Севастопольская страда - Евгений Александрович Белогорский

своей поездки командующий смог понять планы противника, то его помощнику открыли факты несколько противоположного характера.

О них, он рассказал Рокоссовскому в беседе тет-а-тет, которая состоялась по личной просьбе Казакова, сразу по возвращению в штаб генерала Петрова.

— Думаю, товарищ командующий, фронту не придется отказываться от поставок боеприпасов в пользу Севастополя, а также просит маршала Буденного поделиться зенитной артиллерией, — огорошил Рокоссовского своим открытием Казаков. — Вы будите, удивлены, но снаряды, мины, патроны и зенитки имелись в необходимом количестве в крепостном арсенале до октября сорок первого года, пока по приказу комфлота Октябрьского не были вывезены в Поти, где благополучно прибывают поныне.

— Откуда у вас эти сведения и насколько они достоверны?! — насторожился Рокоссовский.

— Во время посещения 35-й батареи у меня состоялся разговор с майором Широкиным Александром Борисовичем. Он и рассказал мне много интересных фактов, которые по моей просьбе были отражены им в письменной форме — Казаков тронул карман кителя.

— Бумагу у нас каждый писать умеет, а что этот майор Широкин собой представляет. Насколько можно доверять словам этого человека? — требовательно спросил генерал, на которого нахлынули неприятные воспоминания от встречи с подопечными наркома Ежова.

— Майор правильный человек, товарищ командующий. Боевой офицер, грамотный артиллерист знающий свое дело, таких сразу видно — вступился за своего информатора Казаков.

— А кроме своих разоблачительных сведений, он что-либо дельного сказал, твой грамотный майор?

— Сказал и очень по существу. Ленинградский метод обороны города из-за условий местного рельефа здесь малоэффективен. Поэтому главный упор в обороне города следует делать не на бьющие в пределах сорока километров двенадцатидюймовые батареи, а на гаубицы и мортиры. А вот с ними, здесь дело обстоит очень плохо. Вся численность навесных орудий СОР уступает в полтора раза штатной численности гаубиц в одной стрелковой дивизии усиленной корпусным артиллерийским полком. По мнению майора, для исправления этого положения нужны средние гаубицы 152мм и 122мм, которые как раз в избытке имеются в арсенале Закавказского фронта.

— Для борьбы с теми зверями, что должны прибыть к Манштейну он вряд ли подойдут — высказал опасение Рокоссовский, но Казаков с ним не согласился.

— Манштейн вызвал их для разрушения наших укреплений, а нам они нужны для уничтожения вражеской пехоты и навесной артиллерии. Впрочем, можно будет попросить маршала Буденного выделить нам десятка два 203 мм гаубиц из фронтовых закромов. По данным майора их там не менее 50 орудий и нигде кроме Севастополя их сейчас нельзя применить.

— Твой майор прямо кладезь премудрости, все знает и все понимает — усмехнулся Рокоссовский.

— Так я же говорил, грамотный артиллерист. А что касается, знает и понимает, то накипело у человека. Два раза подавал рапорта о необходимости усиления навесной артиллерии, так воз и ныне там. «Не ваше дело» — говорят, — «начальству виднее», а что виднее. Прятать корабли по бухтам и по-тихому вывозить из крепости боеприпасы? — негодующе спросил Казаков, но командующий сразу его осадил.

— Вот только не надо сейчас среди своих «скрытых врагов народа» искать. Пусть те, кому надо ищут, а мы воевать будем. А что касается конкретно адмирала Октябрьского то в его «тайный умысел» я не верю. В то, что не поверил, что Севастополь удержим и на всякий случай вывез арсенал, чтобы потом перед Верховным не отвечать, в это верю. В то, что перестраховщик и трусоват тоже верю, но не более того.

— Да, я не собираюсь выяснять степень виновности адмирала, товарищ командующий. Мне в первую очередь важно исправить допущенные ошибки, и исправить как можно скорее. Ведь до указанного в бумагах срока осталось совсем ничего. А про преступную нерасторопность адмирала, мне его же моряки шепнули. Отправляет транспорты в Севастополь, а на них нет ни то чтобы зенитного орудия, ни одного пулемета нет. И в случаи чего им от немецкой авиации отбиться нечем — сокрушенно развел руками Казаков.

— Ладно, Лазаря раньше времени петь. Исправим допущенные адмиралом Октябрьским ошибки, благо у нас на него Лев Захарович имеется, — усмехнулся генерал, — давай бумагу твоего майора. Почитаю, чтобы предстать перед Мехлисом во всеоружии.

Разговор с заместителем наркома состоялся сразу по возвращению, но прежде чем обсудить результаты инспекции генералов в Севастополь, Мехлис захотел обсудить с ними другой очень важный вопрос.

За время отсутствия Рокоссовского и Казакова, в штаб фронта пришел ответ на их запрос в ГАУ, который всех попросту ошеломил. Главное артиллерийское управление сообщало генералу Рокоссовскому, что осадных орудий сверхмощных калибров у немцев нет.

«Согласно решению Версальского договора все артиллерийские орудия германской армии свыше 200мм были уничтожены в присутствии английских, французских и итальянских наблюдателей в 1920 году. По поводу уничтожения каждого орудия был составлен специальный протокол, заверенный подписями, как наблюдателей, так и представителей рейхсвера. Что касается возможности создания немцами орудий указанного вами калибра, то все сведения о них относятся к разряду непроверенных и мало правдивых» — серпом по нежному месту рубила ГАУ.

Стоит ли говорить, что ответ Москвы оказался тяжелым ударом для всего штаба Крымского фронта и в первую очередь для майора Зиньковича.

— Специалисты из ГАУ считают сведения о сверхтяжелых пушках мало правдивыми, а попросту говоря дезинформацией врага, а вы товарищ Зинькович утверждаете обратное. Так кому прикажите верить? — задал чисто риторический вопрос Мехлис, для которого все уже было ясно. Первый комиссар ожидал, что майор признает свою ошибку, будет каяться и рвать на себе волосы, но этого не случилось.

Александр Аверьянович прекрасно понимал, что своим упрямством он только усугубляет и без того напряженную обстановку, но он был профессионал своего дела и не мог позволить себе такую вольность, как колебаться вместе с линией партии. Ибо Лаврентий Павлович Берия не простил бы ему таких колебаний.

— Я полностью согласен с выводами моих сотрудников о подлинности, обнаруженных нами документов. У меня могли бы возникнуть подозрения, если бы они были обнаружены в относительной целостности и сохранности где-нибудь в кустах на обочине, в воронке или в полевой сумке убитого офицера связи. Однако они были найдены в обгоревшем автобусе куда попал наш снаряд и уцелели благодаря случайности. В верхнем кармане портфеля было бутылка воды, которая лопнула и залила бумаги. Вы конечно товарищ армейский комиссар можете сомневаться, ваше право, но такой способ дезинформации излишне рискованный. Есть много иных, более спокойных