Четыре сокровища неба - Дженни Тинхуэй Чжан

что ты сделаешь: когда ты не с этим мальчиком, ты начнешь брать других клиентов. А ему ты ничего не расскажешь.

– А если в туне узнают? – спрашиваю я.

Тогда она дает мне пощечину, от которой моя голова откидывается набок.

– Не думаю, что это будет проблемой, – говорит она. Затем, так же быстро, как и исчезла, ее маска возвращается. – Посмотри на себя, дорогая девочка. С тех пор, как ты приняла первого клиента, выглядишь все красивее. Щечки порозовели, волосы стали блестеть. Можно ли винить мужчин за то, что они тебя хотят?

Я больше ничего не могу сказать. Я никогда ничего и не могла сказать. Таков был план госпожи Ли с самого начала – умаслить тун, а еще прикарманить дополнительные деньги для себя за мой счет. Я встаю, чтобы уйти, моя щека горит от ее сильного удара.

– Пион, – зовет госпожа Ли, прежде чем я закрываю дверь: ее голос больше не изображает сладость, – сегодняшняя ночь будет последней с одним этим мальчиком. Завтра ты откроешься миру.

Желтоволосая женщина, мачеха Сэмюэла, накормила его прокисшей бараниной на завтрак. Он говорит, что его весь день тошнило, а два сводных брата смеялись и били его в живот. Сейчас он сидит на моей кровати, его шея красная, глаза остекленели, изо рта воняет сырой кожей.

– Нужно сделать это завтра, – говорю я. Я почти не слушала его, обдумывая разговор с госпожой Ли. – Завтра мы должны отправиться в Айдахо.

Сэмюэл замолкает, глядя на меня с изумлением. Я пересказываю ему разговор с госпожой Ли: что завтра, если я все еще буду здесь, мое тело разорвут на части самые ужасные мужчины. Я вижу, как его глаза краснеют от этой мысли. Он думает о своей младшей сестре.

– Есть ли группа, с которой мы можем уйти? – спрашиваю я.

– Группа есть всегда. Я смогу найти ее для нас, и мы сможем присоединиться к ним. Это не самая сложная часть. Самое сложное – получить документы за такое короткое время.

Я говорю, что это не единственная сложность. Охрана у госпожи Ли суровая. Охранники ждут у входной двери, наблюдая за каждым входящим и выходящим клиентом. Нельзя войти в публичный дом в одиночку, а выйти с кем-то вдвоем.

– Хорошо, – говорит Сэмюэл, садясь. – А днем?

Днем еще сложнее. Я объясняю ему, что прачечная работает напряженно – отсутствие одной девушки нарушит эту работу. Если я не появлюсь, госпожа Ли сразу прознает об этом.

Мы сидим в тишине и думаем. У Ирис сегодня новый клиент, судя по звуку, пьяный. Все, что нам нужно, это момент, когда охрана не будет следить, момент, когда я смогу проскочить в открытую дверь. Я маленькая. Я умею бегать. Я побегу так быстро, как нужно, чтобы никогда не возвращаться в эту жизнь.

Внезапно Сэмюэл спрыгивает с кровати.

– Я придумал, – говорит он, танцуя. – Я придумал.

Затем он объясняет мне свой план. Я не уверена, что это хороший план, но я согласна на него.

– Если у нас получится, я буду обязана тебе жизнью, – говорю я.

– Пион, – говорит он.

Нет, думаю я. Дайюй.

Хорошо.

Начинаем.

6

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – говорю я Ласточке.

На следующее утро мы снова в прачечной: Ласточка, я и другие девушки. Ночь в борделе была оживленная. Многие девушки раскачиваются на месте, проспав всего несколько часов перед началом утренней работы. Они не могут скрыть широкую зевоту. Жемчужина трет глаза внутренней стороной запястий. Ирис сегодня не дурачится, а смотрит перед собой расфокусированным взглядом. Даже у Ласточки под глазами фиолетовые круги.

– Кое-что мне рассказать, – медленно повторяет она, не сводя глаз с рубашки в руках. – Что бы это могло быть? Ты же не думаешь сбежать?

Я не ожидала, что она догадается. Но если она догадалась, думаю я, то неужели не захочет сделать то же самое?

– Да.

На мгновение мне показалось, что она меня не слышит. Она наклоняется над рубашкой, разглаживая ее на столе. Каскад черных волос падает ей на лицо. Она заправляет их за левое ухо.

– Как?

– Я хочу рассказать тебе, – говорю я. – Но смогу рассказать, только если пообещаешь убежать со мной.

Тогда она смотрит на меня с улыбкой. Она грустная и всезнающая, как будто Ласточка ждала от меня этой просьбы с того самого дня, как я приехала.

– Ты же знаешь, что я не могу этого сделать, Пион.

– Нет. Я не знаю этого. Никто не заслуживает быть здесь.

– Я заслуживаю, – говорит она.

Ласточка – мой друг или, может быть, кто-то ближе друга. Ранним утром, когда я лежала в постели и слушала, как торговцы раскатывают брезент, а половники скребут горячие сковородки, я представляла, что будет, если нам удастся сбежать вместе. Мы будем заботиться друг о друге, найдем новый способ выжить. Я могла бы научить ее каллиграфии, и мы бы зарабатывали этим на жизнь. Или мы могли бы основать свою собственную прачечную. Стирка нужна всем, где бы они ни жили.

Но сейчас эта мечта рушится. Спокойное «нет» Ласточки меня злит. Я чувствую, как что-то уродливое поднимается из темных глубин во мне и устремляется ко рту.

– Ты думаешь, что всегда будешь молодой и красивой, – шиплю я. Мой утюг выдыхает пар. Я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с Жемчужиной. Не знаю, как долго она наблюдает за нами. Но сейчас это не имеет значения. – С каждым днем ты тускнеешь. Однажды мужчины даже не посмотрят на тебя. Что тогда? Ты окажешься в стойлах или на улице, а потом умрешь!

Я не хочу говорить все это. Или, может быть, хочу. Единственное, что я знаю: мне нужно, чтобы она ушла со мной.

– Как думаешь, госпожа Ли всегда будет управлять этим местом? – спрашивает она. Рубашка в ее руках отглажена, но она продолжает расправлять и скользить по ней ладонью.

Я замираю.

По правде говоря, я не думала ни о госпоже Ли, ни о будущем этого борделя. В моем сознании он будет существовать всегда, как всегда будет существовать госпожа Ли. Но после вопроса Ласточки я понимаю, как была слепа. Госпожа Ли когда-нибудь умрет, как те девушки, которых она выбрасывает на улицу. И что потом? Публичный дом должен продолжать работать – тун, его покровители и все остальные мошенники позаботятся об этом. Так устроен мир.

– Я знаю, что говорят обо мне девушки, – продолжает Ласточка. – Что я пришла сюда добровольно. Что я подошла к госпоже Ли и попросилась в шлюхи. Ты тоже так думаешь?

Она