Сестры - Пат Бут

– Ну, как ты, Карен? Разогрелась немного? Ты словно в горячке. Правда, смотри, там уже ручеек потек. – Люси приблизилась к модели, томно растянувшейся на жестком кресле.

Карен бессмысленно улыбнулась и попыталась переключиться на умственный процесс. Заставить шевелиться серое вещество для нее всегда было непомерным усилием, тем более что большую часть своей сознательной жизни она пребывала в таком состоянии, что сделать это было затруднительно.

– Чувствую себя хорошо, – выдавила она наконец. В мире Карен чувства были единственным, что хоть что-то значило. На всякий случай она обвела языком нижнюю губу, чтобы подчеркнуть, что она сосредоточилась.

– И выглядит хорошо, солнышко. – Глаза Люси жадно пробежали по ней. Так знаток искусства рассматривает слишком дорогую, но ценную вещь. – Пожалуй, для следующего кадра нам не помешает немного масла. Это заставит краски заиграть. – Она окликнула через плечо: – Эй, Джошуа. Кинь-ка детское масло. Мы немножко смажем малышку Карен. Пусть краски соединятся.

– Держи. Сама намажешь? Смотри, ты сама знаешь, сколько тебе нужно.

– Ах, ну если я должна. Сейчас ни от кого помощи не дождешься, – засмеялась Люси, перехватывая прозрачную бутылочку. – Да, и еще, Джиш, передвинь аппарат повыше и наведи фокус на переднюю часть. Для этого снимка мне бы хотелось включить лазерный прожектор. Мы наложим несколько кадров один на другой, чтобы было больше пространственной глубины. Дело не в том, что это чертово кресло выйдет отчетливее, нам нужно резче обозначить ягодицы, сделать их соблазнительнее.

Она плеснула масло себе в ладонь и подошла к Карен.

Девушка приготовилась. Люси видела это по блеску в ее лос-анджелесских глазах. Всем было известно о Люси. И если кто-то собирался работать с Люси, нужно было смириться со всем. Карен сидела, по-прежнему бесстыдно раздвинув ноги и выставив свои полные, твердые, свежие соски навстречу фотографу.

Люси сглотнула слюну.

– Ну да, деточка, – прошептала она. – Налилась. Созрела. Переспела.

Профессионалы всегда говорили, что их дело не имеет ни малейшего отношения к сексу. Люси верила, что Хельмут Ньютон «никогда» не интересовался своими моделями. Для Давида Бейли они были, как ей представлялось, просто предметами, над которыми можно издеваться и которых можно поносить, если они недостаточно хороши перед камерой. Для Скавалло они были, похоже, лишь машиной по производству денег. Пенн и Эйвдон видели в них геометрические формы рабочих лошадок в юбках, единственным назначением которых было участие в создании прекрасного «искусства». А для Люси они были сексом, теплым, жгучим; нежные, мягкие создания, таящие в себе сладость, голенькие зверьки, трогательные самки, которых можно было хотеть, желать и, всего важнее, которыми можно было обладать. Она и не могла бы сделать хорошей фотографии, если бы модель ее не увлекала, а увлекшись, если бы она не переспала с девушкой. Это превратилось в своеобразный ритуал, стиль жизни. Их нежные губы, нежные тела, нежные умы растворялись в ней, плавились в ее жадной плоти, питали ее, эту секс-машину женского пола.

Глаза Люси глядели прямо в глаза Карен, пока она беззастенчиво приближалась к ее сияющей груди.

– Исключительно ради искусства. – Это была полушутка-полуложь. Руки ее дотянулись до своей цели.

Ленивая полуулыбка Карен выразила готовность и признательность, твердые, как металл, соски досказали остальное. Она подставила их ищущим пальцам. Она знала безошибочно, что ее ждет хорошая награда. И вопросов нет, что позже она будет немалой.

Люси не торопилась. Ее руки умели продлевать время. Она любила податливую плоть, покорность ожидания, обещание восторга в юных глазках сексуальной авантюристки. Когда же это случится? Поздно ночью? А может, в ранние предрассветные часы, после ночных оргий в полуночных клубах? С расплавленными мозгами, уставшими от децибелов ревущих оркестров, с утомленными безумными танцами телами, они возлягут вместе… пока вновь не начнется бесконечная игра.

Все ниже, ниже опускаются руки к ровному гладкому животу, глаза все так же глядят в глаза, и вот Люси видит, как рождается чувство в распахнутой навстречу ей девушке-подростке. Руки в самом низу соединяются, ищут, ощущают, достигают места, где будет подписан контракт, где совершится желаемое. Вот он, источник наслаждения. Горячий, влажный, такой благодарный под ее пальцами. Застенчиво трепещет в промасленной руке властного чужака испуганная, жаждущая, нежная и трогательная птичка.

Это длилось секунду-другую. Карен напряглась под руками опытной женщины, ее душа завороженно устремилась навстречу двум лучам страсти, бьющим из глаз Люси Мастерсон. И вдруг она откликнулась на упоительное чувство, потрясшее ее. Вздох родился в глубине ее существа порывом страсти и вырвался из нее, как могучая волна. «О-о-о», – простонала она, содрогнувшись от внезапного желания.

Люси улыбнулась, празднуя свой триумф. Одна ее рука оставалась там же, другую она плавно подняла к губам девушки, пересохшим от страсти, и задержала палец на щеке Карен.

– Сегодня ночью мы будем любить друг друга, – пообещала она.

10

Горячий ветер дул в долину с подножия гор. Безжалостный, резкий, он погружал весь мир вокруг в жаждущее море жары. И некуда было деться. Все отдалось ей во власть, пустыня застыла в немом молчании. Даже вороны с распластанными крыльями, уносимые потоками горячего воздуха, отдавались на волю жаркому ветру и равнодушно взирали на распростертый внизу безжизненный мир.

Билли Бингэм растянулся на белой велюровой подстилке лежака, подставив свое блестящее, как полированный орех, тело обжигающим лучам. В 107-градусной жаре полудня пустыни даже он позаботился о том, чтобы помазать кожу маслом. Обычным маслом «Солнечные ванны» № 2, но запах был одуряющим.

– Ты не похож на художника. – Джейн легла рядом, но под защитой тента, отталкивающего обжигающие лучи. Она лежала на боку, разглядывая его, едва прикрытая небольшим кусочком ткани от Кристи Бринкли – все ее ослепительное тело было обнажено. Ее ангельская кожа уже приняла легкий медовый оттенок, и благодаря купальному костюму все ее великолепие было доступно взорам: округлые формы под крепкими плечами, слишком высокий вырез бикини обнажал твердые ягодицы и стройные, как у статуэтки, бедра.

В ответ Билли засмеялся:

– А что ты хочешь? Черный берет, смешные усы и выражение постоянной скорби на многострадальном лице?

– Ну, что-то вроде. Я хотела сказать, что ты выглядишь слишком умиротворенным. Тебе следовало бы быть более отрешенным, а не таким здоровяком. Художники вечно недоедают, не занимаются спортом, всегда бледные. Ты просто не имеешь права быть таким загорелым.