Три карата в одни руки (сборник фельетонов) - Владимир Надеин

Фельетонисту негоже лезть с конкретными рекомендациями в деликатное дело эскулапов. И все же трудно удержаться и не вспомнить древнюю мудрость врачевателей: бесполезно лечить симптомы — надо лечить болезнь.

Чайник с мороза

Может, и было такое время, когда умные люди вначале долго и упорно работали, не щадя себя, придумывали что-нибудь выдающееся, а потом терпеливо ожидали признания. Может быть. Спорить не стану. Но доступный наблюдениям автора опыт свидетельствует, что в наше время терпеливо ожидают признания только чудаки.

Умные же люди с практической жилкой поступают наоборот. Они сначала что-нибудь быстренько придумывают, а потом долго и упорно, не щадя себя, работают над тем, чтобы это их «что-нибудь» признали выдающимся. Естественно, с соответствующей материальной компенсацией, поскольку слава без денег утешает лишь бессребреника-холостяка.

Процесс признания полезно начинать с поиска нужного человека, что, впрочем, не слишком сложно, поскольку такие люди всегда на виду. Куда сложнее найти к нужному человеку ход. Тут может сгодиться официальное письмо, но лучше неофициальный звонок.

Звонить может папа, свекор, школьный товарищ, попутчик по купейному вагону, вышестоящее лицо. Понятно, не ваше, а нужного человека. При этом крайне важно, чтобы папа (свекор, попутчик) не брал быка за рога, а как бы спохватывался под конец непринужденной беседы:

— Да, чуть не забыл! Тут к тебе заглянет один славный парень. Гигант! Голова! С периферии, но умница! Он такое изобрел (написал, сочинил, изыскал, придумал, наворочал — глагол выбирается на усмотрение звонящего), что прямо-таки!.. Но молчу, молчу, ты здесь у нас специалист, тебе и карты в руки. В общем, прими и приласкай!..

Это и называется — найти ход. Иной гражданин самонадеянно пытается идти напролом, не тратясь на поиски хода, — такого остряки называют «чайником». Или чуть пожестче — «дурачком с мороза». «Чайник» долгие недели мыкается по приемным, ругается с секретаршами, упирая, в зависимости от профиля, на экономическую эффективность или богатую лексику своего произведения. Но не помогает ни эффективность, ни лексика — «чайнику» приходится учиться на своих ошибках, хотя куда приятнее и полезнее учиться на ошибках других.

Умный деловой человек не сидит в приемных, зажав между коленями заветную папку и потея от стеснительности. Он уверенно проходит в заветный кабинет, небрежно роняя секретарше: «У себя?» Причем ясно видно, что ответ его не интересует, он все знает и сам.

И еще он знает, что нужный человек — это прежде всего до предела занятый человек. И отпугивать его сложностью предстоящей задачи то же самое, что поливать огуречную рассаду керосином: и горючее истратишь, и плодов не жди. Напротив, важно подчеркнуть, что речь идет о ничего не значащем пустяке. Так, мелкая формальность. Собственно, все и так очевидно, но «вы даже не представляете, какие у нас буквоеды». А отзыв (рецензия, предисловие) — вот он. Бумага вощеная, опечатки подтерты, и перед каждым «ибо» стоит, как и положено, по запятой. Хоть немедля бери и подписывай, тем более, что академик такой-то уже подписал.

И нужный человек забывает о том, что он нужный. Он помнит лишь о том, что — занятый. И что огорчать папу (свекра, попутчика, вышестоящее лицо) — неинтеллигентно. И что академик какой-то тоже не мальчик, не дитя. И что в конце концов это ведь просто пустяк, формальность, заслон от занудливых буквоедов.

В результате таких или сходных обстоятельств появляется спустя какое-то время вот какое объяснение. Его дал проректор одного солидного столичного института профессор А. М. Захарочкин в Комитет народного контроля СССР.

«Сам я не являюсь специалистом в области, к которой относится данное изобретение, и о технической сущности вопроса судить не могу. Заключение по соответствию этому изобретению устройств, перечисленных в письме, было поручено проректором по научной работе проф. Третьяковым группе специалистов института. Вместо необходимого заключения эти специалисты составили письмо, которое я подписал как сопроводительное. Я целиком положился на визу проф. Хворобовича А. Е. на этом письме и не разобрался, что мне вместо сопроводительного письма и развернутого заключения подготовили ничего не значащую записку, которая, к сожалению, была затем как экспертное заключение направлена в другую организацию».

Ну вот, а теперь давайте посмотрим, как же все-таки был использован этот очаровательный пустячок, подписанный крупным специалистом, который не является специалистом в той области, где он давал авторитетное заключение.

В Смоленском проектно-конструкторском бюро технологического оборудования для промышленности источников тока уже давно существовала несколько нервозная, конфликтная обстановка, которая свидетельствовала о нормальной творческой атмосфере. Да-да, именно нормальной! Мы почему-то привыкли считать конфликты на работе производственным вариантом кухонной ссоры. С той лишь разницей, что обидные записки здесь пишут не корявым почерком, а испещряют труднопостижимыми формулами. Но конфликт конфликту рознь, и тишь да гладь в учреждении куда чаще свидетельствуют о загнанных внутрь болезнях, чем нелицеприятные столкновения мнении.

Три руководящих сотрудника Смоленского бюро изобрели… Впрочем, надо ли здесь приводить мудреную формулу этого изобретения? Скажем проще: изобрели нечто такое, о чем, к счастью для них, профессор Захарочкин «судить не может». Но зато (и это оказалось для авторов весьма печальным обстоятельством) в сущности изобретения совершенно профессионально разобрались инженеры из группы народного контроля бюро. И вынесли свое заключение, хотя об этом их никто не просил. Даже не так: просили не выносить. Более того, требовали.

Впрочем, не о том был спор, скверно или отменно было новшество. На то имеется Комитет по делам изобретений и открытий. Бюро создало новый прибор с определенным экономическим эффектом. Так вот, если в этом приборе применено или, как говорят специалисты, присутствует данное изобретение, то авторам законно отломится кусок эффекта — это примерно пять тысяч лишних рублей. А нет — так нет.

Но это только так говорится: лишних пять тысяч. Мы-то знаем, что и десятка редко бывает залежалым товаром. Вот почему авторов особенно раздражала позиция председателя группы народного контроля Егорова.

— Это черт знает что! — сердились авторы. — Присутствует изобретение, отсутствует — ему-то какая разница? Из его кармана деньги пойдут, что ли?

— В том-то и дело, что и из его! Он ведь разработчик прибора, а это значит, что уж минимум пару сотен…

— Позвольте, но ведь что получается?! Выходит, мало того, что он борется против нас… Он ведь сражается за то, чтобы самому не получить денег! Прямо маньяк какой-то! Кстати, вы не проверяли, как у него с образованием?

— Проверяли. Плохо. Законченное высшее плюс постоянное повышение квалификации.

— Да, это обидно. А может, что-нибудь со стороны морального облика? Или, на худой конец, систематические опоздания на работу?..

— Уж вы такое скажете — систематические. Пусть хоть раз опоздал и на том бы спасибо! Даже курить, говорят, бросил — ужасный человек!

Правда, спустя какое-то время застукали все же Егорова — то ли он на минутку опоздал, то ли вновь закурил. В общем, лишили его квартальной премии. Это, конечно, хорошо, но скажите, что делать с изобретением? Ведь не присутствует оно в приборе! А грубо говоря — отсутствует. И Егоров доказывает это так убедительно и неопровержимо, что хоть на одну зарплату живи.

А надо сказать, что к этому времени канула в прошлое нормальная конфликтная атмосфера. Началась нормальная травля. Вот тут-то и пригодился «пустячок» профессора.

— Слушайте, вы! — не без презрения, но все же на «вы» обратились к Егорову. — А вы кто такой вообще? Вот профессор Захарочкин, проректор, между прочим, подтверждает, что изобретение присутствует.

— Профессуру я, конечно, уважаю, — говорит Егоров. Еще ему не хватало, натянув взаимоотношения с авторами, далеко не последними людьми в бюро, вдобавок навлечь на себя гнев столичной науки. — Профессор — он профессор и есть. Но вот перед нами схема… Вот нулевой вход триггера первого канала, вот выход…

— Побольше скромности, товарищ Егоров, — вот для вас единственный достойный выход.

— Но, может быть, товарищ Захарочкин?..

— Предположим. А професор Хворобович? А, в конце концов, проректор Ленинградского института Тапиров? Что ж, они, по-вашему, в триггерах не разбираются, да?

И авторы, гордо потрясая бумажками, украшенными вескими титулами, выписали себе командировки в Министерство электротехнической промышленности, где им в свою очередь выписали солидное вознаграждение: почти пять лишних тысяч рублей.