Неповторимое. Книга 5 - Валентин Варенников

И вот однажды, когда я находился не на выезде, а в Кабуле, ко мне зашел мой помощник полковник Заломин и сказал, что хотел бы поучаствовать в боевых действиях по перехвату каравана. После небольших объяснений я вынужден был согласиться, тем более что он уже, оказывается, предварительно договорился с командиром 1-й бригады спецназа. Но и это еще не все. Через некоторое время Заломин опять приходит ко мне, приводит журналиста Артема Боровика, которому я уже до этого отказал в участии в боевых действиях по перехвату каравана. Но А. Боровик не дремал — подговорил моих офицеров, и вот Заломин заявляет:

— Разрешите и ему со мной на перехват каравана?

— Вы думаете, о чем вы просите? Это же не к теще на блины. Тем более корреспондент. Ну, как он там себя будет вести? Там же надо стрелять, там могут убить! Нет, нет. Это исключено.

— Валентин Иванович, — включился Артем, — я вас еще и еще раз очень прошу, разрешите. Ведь очень многие из нашей пишущей братии бывали уже в боях. Сейчас вот представилась такая возможность…

— Но поймите, это не обычные боевые действия. Все связано с исключительными и большими физическими и психологическими нагрузками, огромный риск, там много неожиданностей, там надо мастерски владеть оружием.

— Я физически подготовлен, стрелять умею, не дрогну, — продолжал уговаривать меня А. Боровик.

Короче говоря, они меня все-таки уговорили. Точнее, я согласился под давлением воспоминаний о том, что многие корреспонденты, публицисты, писатели, находившиеся в Афганистане, постоянно просачивались на войну, т. е. туда, где шли бои. Делали они это незаметно и очень рискованно.

Взять, к примеру, Александра Андреевича Проханова. Он вроде родился для того, чтобы всегда быть там, где тяжело человеку, и помогать ему духовно. Это и в боях в Афганистане, это и январь 1990 года в Азербайджане (Гянжа, Баку, Карабах), это и Прибалтика и другие «горячие» точки СССР, а затем война в Приднестровье, война в Чечне — и везде он. События августа 1991 года — меня арестовали, а он уже у меня в семье: горе-то какое, надо успокоить близких. Но на это надо иметь мужество (далеко не все генералы позвонили и тем более пришли, как и лидеры КПРФ). Где он только не бывал! В какие переплеты только не попадал! Но Бог миловал — остался жив. А сколько он написал, а сколько еще напишет об Афганистане, о Чечне, о наших воинах!

Наверное, было бы несправедливо, если бы я наложил вето на просьбу А. Боровика.

Позвонил командиру бригады полковнику Старикову. Тот подтвердил, что у них на этой неделе спланировано два перехвата: один в Кунарском ущелье (севернее Джелалабада) и второй — ближе к Парачинарскому выступу. «Вот на второй можно было бы подключить Замолина и Боровика», — заключил комбриг. Оказывается, он уже был в курсе всех вопросов. Коль все и так уже оговорено, я дал добро. И им действительно повезло. Во-первых, караван перехватили, очень удачно — всего лишь два наших воина были ранены. Во-вторых, побывали в настоящем бою. В-третьих, и это главное — остались живы.

Однако бывали в нашей жизни и печальные моменты. Случай, о котором пойдет речь ниже, бесспорно, навсегда остался в памяти всех, кто о нем знал. Это был не перехват каравана и не засада, но родственные по характеру боевые действия, которые назывались «налет».

Налет обычно применялся как способ боевых действий в целях оперативной (в короткие сроки) реализации разведывательных данных по уничтожению небольших банд, пунктов управления, исламских комитетов, складов и других объектов мятежников. Налет применяется также с целью захвата главарей банд, руководителей оппозиции, документов и особо важных видов оружия (пусковых установок и ракет ПВО «Стингер»).

Успешное проведение налета обеспечивалось: наличием точных разведывательных данных об объекте налета; быстротой и скрытностью выдвижения; внезапностью совершения налета; решительностью и стремительностью действий личного состава; четким взаимодействием всех задействованных сил и средств; быстрым выходом в район боевых действий резервных сил для оказания помощи (если это требуется). Но самым главным было то, чтобы подразделение, проводящее налет, само не попало в капкан засады противника. А для этого надо было все господствующие в районе предстоящих действий высоты и другие местные предметы скрытно захватить нашим охранением. Наконец, должна быть гарантированная связь и управление в целом.

В зависимости от характера цели и условий выполнения задачи для проведения налета обычно привлекалось подразделение силою взвода или роты. Для боевых действий создавались: группа захвата, группа огневого поражения и прикрытия и бронегруппа.

Группа захвата могла состоять из пяти — десяти человек и более. Она действовала обычно с одного-двух направлений. В нее назначались физически развитые и решительные солдаты и сержанты, хорошо владеющие оружием и приемами рукопашного боя. Командир взвода (роты), как правило, находился с группой захвата.

Группы огневого поражения (прикрытия) располагались на позиции так, чтобы огнем стрелкового оружия эффективно поражать противника, надежно обеспечивая действия группы захвата.

Бронегруппа оставалась в районе спешивания и была готова быстро выдвинуться и поддержать огнем действия подразделений.

При совершении налетов возможными были два варианта действий. Если группа захвата не обнаруживалась мятежниками, она стремительно выдвигалась как можно ближе к объекту атаки с нескольких направлений. Назначенные командиром солдаты и сержанты скрытно приближались к объекту и снимали часового, после чего группа, по возможности бесшумно, уничтожала противника ножами или огнем стрелкового оружия, захватывала пленных и документы. Произведя налет, все группы по команде командира отходили в заранее намеченный район сбора, где быстро садились на БТР и убывали в свой район (пункт дислокации).

Если не удавалось незаметно приблизиться к противнику, следовало открыть огонь по часовым и объектам налета и, используя складки местности, захватить выгодные рубежи в непосредственной близости от расположения мятежников. После этого огонь переносился в глубину и на фланги с целью недопущения отхода мятежников.

Группа захвата забрасывала объект гранатами, огнем стрелкового оружия и в рукопашном бою уничтожала оставшегося противника, захватив пленных, оружие и документы.

После боя группа захвата, а за ней и группы прикрытия отходили к своим БТРам и следовали на них в назначенный район. Во избежание подрыва на минах, установленных противником на прежней трассе, отход осуществлялся по новому маршруту.

Разумеется, случались и отступления от этих канонов, а отсюда и тяжелые последствия. Но хочу подчеркнуть, что всегда все зависело от степени обученности и натренированности личного состава, его умения выполнять действия в экстремальных условиях и, что особо важно, от твердого и непрерывного управления личным составом со стороны командира, его воли, энергии и смекалки.

Теперь о трагическом случае, который имел место в апреле 1985 года. Я возвращался из поездки в Москву — вызывали буквально на один день, чтобы я на заседании комиссии Политбюро по Афганистану доложил вместе с начальником Пограничных войск СССР генералом армии В. А. Матросовым о ходе создания пограничных войск в Вооруженных Силах Афганистана и состоянии дел с прикрытием афганской госграницы с Пакистаном и Ираном. Отчитавшись и показав политическому руководству, что здесь еще много вопросов и что, даже решив эту задачу, мы не решим афганской проблемы в целом, я сделал акцент на том, что нам надо, наконец, развязать этот узел политическим путем. Мое заключение не вызвало энтузиазма ни у кого из присутствующих. И вообще заседание прошло как-то мрачно.

Я спросил у Сергея Федоровича Ахромеева: «Что происходит?» Он нехотя, коротко ответил: «Да есть тут внутренние обстоятельства…» Потом, подумав, добавил: «Вам надо ехать обратно». Я ответил: «Завтра в пять утра вылетаю в Кабул. Сегодня же как прилетел, весь день протолкался в Генштабе, МИДе и ЦК. Домой еще даже не заглянул». Сергей Федорович изменений в мое решение не внес, но и не высказал одобрения. Видно было, что он получил от министра обороны указание отправить меня обратно уже сегодня. Вероятно, «молодой» министр (шел только третий месяц, как его назначили) хотел, чтобы Афганистан ни на час не оставался без присмотра. Хотя в его бытность не только он сам, но и большая часть оперативной группы через каждые два-три месяца выезжала в Москву на один-два месяца, а иногда и на более длительный период.

Но ничего не поделаешь — пришлось тут же отправиться обратно. Я летел и все думал, что же можно предпринять, чтобы коренным образом изменить положение с Афганистаном и с пребыванием наших войск. Набрасывал себе в тетрадь варианты. Тут зашел полковник Заломин (он тоже, как и некоторые другие офицеры, летал со мной в Москву) и доложил, что звонит генерал-лейтенант Гришин (он оставался за меня в Оперативной группе) и просит к телефону — есть важное сообщение. Соединяюсь. Гришин очень взволнованно докладывает, что неподалеку от Асадабада рота спецназа попала в засаду и вся погибла. Сейчас принимаются меры по эвакуации трупов. У меня внутри все застыло. Совершенно не представляя, как, находясь в самолете и не зная точно обстановки, можно повлиять на ход событий, я ограничился распоряжением готовить два вертолета, небольшую группу офицеров и десантников. Вертолеты и все воины должны иметь полный комплект боеприпасов. Гришин ответил, что предвидел такое решение, поэтому все уже готово. До нашего прилета оставался час. Я провел его в тяжелых думах.