Телефонный звонок с небес - Митч Элбом

Салли и Жизель успели пожить в пяти разных штатах. В основном их перемещениям способствовала профессия военного летчика. Первым штатом был Иллинойс, где они познакомились в студенческие годы. Затем Вирджиния, Калифорния, Флорида (там родился Джулз) и, наконец, Мичиган. Они осели в пригороде Детройта, Салли перешел в авиацию резерва. Это место находилось почти на одинаковом расстоянии от Колдуотера и города, где жили родители Жизели.

Но где бы ни находился Салли, на День благодарения его родители всегда приезжали к нему. В этом году Салли впервые со школьных времен праздновал в родительском доме. За столом собрались дядя Тео с тетей Мартой (обоим было за восемьдесят), Билл и Ширли – давнишние соседи родителей, Джулз, по уши вымазанный в тушеной картошке, а также библиотекарша Лиз. Джулзу очень нравилось, как она читает ему «Тигра Тилли», и он пригласил девушку в гости. Та сразу же согласилась.

Салли не мог сказать сыну «нет», однако настоял, чтобы Джулз спросил разрешения у бабушки.

– Бабуль, можно, я свою подружку приглашу? – спросил мальчишка.

– Конечно, дорогой, – великодушно разрешила бабушка. – А сколько ей лет?

– Двадцать.

Мать Салли вопросительно посмотрела на сына.

– Ты еще не видела ее волос, – сказал он.

Но втайне Салли радовался. Лиз как-то незаметно стала для Джулза заботливой старшей сестрой. Занимаясь своими расследованиями, Салли без опасения оставлял сына под присмотром Лиз. Библиотека не самое плохое место для семилетнего мальчишки, есть намного хуже.

– Вот и наша красавица, – объявила мать Салли, внося блюдо с индейкой.

– Какая прелесть, – облизнулся дядя Тео.

– Вау, – сообразно лексикону поколения, отреагировала Лиз.

– Мне пришлось заказывать ее за месяц вперед, иначе можно было остаться с носом. В супермаркете не протолкнешься. Люди очумели. Сметают все подряд. Я недавно пошла за кетчупом. Прихожу, а кетчупа нет. Представляете?

– Что ты сказала? На рынке нет кетчупа? – насторожилась тетя Марта.

– Город просто спятил, – сказал Билл.

– Машин столько, что не протолкнуться, – подхватила его жена.

– Если бы не эти холода, я ходил бы пешком.

– Я тебе напомню, когда потеплеет.

– Сумасшедший дом.

Такие разговоры велись в тот вечер за каждым столом. Все соглашались, что эти звонки с небес неузнаваемо изменили Колдуотер. Но им, коренным жителям, очень многое не нравилось. Не забывая угощаться индейкой, люди жаловались на шум и запруженные машинами дороги. Кто-то говорил, остальные кивали или качали головой. Потом эстафета переходила к другому гостю, и поток жалоб возобновлялся.

Однако в тот вечер говорили не только о чисто мирских трудностях. Говорили о небесах. О вере. О Боге. И молитв было гораздо больше, чем в предыдущие годы. Люди стремились получить прощение у тех, кого обидели. Число желающих поработать на благотворительных кухнях заметно превышало потребности. Число матрасов, которые несли в каждую церковь, значительно превышало число тех, кому они могли понадобиться для ночлега.

Невзирая на жуткие транспортные пробки, длинные очереди и туалетные кабинки, ставшие принадлежностью каждой улицы, в этот праздник никто не остался голодным или без крыши над головой. Факт, не отраженный ни прессой, ни телевидением. Факт, казавшийся столь очевидным, что никто не обратил на него внимания.

Впрочем кое-кто все же это заметил.

– Как насчет тоста?

Гости наполнили рюмки вином. Салли принял бутылку от дяди Тео, мельком взглянул на родителей и тут же передал ее тете Марте. С некоторых пор ему не хотелось выпивать в присутствии отца.

Фред Хардинг тоже был военным летчиком и когда-то участвовал в Корейской войне. С тех пор его привычки почти не изменились: та же военная короткая стрижка, тот же спокойный, рассудительный подход ко всему. Когда Салли, окончив колледж, записался на офицерские курсы, отец был горд. Пока Салли рос, у них находилось мало тем для разговоров. Но когда Салли стал военно-морским летчиком, отец радовался каждой возможности побеседовать с сыном. Они говорили часами, сравнивая нынешние военные самолеты с авиацией времен Корейской войны. Тогда реактивные истребители были новинкой.

– Мой сын летает на F-18, – с гордостью сообщал Фред друзьям и соседям. – В два раза быстрее звука.

Все изменилось, когда токсикологический анализ обнаружил в крови Салли следы алкоголя. Фред сильно рассердился на сына. Он недоумевал: как такое могло случиться? Ведь даже желторотый курсант знает, сколько времени должно пройти «от бокала до штурвала». Это же одна из главных заповедей летчика.

– Ну как тебя угораздило? – бушевал Фред.

– Я выпил всего пару порций, – оправдывался Салли.

– А где двенадцать часов?

– Я вообще не собирался в тот день лететь.

– Ты был обязан доложить командиру.

– Пап, неужели я не знаю регламента? Да, был обязан доложить. Но не доложил. Выручал сослуживца. Я великолепно летел, никаких глюков не было. Если бы не эта тварь диспетчер, я бы нормально приземлился.

Однако доводы Салли не убеждали ни отца, ни тех, кто проводил расследование.

Сразу после катастрофы к нему относились с сочувствием. Как-никак, второй самолет благополучно сел. Салли пострадал при катапультировании (этот вид катапультирования считается травматическим), но тоже остался цел. Больше всего досталось ни в чем не повинной Жизели. Такая прекрасная пара, а теперь у них жизнь поломана.

Отношение резко изменилось, когда в прессу просочились данные токсикологического анализа. Общественное мнение, словно борец-тяжеловес, положило Салли на обе лопатки. Газета, сумевшая первой заполучить результаты анализа, вышла под заголовком: «А был ли трезв пилот в момент катастрофы?» Потом «полоскать» историю Салли принялись телеканалы. Эти уже не задавались вопросами. Они обвиняли.

Никто не желал принимать во внимание, что в крови Салли были зафиксированы всего лишь следы алкоголя и что при грубейшей ошибке авиадиспетчера даже абсолютно трезвый летчик не избежал бы столкновения. Командование, придерживающееся принципа «нулевой терпимости», сочло результаты анализов отягчающим обстоятельством. Салли еще мог понять падких на сенсацию газетчиков и тележурналистов – СМИ свойственно переключаться на новейшую версию события, начисто забывая все прежние. Но его удивляла позиция военных. Как бы там ни было, он очень скоро превратился в главного виновника воздушной трагедии. Никто больше не вспоминал ни о странном исчезновении записи его переговоров с наземной службой, ни о таком же странном бегстве Эллиота Грея, покинувшего дежурство.

Теперь СМИ именовали Салли Хардинга не иначе как «безответственным пилотом-пьяницей», который, как цинично заметил один комментатор, «приземлил свою жену в кому».

После этого Салли бросил читать газеты. Дни напролет он просиживал у койки Жизели, которую перевезли в больницу Гранд-Рапидс, ближе к родственникам. Салли постоянно разговаривал с ней. «Малышка, останься со мной», – шептал он. Салли держал ее руку. Синяки и ссадины исчезли, кожа Жизели приобрела почти естественный цвет, но ее гибкое стройное тело усохло, а глаза так и оставались закрытыми.

Шли месяцы. Работать Салли не мог. Все сбережения он тратил на адвокатов. Поначалу, следуя их настоятельным советам, он подал в суд на диспетчерскую службу аэропорта Линтон. Но Эллиот Грей был мертв, немногие свидетели трагедии путались в показаниях. Салли махнул рукой на иск и сосредоточился на собственной защите. Те же адвокаты убеждали его лично присутствовать на процессе. По их словам, его дело было достаточно простым и он мог рассчитывать на симпатии со стороны жюри. В действительности его дело вовсе не было простым. Его дело рассматривал не гражданский, а военный суд, руководствовавшийся четкими инструкциями. То, что между выпивкой с друзьями и полетом прошло менее двенадцати часов, было прямым нарушением директивы 301.2. Помимо этого, Салли был виновен в порче государственного имущества. Военных судей не интересовало, какой диспетчер допустил грубейшую ошибку и чья жена стала жертвой трагедии. У обвинения были показания двух свидетелей, видевших, как Салли выпивал в ресторане отеля. Они же назвали время, когда это происходило.

Салли чувствовал себя попавшим в ад. Нет, даже хуже – в чистилище. Над его головой был занесен невидимый топор. Сам безработный, жена в больнице, ее родня не желает его видеть, собственный отец его стыдится, сын постоянно спрашивает про маму. Из-за нескончаемых кошмаров он возненавидел необходимость спать, однако, проснувшись, попадал в кошмар реальности. То, что было значимым для Салли, его адвокаты находили второстепенным. Для него главной ценностью стало время. Если он признает себя виновным, ему дадут меньший срок и он раньше выйдет на свободу. В мир, где его ждали Джулз и Жизель.