Альма-матер - Максим Эдуардович Шарапов

в одиночестве, нередко всплывали на поверхности Мишиной судьбы, и казалось, что недостижимый идеал найден… Однако вялые рабыни ему тоже были не нужны, и поизмывавшись над ними некоторое время, Миша снова оставался один.

Признаваться в таких мучительных безвкусных отношениях было печально, поэтому Михаил частенько сочинял истории о прекрасных незнакомках, которые с ходу ему отдавались и были беспощадно брошены после первой же страстной ночи. Иногда после таких придуманных встреч он на несколько дней уходил в неудержимый запой и тогда шлялся по московским ночным клубам и барам, приставая к незнакомцам с витиеватыми философскими разговорами. В эти дни и ночи между рабочими неделями он забрасывал своих друзей виртуальными письмами, полными тоски и обиды на уходящую жизнь, которая просто обязана была стать великой, но почему-то оказалась совершенно заурядной.

Кирилл Эдуардович выслушал подробности очередной неистовой ночи, сказал, что не обижается и всё понимает. Отключив телефон, он улёгся на диван и прикрыл глаза. Много лет назад, укрывшись пледом на диване в своей университетской дежурке, Кирилл уже собирался заснуть, когда услышал удары в дверь. Подождав пару минут и убедившись, что ночной посетитель убираться не торопится, он взял металлический прут и пошёл посмотреть, кто не даёт ему спокойно выспаться на работе. За мутноватыми стёклами дверей маячила знакомая фигура Михаила.

– Пусти, дружище, – произнёс Миша. – Жизнь надломилась.

У Миши назревал кризис в личных отношениях. Он был влюблён, но всё никак не мог определиться, великое ли это чувство или так, временное увлечение. От этих сомнений он страшно мучился, но от их обсуждения получал удовольствие.

Такие долгие беседы требовали особенного состояния души и через час им захотелось выпить. Но купить было негде и единственным вариантом подпитать настроение была спрятанная в сейфе канцелярии бутылка коньяка, про которую они знали от работавших там знакомых девчонок.

После небольшой дискуссии было решено, что они позаимствуют и разопьют эту бутылку, а завтра купят такую же и следующей ночью тихонько вернут на место. А если так быстро достать дефицитный коньяк не удастся, то честно признаются в его похищении ради несчастной любви и возместят в ближайшие дни.

Такой подход показался одновременно практичным и благородным, и, взяв дубликат ключей от канцелярии, они проникли в небольшое помещение, где отыскали почти волшебный сейфовый ключ в одном из ящиков стола. До коньяка оставалось всего два поворота ключа, но тут случилось трагикомическое и ужасно обидное происшествие: повернувшись один раз в замочной скважине, ключ хрустнул и обломился вместе с бутылкой. Бородка осталась в замке, «огрызок» в руке у Кирилла.

Это было настолько глупо, что сначала рассмешило, а потом переросло в тягостное уныние. Стало ясно, что утром Кирилла обвинят в попытке взлома служебного сейфа, который не смогут открыть. И даже если поверят, что Кирилл ни при чём, то всё равно выйдет плохо: он проспал дерзких злоумышленников, которые, не взломав ни одной двери, проникли в здание, оставили обломок ключа в сейфе и так же деликатно удалились. Холодная испарина выступила на лбу Кирилла, когда он всё это представил, а убийственная улика по-прежнему оставалась в замке сейфа.

Следующие три часа вместо распития коньяка они, ковыряясь в замке другими ключами, спичками, разогнутыми скрепками, пытались извлечь предательский обломок металла. Они пыхтели, кряхтели, подлезали с разных сторон, но кусок ключа, ворочаясь и дразня надеждой на спасение, вылезать отказывался. Обессилев и смирившись с идиотской ситуацией, любители коньяка уселись на пол рядом с сейфом, решив, что утром пойдут сдаваться.

Остаток ночи, трезвые и печальные, они проговорили о женщинах, о любви и неминуемом возмездии, которое всегда наступает вслед за сильным чувством. Расплата могла конвертироваться в одиночество или разочарование, в пьянство или цинизм, в самоубийство или безразличие, но наступала обязательно. Миша говорил, что, предвидя последствия, наверное, и не стоит вляпываться в эту несбыточную, сумасшедшую любовь. «Не важно, что будет потом, главное – испытать это счастье», – не соглашался Кирилл.

Когда уже рассвело и через пару часов в аудиториях должны были появиться студенты, Миша наудачу сунул согнутую скрепку в замок, и кусок ключа выпал сам собой, как давно готовившийся к этому гнилой зуб.

– Надо будет выпить за успех безнадёжного дела, – негромко сказал Кирилл.

Исчезновения ключа никто не заметил, решили, что он куда-то затерялся, и стали пользоваться дубликатом.

Кирилл Эдуардович открыл глаза и смотрел в потолок своей пустой квартиры. Спать не хотелось. Миша, боявшийся расплаты за свои искренние чувства, действительно выстроил свою жизнь очень ровной, старательно отгородившись от избыточных эмоций и потрясений. Он так и не женился и не знал семейных проблем, ему не нужно было волноваться и заботиться о детях, ремонтировать машину, ссориться с соседями по даче. Он специально создавал вокруг себя вакуум, из которого по максимуму вытеснял всех людей, события, вещи, способные нарушить его привычное, размеренное существование. Миша говорил, что многое вокруг лишнее, поскольку не идеальное, а он бережёт свою эмоциональную мембрану от негативных воздействий внешней среды.

Опасаясь любых, даже самых хороших перемен, он обитал в старой заветревшейся квартире, хотя мог позволить себе современную в престижном районе, не желая напрягаться, лет двадцать трудился на одной скромной должности, несколько десятилетий не выезжал за пределы МКАД, не считая коротких отпусков в Турции, во время которых даже не выходил за территорию отеля. Такие настроения обычно становятся доминирующими с возрастом, но Миша был таким всегда.

Парадокс состоял в том, что стремление заточить себя в уютный кокон не приносило желаемого результата, не делало Михаила счастливым. Перестав по собственной инициативе развиваться, в мечтах он по-прежнему видел себя большим начальником, известной на всю страну личностью, романтическим героем, лидером общественного мнения, мысли которого расхватывают на цитаты.

Он мечтал быть незаурядным и при этом совершенно ничего не хотел для этого делать, искренне считая, что слава и безмерное уважение к его талантам должны возникнуть как-то сами собой, а его инициатива может их только спугнуть. А когда этого не происходило, он расстраивался и обижался, как ребёнок, думая, что раз его никто не ценит, то надо назло всему миру ещё больше замкнуться в себе и наказать всех своим презрением. Но этой смешной мести никто почему-то не замечал, а постепенно переставали замечать и самого Михаила.

И чтобы разорвать этот замкнутый круг, который, как удавка, стягивался вокруг шеи его судьбы, необходимо было предпринять что-то неординарное, сделать несколько мощных гребков навстречу неизвестности. Но Миша уже начинал бояться собственных желаний.

В субботу Аня всё-таки поплыла по Москве-реке страховать свою подругу на первом свидании с