Грехи дома Борджа - Сара Бауэр

– Может, ты беременна? – спросила я, присаживаясь на край кровати, чтобы уговорить подругу выпить немного вина, а то щеки у нее стали совсем белые.

Анджела кивнула с несчастным видом.

– Я пыталась соблюдать осторожность, но ошибки случаются.

– Анджела, ты ведь не сделала ничего безрассудного? – Она, протестуя, скривилась, но я подняла руку, призывая к молчанию. – Я не собираюсь читать тебе мораль. Просто если ты приняла что-то, то тебе нужно признаться, чтобы я нашла противоядие.

– Я такая глупая. Что мне теперь делать, Виоланта? – От очередного приступа острой боли она свернулась калачиком и прикусила подушку.

– Ты должна сказать мне, какое средство приняла.

– Не знаю. Купила снадобье у одной женщины на Виа-деи-Вольте. Какие-то сушеные листья.

– У тебя сохранился пакетик? В нем что-нибудь осталось?

Анджела покачала головой, притягивая колени к груди и крепко жмурясь от боли.

– Я сожгла их. Никто не должен знать.

– О том, что ты беременна, или о том, что попыталась вызвать выкидыш?

– Не знаю.

Я недоумевала.

– Раньше ты говорила, что не против ребенка, если мы устроимся в Ферраре.

– Но сейчас совсем другое дело.

– Из-за Джулио.

Она кивнула.

– Я люблю его, Виоланта. И хочу выйти за него замуж. Когда он на меня смотрит, я чувствую, что… чиста и невинна. Разве он стал бы так на меня смотреть, если бы я бродила по замку с ребенком Ипполито в пузе?

– Он должен знать. Это ты так чувствуешь, Анджела, не он. Ты все вообразила.

– Ну, конечно, ты-то много понимаешь в любви и воображении, – огрызнулась она, на мгновение забыв о боли. – Для тебя все это существует исключительно в иллюзорном мире.

Я подумала о письме Чезаре, лежавшем на дне сундука. Жалость к Анджеле помогла мне спокойно ответить:

– Мы сейчас говорим не обо мне. Это ты попала в переделку. Вы хотя бы говорили с Джулио? У тебя есть план, как выпутаться из истории с Ипполито?

– Я рассказала Лукреции о своих чувствах. Поговорить с Джулио наедине совершенно невозможно. Он озабочен тем, чтобы ничем не задеть мою честь. – Она усмехнулась, прежде чем очередной приступ боли исказил черты ее лица. – К тому же Ипполито ревнив. Я боюсь его, по правде говоря, боюсь того влияния, какое он оказывает на дона Альфонсо. Из всех братьев у них двоих самые доверительные отношения.

– А что говорит донна Лукреция?

– Что мне следует стремиться к более высокой цели, чем бастард, и выйти за Ферранте.

– Но Ферранте не питает интереса к супружеским обязанностям.

– Верно. Выйди за Ферранте и стань любовницей Джулио, советует она. Таким образом бастарды Джулио станут полноправными наследниками Ферранте, и все будут счастливы.

– Но неужели она не принимает в расчет Ипполито?

– Я никогда с ней о нем не говорила, поэтому она предпочитает делать вид, будто ничего о нас не знает.

– Наверное, тебе следует воспользоваться ее советом и позволить ей устроить твой брак с Ферранте. Он, возможно, защитит тебя от Ипполито.

– Но я не этого хочу. Джулио… он как ангел с этими его огромными фиалковыми глазами и чудесным голосом. Разве его устроит такой грязный компромисс?

Прежде чем я успела ответить, Анджела застонала и стала еще бледнее. Когда боль отступила, она сунула руку между ног, а потом показала мне. Пальцы были вымазаны кровью. Она слабо улыбнулась.

– По крайней мере, средство действует.

В дверь тихо постучали; выйдя на стук, я обнаружила за порогом запыхавшуюся Катеринеллу.

– Вы идти, – сказала она.

Я мгновенно похолодела и взмокла, внутри все сжалось. Что произошло? Разговоры о выкидыше заставили меня бояться худшего.

– Что такое, Катеринелла?

– Вождь зовет. – Я сообразила, что она имеет в виду герцога.

– Но донне Анджеле нездоровится. Она не может прийти.

– Только вы. Иудейка, он говорит, потом госпожа говорит, монна Виоланта. Сердится. – Она пожала плечами и забормотала на своем языке.

– Анджела, – обратилась я к ней, выуживая из-под кровати свои туфли, – расскажи, где живет эта женщина. Я приведу помощь.

– Где-то возле собора.

– Я отправлюсь туда, как только сумею отделаться от Лукреции.

– Ничего ей не рассказывай.

– Только если придется, – пообещала я.

Ведь если бы Анджела умерла, я бы не могла позволить мадонне узнать, что ее кузину отравили. Никто из нас не был в безопасности до тех пор, пока мадонна благополучно не родит сына.

Когда я вошла в комнату, рядом с герцогом стояла незнакомая молодая женщина. Приседая перед ним в реверансе, я заметила, как она неловко переминается с ноги на ногу под не слишком богатой юбкой из алой шерсти. У нее были большие ступни, поэтому я не очень удивилась, когда подняла взгляд и увидела, что она почти такая же высокая, как сам герцог. Герцог Эрколе, хоть и мощного телосложения, не мог похвастаться ногами, короткими и кривоватыми. Все его сыновья были намного выше отца.

– Это Фидельма, – нехотя и с раздражением произнесла донна Лукреция, даже не пытаясь приподняться с подушек, поддерживавших ей спину.

– Ей предстоит заменить донну Анджелу, – добавил герцог. – Вы возьмете ее под свое крылышко, монна Виоланта. Она, как и вы, крещеная иудейка.

Даже не знаю, как мне удалось уловить смысл в словах герцога. Заменить Анджелу? Как он мог? Анджела незаменима. Неужели семейка Эсте все-таки отравила ее, а то зелье, что продала ей карга с Виа-деи-Вольте, лишь замаскировало истинную причину заболевания? Но зачем? Может, герцог Эрколе решил, что единственный способ превратить выскочку с сомнительной репутацией из рода Борджа в жену, достойную его наследника, – отрезать ее полностью от семейства? Донна Адриана и кузина Джеронима уже уехали, теперь настала очередь Анджелы.

Прелестная, смешливая Анджела, так легко и щедро заполнившая мою опустевшую душу, когда я впервые оказалась среди домочадцев донны Лукреции. С каким терпением она выслушивала мои любовные стенания о Чезаре… Чезаре. Неужели герцог попытается и его отлучить от Феррары? Несомненно, брак донны Лукреции с доном Альфонсо обезопасил герцога. Вряд ли Чезаре стал бы вторгаться в земли, где главенствует его любимая сестра. Я легче задышала, коря себя за эгоизм, и вспомнила Анджелу, как она выглядела, замученная болью от того, что ее утроба пыталась выдавить из себя нежеланного ребенка.

Если Анджела останется жива, разве сможет она вернуться в Рим, опозоренная, лишенная протекции донны Лукреции? Если она потеряет ребенка, Ипполито не будет ничем ей обязан. Но даже если сохранит дитя, враждебность отца к ней помешает ему признать своего бастарда. Что касается Джулио или Ферранте… Внезапно я поняла, что затеял герцог Эрколе. Он больше заботился о благополучии своих сыновей, чем пытался подчинить донну Лукрецию.

Я окинула оценивающим взглядом Фидельму. Худая, плоскогрудая, с крючковатым носом и желтым цветом лица – такая, безусловно, не заменит Анджелу для Ипполито или Джулио. Или для меня. Я отвела глаза, даже не улыбнувшись, и попыталась перехватить взгляд донны Лукреции, но они с Катеринеллой были заняты перекладыванием подушек. Я понимала, что должна ответить согласием герцогу, но никак не могла заставить себя сделать это. Голова отказывалась склониться в поклоне, а язык – произнести слова послушания.

Всю свою жизнь я была послушна тем мужчинам, которые имели надо мной власть. Сначала осталась в Толедо по настоянию отца, пропустив время безопасного путешествия, и была вынуждена стать свидетелем смерти моей матери на берегу Неттуно. Потом отказалась от собственной веры и семьи ради этих Борджа с их опасным обаянием, правдоподобной ложью и бесчеловечной религией. Даже согласилась на свое дурное прозвище, поскольку оно было дано мне мужчиной.

А ведь у меня есть имя. Мое настоящее имя.

Я упала на колени перед герцогом Эрколе и склонила голову до самого пола. Я бы поцеловала мысок его сапога, если бы герцог поспешно не отступил.

– Мой господин, – начала я, выпрямляясь.

Герцог сдавленно закашлялся, лицо его посинело, как баклажан. Вероятно, мое поведение вызвало апоплексический удар. Тем лучше. Сейчас начнется переполох, а я под шумок ускользну незаметно и отправлюсь на поиски женщины с Виа-деи-Вольте. Если дон Альфонсо станет герцогом, то не прогонит Анджелу, он слишком любит свою жену, чтобы обращаться с нею так жестоко.

Но ничего не произошло, поэтому я была вынуждена продолжить:

– Меня зовут по-другому. Виоланта всего лишь шутливое прозвище, а откуда оно взялось – сейчас неважно. Мое имя Эстер. Я знаю, вы религиозный человек, поэтому мне не нужно напоминать вам историю Эсфири. Теперь я робко преклоняю колени перед вами, как царица Эсфирь перед царем Артаксерксом, и молю: отмените свое решение.

Я почувствовала, как за моей спиной замерли донна Лукреция и Катеринелла. Пение птиц, крики рыночных торговцев, грохот колес по булыжникам на улице – все скрадывало огромное расстояние. В тишине комнаты я слышала, как течет кровь в моих жилах, как скрипит ноготь на крючковатом пальце герцога Эрколе, которым он поскреб подбородок.