас Манн были вынуждены покинуть Германию, лицо Гитлера уже казалось мне не комичным, а страшным…»

Нацистов выводили из себя антифашистские заявления Эйнштейна. Геббельс развернул широкую кампанию с прямым призывом «Убить Эйнштейна!». За голову ученого была объявлена награда: пятьдесят тысяч марок. Эйнштейн, посмеиваясь, говорил друзьям: «А я и не подозревал, что моя голова стоит так дорого». В Германии его имя уже сделали синонимом предательства.

Прусской академии был предъявлен ультиматум: немедленно исключить Эйнштейна из своего состава. Однако академик умудрился всех перехитрить и загодя отправил свое заявление о выходе из академии:

«Господствующие в Германии в настоящее время порядки вынуждают меня сложить с себя обязанности члена Прусской академии наук. Академия в течение 19 лет давала мне возможность быть свободным от любых профессиональных обязанностей и целиком посвятить себя научной работе. Я знаю, насколько велика должна быть моя благодарность за это. С сожалением покидаю ваш круг творческих и прекрасных человеческих отношений, которыми я, будучи вашим членом, столь долгое время наслаждался».

Одновременно Эйнштейн обратился с открытым письмом в Международную лигу борьбы с антисемитизмом, в котором подчеркивал: «Акты грубого насилия и подавления, направленные против всех людей, свободных духом, а также против евреев, эти акты, которые происходили и происходят в Германии, разбудили, к счастью, совесть тех, кто остался верен идеям гуманизма и политической свободы».

Тут же последовал ответный ход. Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Геббельс объявил о начале общегерманской антиеврейской акции: «Мы часто поступали в отношении мирового еврейства милостиво, чего они вовсе не заслуживали. И какова же благодарность евреев? У нас в стране они каются, а за границей раздувают лживую пропаганду о «немецких зверствах», которая даже превосходит антинемецкую кампанию во время мировой войны. Евреи в Германии могут благодарить таких перебежчиков, как Эйнштейн, за то, что они теперь полностью законно и легально призваны к ответу!»

Закончив курс лекций в Калифорнии, Эйнштейн вернулся в Европу. Решил передохнуть, оглядеться и все-таки понять, что же ему делать дальше. В раздумьях о своей будущей судьбе Эйнштейн отправился в турне по городам Европы. Выступил с лекциями в Брюсселе, Цюрихе, Глазго. В английском порту, заполняя иммиграционную карточку, в графе «профессия», Эйнштейн, недолго думая, черкнул – «профессор», в в графе «национальность» скромно указал – «швейцарец».

(Напомню, еще в 1896 году 17-летний Эйнштейн решил перестать быть немцем, перебравшись в Швейцарию. Тогда ему удалось решить все вопросы за пять минут и три марки. Все годы учебы в политехникуме он обходился без всякого гражданства. В 1901-м, уплатив 1000 марок, стал швейцарским гражданином. Позже ученому пришлось некоторое время побыть австрийцем. Полтора года – с апреля 1911-го по октябрь 1912 года – Эйнштейн работал профессором в Немецком университете Праги. Чтобы выполнить формальности, на этот период он получил гражданство Австро-Венгерской империи. После переселения в Берлин и получения звания академика Прусской академии наук ученому вновь вернулось «почетное немецкое гражданство», и с ним он без проблем путешествовал по миру. Даже Нобелевскую премию Эйнштейну вручали именно как немецкому физику.

Стало быть, Альберт Эйнштейн был австрийцем полтора года, американцем – 15 лет, немцем – 36 лет и швейцарцем 54 года. И всю сознательную жизнь он ощущал себя евреем. Но в то же время утверждал: «Я никогда по-настоящему не принадлежал ни к какой общности, будь то страна, государство, круг моих друзей и даже моя семья. Я всегда воспринимал эти связи как нечто не вполне мое, как постороннее, и мое желание уйти в себя с возрастом все усиливалось».)

Он обожал малые, уютные страны – Голландию, Бельгию, Швейцарию, которые, казалось, Богом были созданы для безмятежной жизни. Взвесив различные варианты, он принял приглашение бельгийской королевской четы провести какое-то время на живописном фламандском побережье. С королем Альбертом и его супругой Элизабет Эйнштейна связывали весьма добрые и неформальные отношения.