Этажи - Сергей Коростелев

там было бы очень больно!), потом оказался в низине и только тогда немного успокоился, перешел на шаг. С замиранием сердца я всматривался в каждого прохожего (их было совсем немного), уже спешившего в выходной по каким-то делам, всё надеясь увидеть за поворотом, различить где-то в величавых темно-зеленых зарослях родное, любимое лицо, знакомую походку…

Удивительно, но чутье меня не подвело: я действительно его встретил. Он явно торопился, его внешний вид выдавал лишь недавно состоявшееся пробуждение от тяжелого сна; он выглядел разбитым, смущенным, и глаза его смотрели растерянно и виновато. Мы шли навстречу друг другу, и между нами случилась немая сцена. Я хотел было что-то сказать, а он молчал, очевидно ожидая от меня приступа гнева, криков, скандала – я чувствовал, как он беззащитен, как легко мне его в этот момент ранить, чего я совершенно не желал. И я не стал ничего говорить, а просто обнял его – кинулся ему на шею. Увы, жест этот получился во многом театральным – как будто мы снимались в дешево-сентиментальном кино, – и всё же в нем что-то было. Никаких слов не требовалось: главное, папа пришел.

*      *      *      *      *

Дедушка любил прилечь в моей комнате – почитать «книжонку». А я любил за ним следить. Впоследствии я побывал на дедушкином месте, когда некоторое время (было это несколько лет назад) в съемной квартире со мной жила кошка – эта маленькая несносная когтистая чертовка также постоянно выслеживала меня, подстерегая за каждым углом… Воистину всё в этом мире возвращается – пусть мы не всегда замечаем это, пусть порой в диковинных формах, – подчиняясь законам метафизического круговорота!

Так вот, как только дедушка устраивался поудобнее, я затихал, прекращая все свои игры – наклевывалась игра куда более интересная! Еле сдерживая озорной смех, я крался по коридору вроде бы совсем бесшумно. Дедушка покашливал и шелестел страницами – и совершенно, как мне казалось, меня не слышал. Осторожно заглядывая в комнату, я замирал у дверного проема – долго выведывал обстановку. Потом, затаив дыхание, я приступал к самому опасному участку пути – перед тем как пробраться в комнату, опускался на пол и передвигался уже ползком, словно червячок, или индеец, или, лучше, тот самый крадущийся котенок. Неспешно я подползал к самой кровати – дедушка по-прежнему меня как будто не замечал. И вдруг он резко отрывался от книги и, смотря поверх очков, с шутливой строгостью произносил: «Ах ты разбойник!» И с довольным поросячьим визгом, разоблаченный, я убегал восвояси.

Но это отнюдь не значило, что игра закончена. Мне казалось, что теперь-то дедушка уж точно не ждет подвоха и мне удастся застичь его врасплох. И я тут же начинал вторую вылазку, которая ничем не отличалась от предыдущей: «Ах ты разбойник!» – звучало в конце. А потом еще и еще, всё с тем же результатом. Конечно, дедушке надоедало мне подыгрывать, но я не унимался. Дети ведь никогда не знают меры. И так упоительно было приводить в порядок захолонувшее было сердце!

Всё в точности повторялось, только когда я вновь оказывался на подступах к кровати (ближе подбираться было уже вроде некуда), дедушка – внезапно! – никак на меня не реагировал… Дедушка мирно спал.

27 августа, вторник

Лет пятнадцать назад мы проводили лето в загородном доме. И вот мне приснилось, будто, поборов стрелу времени, я совершил невозможное и вернулся в прошлое – я, человек нынешнего года.

Был чудный, умиротворяющий летний вечер. Мои родные суетились на участке, занятые в основном тем, что относили в дом посуду после позднего ужина на веранде. Всё было так странно, и я боялся подойти к ним, а в первую очередь – к самому себе. Я прошлый и я настоящий – мы не могли, не должны были встретиться! Ведь что случилось бы, если бы это произошло – а вдруг вся Вселенная покатилась бы в тартарары?!

Я появился в дальнем углу участка и, замаскировавшись в сумерках у глухого забора, оставался незамеченным. Вскоре мои родные окончательно переместились в дом, и я всё же решился осторожно проследовать за ними.

Наш двухэтажный дом не был тесным и в реальности – в нем было несколько довольно больших, просторных комнат. Во сне же он и вовсе преобразился – вытянулся, как башня, и количество этажей увеличилось как минимум втрое.

На последнем – не знаю уж, каком по счету – ярко горел свет. Я взбирался туда довольно долго – и вот, поднявшись, обнаружил отца. Он сидел на полу и чем-то увлеченно занимался – то ли собирал или разбирал, то ли сортировал что-то. Я заговорил с ним, но он был настолько погружен в свое дело, что почти не поднимал глаз и даже не обращал на меня особого внимания. Оно и понятно: он думал, что это обычный вечер, обычный я, и, видя меня только периферическим зрением, к появлению моему отнесся буднично. Лицо его было довольным и одухотворенным – отец хитро́ улыбался, как будто задумал что-то интересненькое или перебирал в памяти приятные моменты.

Я сказал ему, что это я, но я из будущего: я явился сюда из такого-то года, чтобы рассказать родным, что случится через десять… двенадцать… четырнадцать лет. Тогда отец наконец посмотрел на меня – пристально, немного недоуменно, но без всякого страха и по-доброму. Его губы пошевелились, он собирался мне что-то сказать.

Через мгновение должно было произойти нечто невообразимое: бездна – разверзнуться, а бесконечный космос – открыть мне свою Тайну. Что ответил бы мне отец? Как отреагировал бы на то, что его сын внезапно постарел на пятнадцать лет и объявил себя посланником грядущего? Да и что сказал бы ему я?

Всё было почти точь-в-точь как в том сне, в котором я умчался к Богу, и снова – та же напасть: в кульминационный момент – сон оборвался.

Недавно мне сказали, будто ученые увидели необратимость времени на квантовом уровне. Это известие расстроило меня, и всё же до сих пор мне часто снится, что время остановилось. И я навсегда остался, к примеру, в конце февраля 2009-го – в те дни, когда я был молодым, беззаботным, счастливым. И что такими же молодыми и счастливыми остались все мои родные и близкие. И что я никогда не увижу того, что произошло за эти годы. И что жестокое, мрачное будущее никогда не наступит.

Пробуждение. Я лежу и думаю о том, как обидно, что, как и от снов, от могучего полотнища прошлого нам достаются лишь жалкие лоскуты, выдранные непонятно по какому принципу. Я давно бьюсь над загадкой, почему именно эти (а не другие) обрывки воспоминаний живут в моей памяти.