Неповторимое. Книга 5 - Валентин Варенников

Командир роты немедленно доложил об этом командиру батальона. Они обсудили план действий. Решили, что рота с этой задачей справится самостоятельно. Но средства батальона, в частности, артиллерийская и минометная батарея, были готовы поддержать действия роты. Поскольку времени для подготовки было мало, командир роты ограничился инструктажем о плане и порядке действий. Определена группа захвата огневой поддержки и блокировки ущелья: четыре поста по три-четыре человека займут позиции на высотах справа и слева по ущелью (два при входе в ущелье, два — на уровне кишлака, который будет атаковаться); группа бронетехники и резерва остается на левом берегу после перехода через реку в районе брода (относительно Асадабада ниже по реке).

С наступлением темноты рота переехала на БМП через реку на левый берег, сосредоточилась в условленном месте и выслала вперед четыре поста. Когда два первых поста стали на своих высотах справа и слева у входа в ущелье — рота подтянулась к ущелью и стала ждать доклада двух других. Около трех часов ночи эти посты доложили, что позиции заняты и что все вокруг тихо, но осмотром в бинокли ночного видения обнаружено у последнего дома кишлака небольшое движение (что конкретно разобрать было сложно).

Получив донесения от всех постов, что они заняли позиции и, следовательно, ущелье сблокировано, ротный с группой захвата двинулся вперед. Надо было пройти около трех километров. Приблизительно в 4.00 они были у первых домов. Осмотр помещений и дворов показал, что они брошены. Начали прочесывать все остальные, а последний дом окружили и ворвались, думая, что главари собрались именно здесь (тем более что посты отмечали какое-то движение). Однако нигде ни одной души и никаких признаков жизни. Уже рассветало. Вдруг кто-то обратил внимание ротного на дорогу, по которой вдалеке в дымке тумане маячила группа людей, уходящая на восток в сторону границы, но на пути было еще два кишлака.

Командир роты сделал вывод, что это именно те самые главари, которые должны быть схвачены. Принимается решение — преследовать.

Когда подошли к следующему кишлаку, уже совсем рассвело. Начали прочесывать дворы. Рота расползлась по селению. Вдруг справа и слева с высот начали бить сразу несколько крупнокалиберных пулеметов. Все солдаты и офицеры выскочили из дворов и домов и рассыпались вокруг кишлака, ища убежище где-то у подножия гор, откуда шла интенсивная стрельба. Это была роковая ошибка. Если бы рота укрылась в этих саманных домах и за толстыми дувалами, которые не пробиваются не только крупнокалиберными пулеметами, но и гранатометом, то личный состав мог бы вести бой и сутки, и больше, пока не подошла бы помощь.

В первые же минуты был убит командир роты и разбита радиостанция. Это внесло еще больший разлад в действия. Личный состав метался у подножия гор, где не было ни камней, ни кустика, которые бы укрыли от свинцового ливня. Большая часть людей была перебита, остальные ранены.

И тогда душманы спустились с гор. Их было десять — двенадцать человек. Они посовещались. Затем один забрался на крышу и стал вести наблюдение, двое ушли по дороге в соседний кишлак (он был в километре), а остальные начали обходить наших солдат. Раненых, набросив им на ступню ноги петлю из ремня, волоком подтаскивали ближе к кишлаку, а всем убитым делали контрольный выстрел в голову.

Приблизительно через час двое вернулись, но уже в сопровождении девяти подростков в возрасте десяти — пятнадцати лет и трех больших собак — афганских овчарок. Предводители дали им определенное наставление, и те с визгом и криками бросились добивать наших раненых ножами, кинжалами и топориками. Собаки грызли наших солдат за горло, мальчишки отрубали им руки и ноги, отрезали носы, уши, распарывали животы, выкалывали глаза. А взрослые подбадривали их и одобрительно смеялись.

Через тридцать-сорок минут все закончилось. Собаки облизывались. Два подростка постарше отрубили две головы, нанизали их на кол, подняли, как знамя, и вся команда остервенелых палачей и садистов отправилась обратно в кишлак, прихватив с собой все оружие погибших.

А в это время сержант Турчин сидел в зарослях камыша по уши в воде. Здесь застал его первый обстрел. И он, инстинктивно ища защиту, а также наблюдая, что вокруг происходит, решил укрыться в камыше, в готовности вступить в бой вместе со всеми. Но бой не состоялся. Состоялся отстрел незащищенных наших воинов, а затем жуткая казнь недобитых.

В середине дня прибыла наша бронегруппа. К исходу дня — резерв батальона и комбат. А утром начали вывозить убитых и изуродованных.

Не так давно мне посчастливилось случайно повидаться с бывшим сержантом Турчиным. Так сложились обстоятельства, что я не смог поговорить с ним обстоятельно, о чем я очень сожалею. Но надеюсь еще встретиться с ним и прояснить некоторые детали.

А меня в то время и сейчас больше всего интересует — как и где похоронены погибшие, что сделано для оказания помощи их близким и родным? Думаю, отыщу каналы, чтобы до конца высветить трагедию Мароварского ущелья.

Тогда же, когда мы восстанавливали эту трагедию, я спросил у комбрига:

— Что еще конкретно сделано, кроме того что собрали и вывезли всех убитых и спасли сержанта?

— Будем отправлять всех погибших в Ташкент. Это подготовлено.

— Это ясно. А что еще предпринято, в частности, в отношении мятежников?

— Пока ничего.

Я прямо из Асадабада отдал распоряжение на Центр боевого управления армии о снаряжении боевых самолетов с задачей — сегодня полностью уничтожить кишлак, в котором укрылись душманы. И хотя он находился в километре от госграницы, я подтвердил свое решение и добавил, что буду находиться в Асадабаде до тех пор, пока не увижу и не услышу действия нашей авиации.

Действительно, через три часа после поставленной задачи эскадрилья бомбардировщиков нанесла мощный удар по кишлаку и разнесла осиное гнездо в прах. А месяца через четыре офицер нашего разведывательного центра предложил мне встретиться и поговорить с одним афганцем-торговцем из Асадабада.

Встреча состоялась на нашей советской площадке Кабульского аэропорта, что, безусловно, произвело впечатление на собеседника. Беседа велась втроем — в роли переводчика выступал офицер разведцентра.

Разговор начался с того, что торговец сделал подробное представление о себе и своих близких. Зовут его Магомед, и он своим именем гордится. Отец его похоронен в Кабуле. А сейчас в столице проживает его дядя — родной брат отца. Как выяснилось, об этом он сказал неспроста, потому что сразу за этим сообщил, что на дочери его дяди женат министр энергетики ДРА Пактин (я его прекрасно знал) — знай, мол, с кем имеешь дело. Потом добавил, что его два брата тоже заняты, как и он, торговлей. Один —  в столице Пакистана Исламабаде, второй — в Мазари-Шарифе.

Надо иметь в виду, что во время войны торговцы занимались куплей-продажей не только различных товаров, но и различной информации. Фактически обычно они для разведок являлись хорошим информационным каналом. Что интересно — изворотливые и весьма смышленые торговцы умудрялись одновременно работать на несколько разведок, причем работали «добросовестно» и без зазрения совести. Так было всегда и везде, а на Ближнем и Среднем Востоке в особенности.

Вот и мой новый знакомый, говоря обо всем этом, дал мне понять, что он для меня может представлять особую ценность. В свою очередь, и я в конце встречи прозрачно ему намекнул, что мы будем рады, если господин Магомед будет поддерживать дружеские связи с нашим офицером. Имелось в виду разведчиком.

В ходе беседы Магомед посетовал на войну, что она уносит его большие выручки. Не о гибели безвинных людей говорил, а сокрушался о своей выручке, хотя в любые времена на войне в самом выгодном положении всегда оказывались торговцы и мародеры, правда, после политиков, которые своей жизнью вообще не рисковали. Вот и мой собеседник в этой всеобщей громадной беде, где людей убивают, как баранов, где действительно в прямом смысле течет кровь, а в жару она на броне и на камнях не застывает так быстро, как в стужу, — в этом тяжелом дыхании войны он не улавливал трагичной ноты, как не замечал и крови. Это его не интересовало. Он озабочен был лишь утраченной возможностью получить побольше денег.

Ну, ладно — то была война и перед нами делец, который до мозга костей проникся одной страстью — деньги! И она заслонила у него все. Но ведь сейчас у нас в России войны нет, и Чечня, пусть временно, но перестала взрываться, хотя и шевелится, как и весь Северный Кавказ. Войны в России нет, а людей убивают, и помногу. Войны нет, а людям привили нравы того торговца: одна дума — о деньгах. Правда, только часть общества полностью поглощена стремлением, как им урвать еще, переделить еще раз уже дважды в государственном масштабе переделенное народное имущество. А вторая часть думает, как выжить: товаропроизводитель — как бы не обанкротиться и чтобы его не проглотили «акулы»; рабочий, крестьянин, ученый, педагог, врач, воин и т. п. — как бы не умереть, найти источник поддержать свою семью; пенсионер и даже ветеран Великой Отечественной войны, доведенный до отчаяния, не знает, где раздобыть хотя бы минимум денег на лекарства, которые сегодня достигли бешеных цен. Да и продовольствие — тоже. До 2000 года ежедневно цены даже на самые необходимые для жизни человека продукты только прыгали вверх. В 1994 году они взлетели вместе со взлетом цены доллара по отношению к рублю почти в два раза, а после 17 августа 1998 года — в четыре, а кое-где и в пять раз. Но если доллар как-то сумели «охладить» и заставили его вернуться хоть и не в первоначальное положение, но сползти со своего «пика», то цены вслед за этим отнюдь не снизились. Они лишь слегка заморозились, а потом «тихо-мирно» вновь поползли вверх.