Последние рыцари. Фантастическая сага «Миллениум». Книга 1. Том 1 - Игорь Соловьев

Само собой, письменные и условно-практические (что есть практика по сравнению с боевой магией, в конце концов?) экзамены они сдали еще на прошлой неделе, и с большинством из них проблем также не было.

Однако завтра их ждало последнее испытание, по сравнению с которым все, сделанное ранее, было не труднее умножения в столбик. Профессор Кей. Им предстояло справиться с ним всем вместе, и тот ясно дал понять, что не собирается давать ни малейшей поблажки ради хорошей статистики успеваемости. Если им не удастся одолеть наставника, все предыдущие успехи станут просто ничем – и Ордена Алексу и остальным не видать. Последние недели три они почти не вели разговоров о чем-либо, кроме тактики, пробовали одну комбинацию за другой, изыскивали в учебниках все возможные заклинания, которые теоретически могли застать Кея врасплох. И все же так сильно Алекс не волновался никогда в жизни – вернее, почти никогда. Сильнее он волновался лишь перед вечерами у Томашевского. Нет, конечно, не из-за него самого, об этом и говорить глупо. Алекс не стал бы второй раз приходить, чтобы выслушивать эту кошмарную тягомотину, которой их пытался кормить зануда-профессор (как его вообще кто-то слушал?), если бы не Лорэйн. Не то чтобы Алекс влюбился с первого взгляда – он видел жену профессора и раньше, благо, она училась всего двумя курсами старше их. Когда стало известно о предстоящей свадьбе, Алекс поймал себя на возмущении: да как смеет какой-то унылый старикашка лезть в их, студентов, жизнь, считать себя вправе претендовать на (пусть лишь потенциально, но все же) их, его, девушек? Впрочем, тогда у Алекса формально была девушка, даже две, но обе – туповатые стервы, и ему с ними быстро наскучило. Собственно, о Лорэйн он тогда думал не больше, чем о других красивых девушках Университета – до тех пор, пока не увидел ее вблизи, на той самой клубной встрече. Вот тогда он действительно влюбился – без памяти, так что днями напролет думал только о ней, бесконечно любуясь на ее фотографии в тераномовском профиле, представляя себе, как они однажды будут вместе… Что ж, не в его характере было откладывать такие вещи в область отдаленных мечтаний. Отец всегда говорил: «Хочешь чего-то – встань, соберись и иди делать. Прямо сейчас. Сейчас – это единственный момент, когда что-то может быть «вовремя»». Алекс попробовал было подойти откровенно – пригласил на следующих же посиделках на танец, шепотом предложил «встретиться как друзьям» – и получил насмешливый отказ. Она смотрела на него, как на мальчишку! Да как она смела, при такой-то смехотворной разнице в возрасте! Можно подумать, если к тебе приставал старик, то ты сама от этого постарела лет на двадцать! От такого вызова Алекс отказаться не мог принципиально – тем более что более красивой, тонкой и умной девушки он никогда не встречал. Ладно, если уж невозможно взять крепость с боя, понадобится долгая осада. Впрочем, первая неудача охладила пыл и оставила ранку в самолюбии – злобного червячка, нашептывающего «ты не сможешь, у тебя нет шансов! Ты всего лишь богатенький мажор, папенькин сынок, силен только тем, что есть деньги да внешность…». От такого Алекс всегда приходил в бешенство. Впрочем, помог ему тот самый знаменитый диспут, когда профессор Беркли как следует опустил Томашевского в лужу и повозил лицом по столу. До самого диспута Алексу, честно говоря, дела не было: мало ли, что за философскую хренотень бормочут эти старые пердуны, – он был там только ради нее. И терпение было вознаграждено – Лорэйн, с которой Алекс не сводил глаз, если когда и смотрела на мужа, то определенно с таким лицом, в котором читалось что угодно, только не любовь и обожание. Скорее, недоумение, быть может, даже, презрение. Почему именно так – еще предстояло разобраться, понять и использовать, но тогда было важно другое: на него, Алекса, она смотрела все-таки не пренебрежительно и не насмешливо – скорее кокетливо. Значит, у него есть все шансы. Словом, Алекс наконец решился и с тех пор заседаний кружка у профессора не пропускал. Ему удавалось периодически сказать что-нибудь, что выгодно отличало его от Томашевского – например, когда тот начинал рассуждать о том, что с любым выродком типа можно договориться, Алекс припомнил случай, когда на него напали в темной подворотне возле клуба трое – и как он разобрался с ними совсем не переговорными методами. А начал бы разговаривать – лежал бы в тот вечер в больнице, а не в кровати первой красавицы класса. О красавице он, впрочем, умолчал. Лорэйн подавала правильные сигналы – поправляла волосы, когда он на нее смотрел, закидывала ногу на ногу, улыбалась – так, как улыбаются, когда недвусмысленно хотят продолжения – но вот подойти и заговорить наедине повода не давала. Повод, впрочем, нашелся случайно, как всегда и бывает. Этьен (а к нему Алекс, чувствуя вину за то, что его приколы довели до такого, что чуть не стало поздно, привязался и всячески старался покровительствовать), который интересовался понемногу всем – в том числе и литературой (скука смертная, если честно), попросил профессора показать им его коллекцию оригиналов известнейших писателей – обожаемого и вечно цитируемого Томашевским Луки Федотова, Томаса Ордингтона, потом еще кого-то – Алекс уже не помнил, – и вся компания, за исключением самой Лорэйн, двинулась в «священную» комнату, где хранились подлинники рукописей. Лорэйн нашла предлог в виде чая, который якобы хотела заварить – но Алекс знал, что она, как и он сам, этого Федотова терпеть не может. Он честно пробовал читать – такая скука, ничего не происходит, сплошные рассуждения ни о чем, сопли, нытье про мораль…

Алекс, сделав вид, что тоже идет с остальными, совершил обманный маневр и вернулся в гостиную – кухня находилась тут же, даже не отгороженная дверью или проемом. Лорэйн, опираясь локтями на стойку, с немного хитрой (и такой очаровательной!) улыбкой встретила Алекса.

– Ты как будто меня избегаешь, – бросил он, улыбнувшись и медленно, но верно приближаясь к ней. Лорэйн выгнула спину. – Неужели? А тебя разве стоит бояться? – Меня стоит бояться мерзавцам или занудам. А красивым девушкам меня можно только любить, – он приблизился почти вплотную, ближе чем на полметра, и его рука почти касалась ее – но на этом остановился, не делая ни малейших попыток приблизиться еще или коснуться ее. Она взглянула испытующе. – Юноша, вы, кажется, забыли, что говорите с немолодой, замужней женщиной… – С последним я, возможно, пока согласен. Но вот с первым… – он цыкнул зубом и улыбнулся еще шире, – скажите, а вы всегда такая скромная, прямо как монашка? Литература, мораль, этика, чай для мужа, скромность, добродетель… – протянул он благочинно-саркастически, не отводя взгляда от ее глаз. – А что, если мне именно это и нравится? – спросила она со смехом, при этом приблизившись к нему еще чуть-чуть.

– А то, что мне врать не надо, – улыбнулся он, показав ровные белые зубы, после чего приблизился, чуть наклонив голову, как будто для поцелуя, но вместо этого легко подхватил Лорэйн на руки (та лишь охнула), покружил пару секунд и посадил на кресло, а сам отстранился, подняв руки: – Ну, впрочем, может ты и не врешь. Ведь не все же хотят молодости, любви, наконец, настоящей романтики… Прокатиться над городом так, чтобы ветер в ушах свистел – тогда не буду мешать, присоединимся к остальным и будем чтить Святоооого Лукуууу, – это он произнес нараспев, сложив ладони вместе и закатив глаза – Лорэйн звонко рассмеялась. Алекс плюхнулся рядом, на соседнее кресло, и наклонился ближе. – Ты вообще кем мечтала стать, если не секрет? – А если секрет? – она тоже наклонилась, подперев рукой щеку и улыбаясь. – Но ведь я – лучший в мире хранитель секретов! Только шепни – и об этом никто никогда не узнает! Ну же, признайся, ты хотела быть портальным мастером и проверять телепортационные линии… – Хаха, ну уж нет! – замахала она руками, и Алекс подавил желание поцеловать ее прямо в губы. – Нет? Тогда, наверно, истребителем темных магов? В обтягивающих штанах, с катаной, ну, короче, как в боевиках. Лорэйн засмеялась еще громче: – Уже ближе! Я хотела быть актрисой, но мне объяснили, что это дано не всем. – Что? Вот чепуха! Да ты как никто умеешь изображать что угодно: что тебе интересно слушать про «Святооого Лукууу», что тебе совершенно фиолетово на Алекса, что ты ни капли не романтик… – Ну хватит! Может, ты наглеешь, а? Между прочим, я этого не люблю, – она отстранилась. Нашла чем смущать. Алекс, не моргнув глазом, соскользнул с кресла и встал на одно колено, подняв руки над головой. – Прошу, прости, госпожа, меня, глупага да наглага. Ведь все от избытка восхищения пред вами! Я ваш рыцарь – хотите, убью дракона? – Сначала найдите! – фыркнула она хоть и насмешливо, но без холода в голосе, – ладно, прощу вас… на первый раз. Но больше чтобы никаких вольностей, иначе…