Точная Формула Кошмара - Жан Рэ

Дверь открылась, а может, она была заранее открыта?

Черной ночью вошел я в Мальпертюи.

Глава восьмая. Тот, Кто Гасил Лампы

В глазах богов он провинился тем, что помог людям в их несчастьях…

Готорн

Из глубины огромного холла голубая звезда наблюдала мое вступление в дом — я узнал лампу толстого стекла, зажженную у ног бога Терма.

Я направился к ней, как припозднившийся на проклятом болоте путник идет на предательский свет блуждающего огонька.

Минуя спиральную лестницу, я увидел в черном проеме сверкающие наверху искорки — по всем этажам на лестничных площадках горели лампы и свечи Лампернисса. Я закричал что было сил:

— Лампернисс! Лампернисс!

Странный и зловещий был ответ.

Оглушающий и вместе с тем какой-то сдавленный шум, будто хлопал на ветру поникший парус.

Самая верхняя искорка померкла.

Бессильно прислонясь к стене, не в силах разбить жестокие оковы и двинуться с места, я наблюдал медленную агонию света.

Светильники гасли один за другим, и каждое новое затмение сопровождалось тяжелым хищным звуком.

Тень приближалась, подкрадывалась ко мне, чернильно-смолистый мрак уже затопил все верхние этажи.

В нише второго этажа, похоже, горела сальная свеча; мне не было видно ее, но неверный желтый свет падал на ступеньки и перила.

Туда, на лестничную площадку, словно опустилось облако, еще чернее, чем наступающая за ним ночь; гибели свечи неожиданно сопутствовал не шум бесполезного паруса, а жуткий вопль и оглушительный скрежет железа по железу.

Свод мрака надвинулся на меня.

Оставались только два источника света: красивая лампа с округлым язычком пламени в углу большой лестничной площадки первого этажа и слабый отблеск где-то вдали — венецианский фонарь, яркий сам по себе, именно поэтому дающий мало света.

Солидная верхняя лампа, по-видимому, сопротивлялась — ее отсвет сначала дрогнул, почти пропал и разгорелся вновь.

Уже пронесшаяся было мимо лампы тень вернулась, сопровождаемая хлопающим звуком и криком ярости, — и лампа уступила, побежденная.

Оставался фонарь.

Я различал его очень хорошо — он висел на шнуре почти над моей головой: хищник из мрака неизбежно явился бы моему взору, если готовил фонарю ту же судьбу, что и остальным светильникам. И я его увидел, если, конечно, можно сказать, что видишь тень, падающую на тень.

Нечто огромное, мимолетное, подобное стремительно несущемуся дымовому сгустку, в котором выделялись два светящихся красным пятна, набросилось на радужный свет, и он сгинул.

В это критическое мгновение я вновь обрел способность двигаться.

В дьяволовом логове оставался единственный источник света — голубая лампа бога Терма.

Я кинулся к ней и схватил, твердо решив защитить свет от любого исчадия ночи.

Внезапно моего слуха достигли жалобные стенания.

В жизни не слышал ничего более душераздирающего и безысходного — и в этом плаче, в этом нечеловеческом страдании прозвучал призыв ко мне.

— Маленький господин… Света, маленький господин!

Откуда-то со второго этажа, из-за непроницаемой стены мрака меня звал Лампернисс.

Я торопливо вывернул на пару дюймов фитиль в голубой лампе, и прекрасное маленькое зарево родилось в моей сжатой руке, бросающей вызов грозной тьме.

— Лампернисс… я иду… держись!

Я помчался наверх через две ступеньки, осененный лазурным ореолом, жестом и словом противоборствуя неизвестному врагу.

— Только попробуй вырвать у меня лампу!

Но творение мрака не явилось, я беспрепятственно добрался до лестничной площадки, откуда доносились стоны Лампернисса.

Свет неровными скачками двигался впереди меня, вызывая к жизни причудливые тени, светло-голубыми мазками ложился на стены и резные панели.

— Лампернисс!

Я чуть не наткнулся на него; жуткое зрелище предстало моим глазам, потребовались все мое мужество и весь мой гнев, чтобы не выронить лампу.

Бедный Лампернисс лежал на липком от почерневшей крови полу, безобразно нагой, со страшной рваной раной на теле.

Я наклонился приподнять его, но слабым движением он отказался от помощи.

Руки его бессильно упали — звякнуло железо. Только тут я разглядел: он был прикован к полу тяжелыми цепями.

— Лампернисс, — взмолился я, — только скажи…

Он страшно захрипел.

— Обещайте…

— Да, да, все что скажешь…

Он приоткрыл подернутые пеленой глаза и улыбнулся.

— Нет… не то… света! О, пощади меня!

Тело его обмякло, глаза закрылись, только огромная страшная рана продолжала судорожно пульсировать.

Из ночной глубины что-то надвигалось на меня, и вдруг перед моими глазами возник чудовищный коготь.

В голубом свете лампы явился громадный орел: звезды бы содрогнулись, устрашенные его величием, яростный взор обжигал, Мальпертюи потряс его жуткий крик.

Лапа со стальными когтями вырвала из моих рук светильник и отбросила далеко в сторону. Тьма сомкнулась вокруг меня, как тюремные стены.

Чудовище, по-видимому, ринулось на свою жертву, ибо я услышал страшный звук раздираемой плоти.

— Обещайте!…

Слабый голос, принесенный легким дуновением, произнес это слово как будто прямо мне на ухо.

И тишина.

Немного погодя открылась дверь.

В черной глубине родился свет — свет свечи или высоко поднятого потайного фонаря.

Неуверенные шаги, осторожно ступающие по темной лестнице.

Свет разгорался, приближаясь с каждой ступенькой.

Я увидел свечу.

Вставленная в примитивный подсвечник из обожженной глины, она колебалась в такт державшей ее руке. Короткие и толстые, словно сосиски, пальцы другой руки прикрывали пламя.

Когда свет упал на меня, обладатель свечи остановился и что-то пробурчал.

Толстая лапища больше не заслоняла огонек — она протянулась и схватила меня за плечо.

— Ну-ка, пошли!

В голосе звучала угроза.

Свеча дернулась, и я наконец увидел лицо — лицо кузена Филарета.

Я пробормотал его имя, но он не ответил.

Угрюмо таращась на меня, он еще сильнее сжал мое плечо и с силой подтолкнул.

Меня овеяло нежным ледяным дыханием, и я ощутил себя почти невесомым.

Но грубая враждебная сила по-прежнему владела мной, казалось, меня неумолимой хваткой сдавил мощный борец, затем будто змея обвила руки и ноги, спускаясь к запястьям и щиколоткам.

И я словно погрузился в глубокую и очень холодную воду.