Омен. Конец Черной звезды - Гордон Макгил

Джеймс Ричард с трудом приходил в себя. Все тело ныло и саднило. Сначала Джеймс решил, что ему привиделся кошмар. Хоть и эротический, но все равно, без сомнения, кошмар, и скоро он проснется рядом со своей Евой, примет душ, оденется и отправится в контору.

Разлепив свинцовые веки, Джеймс с ужасом заметил следы губной помады, синяки и царапины. И тогда он понял, что это был не сон. Джеймс застонал и, повернувшись, увидел лежавшую на тумбочке снятую трубку. У него перехватило дыхание. Джеймс снова закрыл глаза, отдавая себе отчет в том, что теперь он потерял абсолютно все. И сейчас он молил Господа лишь об одном: если эта чертова война начнется, пусть первая бомба упадет на Рим.

Глава 15

Джек Мейсон начал опасаться за свой рассудок. Он уже не мог заснуть без снотворного. А те кошмары, которые одолевали его каждую ночь, лишь отдаленно напоминали сон. Просыпаясь, Джек чувствовал, что напряжение не проходит, и эта накапливаемая усталость усугубляла его нервозность. Он совсем потерял голову, пытаясь найти всему разумное объяснение. Нервы его стали сдавать. Ибо любое рациональное рассуждение неизменно упиралось в библейский текст, и — что самое ужасное — мор уже, похоже, был готов принять это.

Как ни крути, библейские аналогии начинали приобретать определенный смысл. Возвращение евреев в Сион было предсказано, но вот вторая часть пророчества — явное безумие: после возвращения евреев Христос якобы вновь родится и встретится с Антихристом в Армагеддоне.

Разве не ахинея? Как пить дать, чушь собачья. Однако теперь Мейсон уже не мог отмахнуться от этих мыслей.

Если все в мире предопределено и люди суть не что иное, как марионетки в руках некоего божества — злого или доброго, неважно, — то к чему вообще суетиться? Не лучше ли безропотно ожидать исполнения рока? А если твоя судьба тебе не принадлежит, то жизнь вообще теряет изначальный смысл.

Вся эта история с Антихристом — сущий бред. Но тогда почему же он мучается, неотвязно думая о последних событиях и постоянно соотнося их с Библией?

Мейсон метался по комнате, чувствуя себя как зверь в клетке. Он окинул затравленным взглядом компьютер, дискеты, кассеты и многочисленные заметки. Ведь надо же, в какой-то момент он допустил-таки слабинку и пошел на поводу у своих эмоций, заказав в библиотеке дискеты с комментариями к каждой главе Священного Писания.

Мейсон включил компьютер и, «перелистав» на экране страницы, нашел ту, где вчера остановился.

«И увидел я ангела сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змея древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет…»

Мейсон обратился к комментариям, и на экране появились слова: «Возможно, текст символический, хотя некоторые специалисты считают его истинным. Сравните со Вторым посланием Петра, третья, стих восьмой».

Какую-то долю секунды машина выискивала соответствующий текст, и вот он появился на экране:

«Одно то не должно быть сокрыто от вас, возлюбленные, что у Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день».

Мейсон собрался было снова нажать на кнопку, но компьютер уже обходился и без него, работая в заданном режиме. Монитор высветил строчки из «Откровения», которые Мейсон и без того знал наизусть:

«Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли. Гога и Магога…»

Внизу был комментарий:

«Гог из земли Магог, принц Роши, Мешехи и Тубала. „Роша“ вполне могла означать слово „русский“».

Мейсон тяжело вздохнул. Голова раскалывалась, и он с трудом концентрировал внимание на экране, где строчка за строчкой печатался список погибших и без вести пропавших. Всех, кто был замешан в этой темной истории, связанной с семейством Торнов. Мейсона снова — в который раз за последние дни — охватил озноб, походивший на сильнейшую лихорадку. Даже ночью Джек вскакивал от внезапной дрожи во всем теле.

Список наконец закончился. И тут в голову Джеку пришла простая и ясная мысль. Он даже испугался, но мысль эта засела, как заноза. А что если он задаст этому электронному всезнайке кое-какой вопросик? Не зря же он выкладывает кругленькую сумму за пользование компьютером!

И Джек выбрал из списка несколько фамилий.

Габер Дженнингс, фотограф: снесло голову листом стекла.

Карл Бугенгаген, археолог, и Майкл Морган, фотограф: заживо погребены.

Джоан Харт, журналистка: несчастный случай.

Отец Томас Дулан: заживо погребен.

Майкл Финн, ученый-теолог: несчастный случай в самолете.

Против каждой фамилии Мейсон указал, сколько времени эти несчастные посвятили исследованиям династии Торнов. Ну вот, а теперь попробуем-ка проиграть варианты. И Джек напечатал еще две фамилии.

Анна Бромптон, исследователь.

Джек Мейсон, писатель.

Затем составил новое задание:

«Прогноз. Сколько времени понадобится этим людям для завершения их работы?»

На экране тут же появился ответ.

Анна Бромптон: два дня.

Джек Мейсон: два дня.

— Да это просто кошки-мышки какие-то, — вздрогнув, прошептал Мейсон. На Джека вдруг накатила волна дикого, панического страха, поднявшаяся из самых недр его существа.

— А иди ты! — взорвался Джек, глядя на монитор. — Чертова машина! Что тебе вообще может быть известно?!

Он отключил программу. Что с ним происходит? Чего ради он орет на груду железяк? Пытается подальше упрятать свой ужас перед «курносой», как только эта куча металлолома напомнила Джеку о смерти? Предсказание собственной кончины ценой в тридцать тысяч долларов. Снова склонившись над клавиатурой, он пробормотал:

— Ладно, если уж ты такая умная и знаешь наизусть и «Откровение Иоанна Богослова», и «Послания» апостолов Петра и Павла, и все такое прочее, давай, голубушка, отвечай. Что будет потом?

В ту же секунду на экране высветились всего два слова:

Конец света.

И тут Джека Мейсона охватил приступ истерического смеха. Он хохотал до упаду, пока не начал икать. В животе Джек почувствовал колики. Спустя несколько минут он кое-как пришел в себя и, сев, схватился за виски.

— Боже Милостивый, — пробормотал Джек. — Конец света. После Армагеддона Третья мировая война…

Мейсон вдруг принялся тихонько напевать, сначала еле слышно, а потом все громче и громче. Он затянул библейский псалом, внезапно всплывший в памяти, затянул так, как когда-то в детстве, сидя на жесткой церковной скамье. Там же стоял и священник, лицо которого Джек забыл. Зато хорошо помнил, как его — Джека — больно ударяли деревянной тростью, если во время службы он вдруг начинал хихикать.