Алька. Технилище - Алек Владимирович Рейн

– Так он три дня назад в отпуск ушёл.

– Отвезёте нас на берег?

– Конечно, отвезу, не зимовать же вам тут.

– Сколько?

– Десяточки хватит.

– А Колька за семь довёз.

– Так что, Кольку ждать будете?

– Не будем, согласны за чирик.

Забросали свои мешки в лодку, посадили девчонок, парни по старой традиции пописали на угли костра, часть села в лодку, последний спихнул её в воду, запрыгнул сам, всё, поход окончен.

Через полтора часа уже летели в «Комете». В Петрозаводске доехали до вокзала, взяли билеты на вечерний поезд, купили поесть, выпить, часов в двенадцать следующего дня были в Москве.

***

Через пару недель по приезду главный наш походный организатор сообщил, что мы все должны участвовать в слёте походников по местам боевой и трудовой славы советского народа, отмазаться было нельзя – райком профинансировал прокат и частично дорогу. Происходило это действо в районном спортлагере «Дзержинец» и включало уйму каких-то соревнований: пилили в овраге деревья и вытаскивали их наверх, ставили палатки, носили «раненых», стреляли из духовушек по воздушным шарам, играли в баскетбол, волейбол и футбол, ходили по канату над ручьём и бегали кросс. Мы по результатам были где-то в середине, но не печалились, как известно, главное – участие. Потом нам не повезло с жеребьёвкой, нам по жребию выпал самый глубокий участок оврага, из которого мы вытаскивали спиленное дерево, на этом этапе практически безнадёжно отстали. Со стрельбой тоже не покатило: стреляем, а шары частично лопаются, частично нет, оспорили свои непопадания. И в самом деле, оказалось, что часть шаров, простреленных насквозь, не лопались, а медленно сдувались. Снятые баллы нам вернули, но пока разбирались, время ушло. Не суть – побегали на свежем воздухе, порезвились, когда ещё так придётся?

На третий день с утра каждая группа рассказывала, как они шли по следам героев-красноармейцев, и представляла стенды с фотографиями мест героических событий, мы тоже наврали что-то, и стенд наш был не хуже, в Петрозаводске нащёлкались много на фоне дотов, дзотов, блиндажей и укреплений.

Единственное, где не участвовали, – это в концерте – я подвёл, не позволяла моя техника игры на гитаре перед широкой аудиторией, не хотелось позориться, тем более что там были парни с такой техникой игры – мама не горюй. А не беда, за дружеским ужином нам тоже сладкий пирог достался. Ну и выпили, конечно.

В целом хорошо расслабились.

***

До начала учёбы оставалась неделя, а мне уже хотелось нырнуть в эту среду, третий курс – это уже почти студент. В Технилище существовала такая традиция: студентов первого курса называли козерогами, студент второго курса получал звание унтеркозерога, третьего – оберкозерога и лишь на четвёртом студента в своём кругу именовали студентом. Как бы дедовщинка присутствовала, но так как каких-либо жёстких форм она не принимала, студенчество в эту игру играло с удовольствием. Запомнилась мне такая сценка, которую я увидел однажды на перемене: в кипящей толпе розовощёких пацанов и девчонок явно первого курса, которые бестолково мечутся по коридору, не разобравшись ещё в сложной системе переходов института, протискиваются два парня постарше, явно недовольные всей этой суетой, один из них говорит:

– Не успеем, народ в буфет набежит, давай дави козерогов, – и подталкивает приятеля чуть вперёд, тот наталкивается на идущего впереди студента явно старшего курса. Не поворачиваясь, он густым баском говорит:

– Оборзел, козерожина, на дипломника прёшь.

Нас, вечерников, вся эта веселуха не касалась, но мне было интересно всё, что касалось вуза, – традиции, байки.

***

Семья моей сестры опять прилетела в отпуск из Японии, мы с Милкой и Мишкой перебралась снова к тёще с тестем. Однажды, недели через три нашего проживания, произошёл у меня с тёщей конфликт.

Произошло это, как часто бывает, на почве разных взглядов на воспитание детей. Мишаня наш, не желавший вечером укладываться спать, бузил: стоял в детской кроватке, ухватившись двумя руками за вертикальные планки, тряс и раскачивал кровать и орал басом. Кричал без слёз, явно пробивая нас на слабо, мы же, наслушавшись всяких теоретиков и начитавшись брошюр по воспитанию детей, сидели с Милкой рядом и с интересом наблюдали, выдержит ли кровать его мощный напор. Сидели молча, иногда шептались, но вдруг дверь открылась, в комнату влетела тёща и заорала:

– Прекратите нервы ребёнку портить, возьмите его на руки и успокойте.

Время было не позднее, было ясно, что спать ещё никто ни собирается, и я ответил:

– Лидия Ивановна! У Вас было время воспитать своих детей, дайте нам тоже возможность воспитать своего сына, как мы полагаем нужным.

Но тёща не готова была вступать со мной ни в какие дискуссии и заявила:

– А ты, милый мой, вообще рот закрой, пока у меня живёшь.

Тут сказать мне было нечего, и действительно, я жил у тёщи, что ж оставалось делать – молчать, раз велели молчать. Поэтому я молча встал, взял тёщу за руку в районе предплечья и плавно выдвинул её из комнаты, после чего закрыл дверь. Надо сказать, что тёща моя была женщиной рослой и физически весьма крепкой и пыталась, как потом выяснилось, сопротивляться, но, находясь в раже, я, признаться, этого не заметил. В момент, когда дверь вошла в дверной проём, раздался пугающий вопль, какой, наверно, бывает, когда человека переезжает трамвай, и затем тёща истошно закричала:

– Витя, Витя! Твою жену изуродовали, а ты сидишь.

Я, признаться, похолодел, стою и думаю: неужели придётся с тестем драться? Не пришлось, тесть на счастье был трезв, впрочем, хотя он и пил в те годы запойно, был мужик весьма неглупый, я услышал, как он глухо произнёс:

– Я тебе говорил: не лезь к ним, – вот и получила.

Тёща что-то громко кричала из-за двери мне или нам, не помню, потом ушла в свою комнату и что-то доказывала деду. Миха, видно, увидев всю эту историю, счёл за благо завалиться спать, я предложил Милке завтра же съехать к нам в «Огонёк», разместимся как-нибудь, она меня еле отговорила.

Возвращаясь после работы, чувствовал себя не в своей тарелке, думал – только бы Милка дверь открыла – не свезло, отнюдь. Дверь открыла тёща и стала, мелко суетясь, помогать мне раздеться, принесла тапочки, от всего этого я испытывал ещё большую неловкость, было невмоготу, просто не знал, куда мне деться. Переоделся в домашнее, вышел из ванной комнаты – глядь, тёща ждала меня на пороге и приглашает ужинать, пытался увильнуть, но не тут-то было, меня чуть не под руки спровадили на кухню и кормили только