Семь секунд до конца света - Елена Логунова

– Интересно, – пробормотал он.

В этот момент абориген в розовом поднял повыше руку с неопрятным свертком, куча тряпок затряслась, и из нее высунулась лысая лопоухая голова зверька, похожего на обезьянку.

– Прелестная компания! – иронично молвил Тревор и тут же высоко вздернул брови: оригинальное трио стронулось с места и направлялось, по всей видимости, в форт.

Вскоре Берт – уже без термокостюма – вошел в его кабинет в сопровождении аборигена в розовом. Туземец был стар, но дерзок, как юноша.

– Кто здесь повелевает? – вызывающе спросил он, опередив Берта, открывшего рот для доклада.

– Повелеваю здесь я, – подивившись про себя архаичной формулировке, ответил Тревор.

– Так повелите же в точности и без промедления исполнить требования сэра Питера Корвуда Вашингтонского, лично изложенные им сему доброму и исправному письмоносцу, – сказал старик, раскутывая тощего лилового зверька.

– Дино, это я, Пит, – сказал зверек высоким писклявым голосом, в котором, однако, безошибочно угадывались интонации Корвуда. Это было забавно, и Тревор усмехнулся. – Со мной и Джонни все в порядке. Местные ребята хотят, чтобы я оказал им услугу, а потом они обещают меня отпустить. Пришлите мне морализатор, очень нужно. Не дергайтесь, думаю, завтра я уже вернусь. Все.

– Морализатор? – задумчиво повторил Тревор.

Морализатор на яхте, разумеется, был. В медблоке, в числе прочего стандартного оборудования. Тревор кивнул и сказал охраннику, застывшему за спиной старика:

– Займитесь!

– Да, сэр! – Охранник вышел из кабинета.

На его месте мгновенно возник Берт. Теперь усмехнулся старик: он понял, что Тревора охраняют. От него, такого старого и дряхлого!

Улыбочка туземца хозяину кабинета не понравилась. Он подался вперед и напористо спросил:

– Чего вы хотите?

– Письмоносец молвил слово, – важно ответил старец.

– К черту письмоносца! – невежливо сказал Тревор. – Чего хотите лично вы? Я имею в виду, за то, чтобы мы получили нашего друга сэра Питера Корвуда… как его?

– Вашингтонского! – подсказал Берт.

– Целым, невредимым и со всем его имуществом! – закончил фразу Тревор.

– Мы желаем, чтобы пришельцы удалились, забрав с собой всё, им принадлежащее, и более никогда не возвращались! – высокомерно сообщил старик.

– Пришельцы – это мы? – уточнил Тревор. – Не беспокойтесь, мы уйдем.

– Как скоро?

– Как только получим обратно нашего друга Корву… сэра Вашингтонского.

Конечно, кое о чем Тревор умолчал. Убираясь с Мерлина, его яхта заберет с собой не всё, что ранее сюда доставила. В форте под колпаком силового поля останется устройство, ради монтажа которого и был затеян вояж на богом забытую планету. Ловушка, как называет устройство Сигал. Впрочем, розовый старик может не волноваться, аппаратура одноразовая. Сделав свое дело, ловушка придет в негодность и превратится в кучу хлама. В посмертный памятник погибшей цивилизации, обелиск в стиле хай-тек.

– Вы земляне? – неожиданно спросил старик.

– Пока да. А вы? – отбил подачу Тревор.

– О нет, конечно! – Старик как будто оскорбился. – В младенчестве я ступил на Элизиум.

Это прозвучало двусмысленно: то ли он здесь родился, то ли прибыл на планету ребенком. Тревор с новым интересом всматривался в морщинистое лицо старца. На миг у него возникло странное ощущение, будто он смотрится в зеркало… Хотя с чего бы такая дикая мысль? Разные люди, разные лица, разный жизненный опыт… Разве что взгляд похож, горящий взгляд человека, неотступно следующего к своей цели. Тревор тряхнул головой, отгоняя смутное видение, и велел Берту:

– Организуйте нашему гостю сопровождение, которое обеспечит и безопасное возвращение Корвуда с кейсом.

Называть курьера «сэром» Тревору уже надоело.

19.

Элизиум (Мерлин)

– По идее это надо сделать вот так! – не особенно уверенно сказал Пит, оглядев панель прибора, на которой он только что собственноручно выставил все настройки. – Как ты думаешь, Джонни?

Джонни пребывал в благодушном буддистском спокойствии.

– Значит, я нажимаю? – Пит занес палец над перламутровой кнопочкой и мужественно хохотнул, показывая (непонятно только кому), что он нисколько не трусит.

Вопрос он адресовал Джонни. Ответный посыл был отчетливо позитивным, но смысл его можно было толковать широко, в диапазоне от «алиллуйя» до «аминь». Пит предпочел думать, что Джонни его благословил, и придавил предательски подрагивающим пальцем перламутровую кнопку.

Пит давненько не имел дела с «Ментором» – с тех самых пор, как вышел из нежного детского возраста и родители перестали по любому поводу подвергать его воспитательному воздействию. Впрочем, даже тогда он не имел дела с настройкой морализатора. В семье, где на четверых взрослых (не считая Умницы) приходился всего один ребенок, желающих порулить педагогическим процессом было хоть отбавляй. Бабушка пыталась привить внуку любовь к классической музыке и отвратить его от модного стиля техно-бионикс. Дедушка, вспоминая прошлое, внушал малышу правила джентльменского поведения, основанные на замшелом Марсианском Кодексе Чести. Честолюбивая мамуля стремилась развить в ребенке задатки лидера, и только папа учил сынишку чему-то относительно полезному, вроде способности к анализу статистических данных второго и последующего порядков на основе оценочного интеграла РХ и навыков практической диагностики проявлений аномальной психологии. Пит и сам не знал, усвоил ли он все то, что без устали вкладывали в него любящие предки.

В принципе примитивный морализатор был не более сложным прибором, чем допотопный синхрофазотрон. Теоретически с настройкой «Ментора» все было просто и понятно, но отсутствие у пользователя практического навыка сказалось в задержке момента обратной трансформации. Личность Пита, которая должна была вернуться к нему в тот самый миг, когда – или если! – королевский кейс откроется, чуть-чуть запоздала с появлением. Еще три-четыре секунды – и было бы слишком поздно!

Пит осознал себя, когда уже начал торопливо забираться в распахнутый королевский кейс, спасаясь от ненавистного брачного союза с омерзительным вислоносым слизнем Фафом. В кладовой еще звенели отголоски эха: только что Пит, с подачи «Ментора» возомнивший себя принцессой Диди, высоким девичьим голосом отчаянно провозгласил героический лозунг «Свобода или смерть!». На панели морализатора ровным зеленым светом горела кнопка «Норма», а у стены кладовой, выставив вперед руку с музейным револьвером, стояла молодая особа с опасно прищуренными глазами. Вид у нее был решительный и недружелюбный.