Сети Госпожи ужаса - Дмитрий Чайка

жили там с незапамятных времен, придя из Ханаана вместе с захватчиками. Часть из них, племя иври, откочевало на Синай. Чужакам не понравилось гнуть спину на стройке Пер-Рамзеса[18].

Множество кварталов, отделяющих живущих там непреодолимой пропастью от всех остальных, посвящены богам. Есть район Амона, район Птаха, Сета, Хатор, богини-кобры Уаджит и даже район, посвященный Атуму, богу-создателю сущего. И лишь один район, населенный иностранцами, назывался Пер-Джару, «место, где живут чужаки». Отдельного бога у египтян для него не нашлось, а называть его в честь Баала, Решефа и Аштарт никто не захотел. Много чести варварским божкам.

Надо сказать, в Пер-Рамзесе Рапану нравилось. У его отца был здесь свой дом, и после некоторых усилий, связанных с перемещением в закрома одного писца груза фиников и вина, он стал принадлежать его наследнику. Старый слуга все еще следил здесь за порядком. В Пер-Джару трудились тысячи купцов и ремесленников, а некоторые семьи жили тут столетиями, так и не став египтянами. Египтянином нельзя стать. Им можно только родиться, в качестве особенной милости богов.

Рапану брел по мощеной улочке вздыхая. Совсем скоро наступит Время Жары, когда лютое солнце иссушит всю зелень, превратив Египет в желто-серую пустошь. Он ненавидел это время и всегда старался убраться отсюда подальше. И, как случается в такие моменты, хорошая мысль озарила его светлую голову.

— Гишу! — позвал он слугу-хананея. — Вина мне принеси.

— Может, пива, господин? — укоризненно посмотрел на него старик. — Утро на дворе. Пиво свежее есть.

— Ненавижу эту мутную бурду, — поморщился Рапану. — Вина из фиников дай!

Кувшин кисловатого вина слегка примирил его с действительностью. Изрядно выпив, он рассудил трезво.

— Как говорит господин, надо сделать им предложение, от которого они не смогут отказаться. И мне, кажется, я знаю, что им можно предложить…

Дворцовый квартал огромен[19]. Он окружен отдельной стеной, а внутри него стоят храмы и казармы, канцелярия чати и архивы, пивоварни и пекарни, кладовые с сокровищами и жилье для сотен слуг. Здесь высажены сады, и выкопаны искусственные озера. Корабли причаливают к отдельной пристани, которую охраняют меджаи, лучники-нубийцы. Это город в городе, со своей властью и со своими законами. Люди рождаются и умирают во дворце, никогда не покидая его пределов.

Рапану робко шел за раздувающимся от важности писцом и разглядывал золотую и бирюзовую плитку, которой были облицованы стены. Разглядывал гигантские портики, которые держали колонны в виде лотосов. Они окружали храмы Ра и Сета, которому особенно поклонялась царственная семья. Сады, в которых благоухали ханаанские розы, били в глаза яркими багровыми пятнами. Здесь не бывает засухи. Вода подается во дворец по специальным каналам, а молчаливые слуги польют каждый цветок, который будет радовать своей красотой и его величество, и его многочисленных жен, которые живут тут же, в Доме Уединения. Слухи ходят, что во дворец горячая вода подается по медным трубам, обогревая ванны из алебастра, а уходит по трубам из обожженной глины. Вентили же, что запирают воду, сделаны из чистого серебра. В общем, пока Рапану добрался до канцелярии чати, великого визиря Страны Возлюбленной, то у него уже голова кружилась от увиденной роскоши. А от взглядов каменных сфинксов, сквозь строй которых он прошел, у него и вовсе чесалась кожа. Он уже и не рад был, что явился сюда. И лишь подарки, розданные нескольким разным людям, каждый из которых поднимал его на следующую ступень вверх, не позволяли ему развернуться и убежать со всех ног. Стеклянной посуды и серебряных кубков было жалко до ужаса.

— Тут жди, — писец остановился вдруг перед огромной резной дверью, потемневшей от времени. — Как обращаться к величайшему, знаешь?

— Знаю, — проглотил слюну Рапану. — Мне уже объяснили.

— Смотри, — фыркнул писец. — Если сильно напутаешь, поротой шкурой можешь не отделаться. Не вздумай без разрешения приблизиться к сиятельному. Дома и товаров лишишься, чужеземец.

— Да, господин, — покорно кивнул Рапану.

Ему уже рассказали о строгости здешних правил. Он разделся, оставшись в одной набедренной повязке, и снял сандалии. Войти в одежде нельзя, он должен показать свое ничтожество перед лицом второго человека Египта. Подношения он передаст через слуг. Чати никогда не возьмет что-либо из рук чужеземца. Это чудовищное унижение для особы такого ранга.

— Заходи, — сказал писец через четверть часа, когда слуга показал нос из-за двери.

— Да будет жив, невредим и здоров великий чати! Славься, слуга Гора! Я — прах у ног твоих, — отчетливо произнес Рапану, согнувшись в поясе и прижав руки к груди. Он замрет в этой позе на несколько мгновений, разглядывая каменные плиты пола. Пристально на чати не смотреть! Не смотреть!

— Господин наш чати вопрошает, почему ничтожный не пал ниц перед его величием? — услышал Рапану голос специального глашатая.

— Ничтожный служит своему царю, который не является сыном живого бога, — смиренно ответил Рапану. — Я царский тамкар из знатной семьи, а мой господин — повелитель Угарита, Трои, Милаванды, Энгоми и многих других земель. Падать ниц перед великим — урон чести моего господина.

— Ты не будешь наказан за свою дерзость, — услышал Рапану после небольшой паузы. — Тебе дозволено остаться стоять. Тебе дозволено передать подношения.

— Да, величайший, — еще раз склонился Рапану, а давешний писец подошел с поклонами и передал слугам визиря несколько серебряных чаш и великолепный железный кинжал с рукоятью, украшенной камнями.

— Господин наш чати вопрошает, — вновь услышал Рапану. — Из каких земель привезен этот кинжал?

— Он изготовлен в мастерских моего господина, о Правитель Шести Великих Домов, — ответил Рапану, не поднимая глаз.

— Господин благосклонно принимает твои дары, купец и вопрошает: неужели город Энгоми в очередной раз взят шайкой разбойников?

— Город Энгоми покорился царю Энею, моему государю, величайший, — ответил Рапану. — А прямо сейчас господин осаждает город Китион. Взяв его, он пойдет на Пафос, где засели тысячи морских разбойников.

— Господин наш чати вопрошает, — произнес глашатай. — Не тот ли это царек Сифноса, чьи корабли из милости получают зерно Земли Возлюбленной?

— Мой господин — повелитель и Сифноса тоже, — ответил Рапану, молча проглотив оскорбление. — И многих других островов.

— Чего хочет твой господин? — спросил глашатай, пропустив обычную титулатуру, от которой у Рапану уже сводило скулы.

— Мой господин хочет порядка на море, о великий чати, — ответил купец. — Он без всякой жалости истребляет разбойников в своих водах. А теперь вот бьет их на Кипре. Этот остров будет процветать под его рукой.

— Говори то, зачем пришел сюда, чужеземец, — сказали ему. — Наши писцы позже побеседуют с тобой, и ты расскажешь подробности. Мы наслышаны о царьке, взявшемся из ниоткуда. Господин наш чати благосклонно взирает на те