Лимонный хлеб с маком - Кристина Кампос

и нащупала круглое кольцо с ключами от мельницы. Направилась в центр города тем же маршрутом, что и накануне, но уже по инерции. Ибо запланировала это еще утром, перед посещением нотариуса, потому что к тому времени ее любопытство в отношении наследства иссякло, и в висках пульсировал простой вопрос: Эфиопия или Гаити?

На улице Роса столкнулась с голубоглазой старухой и ее седым золотистым ретривером с вислыми ушами.

Они поприветствовали друг друга коротким жестом, и каждая продолжила свой путь. Марина добралась до мельницы, достала брелок и вставила ключ в замок. Открыла дверь. Мельница была пуста, ее старый механизм давно не использовался. Она поднялась по винтовой лестнице на второй этаж, где размещалось устройство для помола пшеницы. Выглянув в одно из оконец, увидела море между лопастями, которые, как показалось с ее места, удвоились в длине. И в голове снова возник вопрос: все-таки Эфиопия или Гаити?

Марина открыла дверь дома. На первом этаже – пекарня и мастерская. Старинный, длинный, массивный стол из сосны. На нем – пустые противни. При входе в пекарню справа – дровяная печь, тестомесилки, сотни взгроможденных друг на друга мешков с мукой, связки дубовых и миндальных поленьев, железные весы и формы для теста. Да, место холодное и неприветливое.

Она поднялась по лестнице на второй этаж, вошла в комнату, которая была и кухней, и гостиной. Широкие деревянные балки тянулись по потолку от одной стороны к другой. На стенах – железные кастрюли и старые сковородки над каменной плитой и раковиной. С одной стороны – старый диван с потертой тканью и шкаф с открытыми дверцами и выдвинутыми ящиками, что ее удивило, и она подошла к нему. Столовые приборы свалены в кучу в ящике стола. В другом – чистые салфетки в полном беспорядке. Марина задвинула ящики и дверцы, продолжая осмотр. Рядом с диваном – дверь еще в одну комнату, которая на первый взгляд показалась неопрятной и загроможденной. Это – кладовая площадью почти с кухню, где на полках и на полу были разбросаны метлы, швабры, консервные банки, нитки, наперстки, инструменты, пуговицы, ножницы…

Этажом выше – строгая спальня, кровать без простыней, с одной стороны столик, с другой – плетеное кресло. Она распахнула ставни, впустив в комнату утреннюю свежесть. Вдалеке, за горами, виднелось море. Не закрыв ставни, она присела на кровать покойной булочницы. На ум снова пришли две страны: Эфиопия и Гаити. Пытаясь упорядочить мысли, она прилегла, не сводя глаз с гор и видневшегося вдали фрагмента моря. Подсунула ладони рук под голову. Внезапно сквозь тучи проскользнул робкий луч солнца, проникнув в окно спальни и коснувшись ее ослабевшего, как никогда, тела. И тогда Марина позволила солнечному лучику, легкому северному ветру и аромату цветов миндаля, смешанному с запахами Средиземного моря, убаюкать себя.

В половине третьего дня Гельмут вышел из аэропорта Пальмы с кейсом в руке, набитым ассигнациями. Армандо ждал в только что вымытом Audi A6. Они обнялись, приветствуя друг друга по-мужски – парой глухих хлопков по спине. Последовал обмен улыбками и немедленная передача кейса из рук в руки.

Как опытный спекулянт недвижимостью, Армандо привык расплачиваться и получать деньги по формуле второй буквы алфавита, то есть буквы «Б»[24]. Он платил и ему платили именно так, что равносильно получению «грязных» денег, обману казначейства или даже причастности к мафиозным делам. Впрочем, как известно, в Испании это был распространенный способ: к нему прибегали и каменщик, и владелец строительной фирмы, и торговец недвижимостью. Никто из них не хотел быть жертвой ненасытных налоговиков. Ну да ладно. Самое печальное: «нал», который Армандо получит за продажу мельницы, означал не только обман казны, но и кражу у своих жены и свояченицы, поскольку он не собирался им ничего говорить, пользуясь их невежеством в этом вопросе. Армандо был по горло в долгах, задолжал свыше миллиона евро испанскому банку и еще один – панамскому. Его финансовое положение, учитывая проценты по долгу, ухудшалось с каждым днем. Благодаря другу Курро мельница, здание, в котором была пекарня, и дом сеньоры Марии-Долорес Моли уйдут за два миллиона евро в результате чистой сделки, а третий миллион Армандо уже получил банкнотами по пятьсот евро в кейсе – «по-черному». Они с Гельмутом сели в «А6» и отправились в компанию «Джей Си & Бэйкер».

Марина ехала на автобусе в Пальму. Водитель, как и в предыдущие дни, узнав ее, приветливо поздоровался. Жест, который Марина, несмотря на нынешнее душевное состояние, смогла отблагодарить краткой беседой о лучах солнца, которые понемногу выглядывали из-за гор. Она распрощалась с Габриэлем и Исабель. На соседнем сиденье лежал ее черный рюкзак с вещами. После подписания договора о продаже Марина вылетит в Барселону последним ночным рейсом. Посетив мельницу, она вернулась в гостиницу и с того же компьютера, на котором прочла электронное письмо, изменившее течение ее жизни, успела заказать билет на авиарейс в Барселону, чтобы провести ночь с Матиасом. Audi A6 пересекся с автобусом на площади Испании.

Пальцы Марины сжимали дрожащую над договором ручку. Она чувствовала устремленные на нее взгляды сестры, зятя, Гельмута и Курро. Прервала чтение контракта и посмотрела на них.

Давай же, Марина, решайся. Она глубоко вздохнула, взглянула на бумаги, вывела на одной из страниц букву «М». На мгновение закрыла глаза.

– Я пока не хочу подписывать, – вдруг заявила она, положив ручку «Монблан» вдоль страницы контракта.

– Не понял? – встрепенулся Курро. – Тебя не устраивает какой-то пункт документа?

Пару секунд Марина молчала. Присутствующие замерли в ожидании.

– Дайте мне несколько недель, пожалуйста, – тихо ответила она.

– Как это? – рявкнул Армандо, лицо которого выражало ярость, ненависть и ужас.

Анна испуганно посмотрела на сестру, потом взглянула на супруга и прежде всего на его синюю жилу, которая вздувалась в минуту раздора. Тогда казалось, что она вот-вот лопнет.

– Этот господин прилетел из Германии, чтобы подписать документ сегодня, – продолжил Армандо, теперь уже тем же угрожающим тоном, что и четырнадцать лет назад, когда выгнал Марину из дома.

– Гельмут, мне очень жаль, – сказала Марина по-немецки. – Мне действительно жаль. Я прошу у тебя тысячу извинений, – закончила она по-английски.

Марина встала с ключами в руках под недоверчивыми взглядами сестры, зятя и Курро.

– Простите, – искренне сказала Марина.

– Чего нам тебе прощать? Подписывай – и точка. Что, черт возьми, с тобой случилось? – вскипел Армандо, повысив голос.

– Дайте мне немного времени, ну пожалуйста, – неуверенно взмолилась Марина.

– Да какого