Цепные псы одинаковы - Иней Олненн

Он захлопнул книгу и потянулся за посохом.

— Ну… это… — Ян следил за его рукой, потихоньку отступая к двери, и никак не мог вспомнить, что такое одда-отунг, да что там, сейчас он не вспомнил бы, что является Высоким Янгаром, сказал бы кто — сам бы удивился…

— Я знаю, что такое отунг, — сказал Ян, хотя и не очень рассчитывал, что дед его похвалит.

Дед и не похвалил.

— Еще бы ты не знал, — проскрежетал он, поднимаясь с лавки.

Ян думал, влетит ему сейчас, уж больно крут на расправу был дед, но вместо этого получил вот что:

— Стало быть, пора тебе сесть за книги.

Ян с тоской поглядел на резной сундук, что стоял в темном углу. Сундук был не большой, и лежали в нем шесть таких же увесистых книг в деревянном окладе, какую только что дед читал. Не то чтобы Ян учиться не любил, новое и неведомое всегда манило его, но не умел он подолгу сидеть на одном месте, да и дел у него сейчас было невпроворот. Но с дедом спорить было опасно. Он и не стал.

Видя, как Ян еле слышно вздохнул и склонил согласно голову, старый готтар усмехнулся в бороду и сказал:

— А теперь послушай про это перо, ибо решение принять надо тебе и сделать это надо сейчас.

Ян нахмурился, не по себе ему стало. Он прислонился к косяку и сложил руки на груди, приготовясь слушать.

— Далеко отсюда, в самом сердце Соль-озера растет из воды островок. Не велик он и не мал, и люди там не живут. А потому люди там не живут, что не дозволено им это.

— Кем не дозволено?

Старик говорил степенно, будто сказку сказывал, и Ян невольно заслушался.

— Не встревай, — дед пригрозил ему посохом и дальше говорит:

— Заповедное то место, растут там липы медвяные, и когда они цветут, аромат долетает до самых берегов, и тогда люди говорят: "Середина лета минула". Никогда на том островке не проливалась кровь — ни человечья, ни звериная, ничья. Имя того островка — Рох.

— Да что ж в нем такого особого? — опять не выдержал и перебил Ян. — Духи там обитают, что ль?

Старик сердито стукнул посохом об пол.

— Получишь ты сейчас на орехи, Ян Серебряк! За то, что память у тебя никуда не годная! На острове Рох запрещены поединки, ибо это земля согласия, и потому тот, кто нам прислал знак, и выбрал его.

Ян хотел спросить "зачем?", вернее, "для чего?", но побоялся, что дед совсем разъярится, а потому промолчал. Но мудрый готтар и без того понял, что Ян так ничего и не сообразил, и смилостивился:

— Давным-давно, когда впервые люди остались сами по себе, собрались они на большой отунг, чтобы решить, кому где жить. То был великий сход всех племен, и перед его началом люди поклялись, что всякий спор будет решен миром, и клятву сдержали: земля острова Рох так и не познала вкус крови. Эта клятва сильна и теперь. Поэтому тот, кто выбрал остров для большого схода, поступил мудро.

— Кто же это? — спросил Ян.

— Поедешь туда и узнаешь, — был ему ответ.

Ингерд седлал коня в дорогу и думал. Ехать решили в ночь, он, Ян, Рискьёв и Хелскьяр, а вместо себя Ян оставил рассудительного Хёгала. Никто не знал, чьим именем собирается одда-отунг, но о чем пойдет речь — догадывались. Дела нынче творились такие, что каждый полагался сам на себя, доверие было не в ходу, но и в спину пока еще не стреляли. Что бы ни решили на отунге, по-прежнему жить уже будет нельзя, многое меняется, когда поговоришь с врагом и в глаза ему посмотришь. Обо всем этом думал Ингерд, изобретая способ, которым разделается с Рунаром. Волки, черные, как угли, лежали неподалеку в траве, чутко прислушиваясь ко всяким шорохам.

Ингерд взнуздал жеребца, а тут и знахарь подходит, дорожный мешок с едой и запасной одеждой приносит. Тревожился знахарь, разгадавший тайные помыслы чужака, знавший, сколько в нем накопилось ненависти, ему только и оставалось ждать, кто выйдет победителем — Рунар ли, Ингерд ли, и какие беды они вдвоем натворят… Страшно ему было.

— Не вздумай на отунге бой учинить, — сказал знахарь.

Ингерд вздрогнул, и глаза его опасно сузились.

— Это почему же? — спрашивает он.

Признаться, именно на отунге он и собирался свести счеты с Рунаром.

— Нарушишь древние клятвы — поплатятся все, — знахарь ловко приладил мешок к седлу. — Не навлеки беду, Волк. Людям ни к чему страдать из-за тебя.

Ингерд скрипнул зубами и вскочил в седло. Волки были уже на ногах и поглядывали то на Ингерда, то на знахаря.

— Ингерд! — знахарь впервые позвал его по имени.

Ингерд натянул поводья и обернулся. Знахарь стоял перед ним — невысокий, щуплый, ветер колыхал полы старенького плаща, укрывающего поникшие плечи, а заходящее солнце безжалостно высвечивало все его уродства.

— Возвращайся, сынок, — тихо сказал он и начертил впереди себя знак, оберегающий от несчастий.

Ингерд почувствовал, как перехватило горло, и не смог ничего ответить, только склонился низко, потом развернул коня, и волки ринулись за ним в сгущающуюся темень. Он не знал, вернется ли.

До становища конь донес его быстро. У сторожевой башни уже ждали Ян, Хелскьяр и Рискьёв. Все трое были в крепкой дорожной одежде и с оружием.

— Добро, — сказал Ян, оглядывая всех. — Через три дня нам надо быть у Соль-озера. Опоздаем — вернемся несолоно хлебавши.

И он подстегнул коня. Хелскьяр и Рискьёв обернулись на свое становище, словно просили у родной земли силы и защиты. С неспокойным сердцем уезжали они, не видя пути, который привел бы их к цели. Единственной их надеждой был Ян, он-то знал, чего хотел. Со вздохом они направили коней вслед за ним. Ян был Высоким Янгаром, его слушались, ему доверяли.

Ян спешил. Он ни за что не хотел опоздать на большой отунг, ибо, если верны его расчеты и не пусты предчувствия, у Соколиного племени будет надежда выжить, об этом все заботы Яна. А потому конь его летел в ночь, Ингерд не отставал, по бокам, своими путями, молодые волки, и последними — Рискьёв и Хелскьяр. Они знали, что никто не смеет остановить их, ведь с ними знак красного пера, этот знак обязаны были пропустить все, через любые земли, поэтому дорога не стала длинной.

Когда совсем затемнелось, впереди поехал Ингерд, видевший в темноте лучше всех. Его волки незримо и неслышно бежали где-то рядом, время от времени заворачивая далеко в лес. Ингерд переговаривался с ними на своем языке, и вместе они выбирали дорогу.

Ночь отмерила середину, когда Ингерд привстал в седле и поднял руку. Всадники остановились.

— Волки говорят — впереди большая круча, — сказал он, — а внизу — стремнина. Слышите?

Соколы прислушались. Они были птицами, и слух у них был хороший. Где-то шумела вода. Ян кивнул.