Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации - Владимир Козаровецкий

Вольнолюбивая мысль Пушкина, его страстное желание свободы в стихотворении прочитывается отчетливо — и в связи с этим восьмистишием воспринимается как вполне законченное стихотворение считающаяся отрывком пушкинская строфа «придворного» периода:

Забыв и рощу и свободу,Невольный чижик надо мнойЗерно клюет и брызжет водуИ песнью тешится живой.

«Не выстраивается ли единый ряд, своего рода троептичие? — задался вопросом Лацис в конце своей статьи „Погоня за перехваченной птичкой“, фактически уже выстроив его. — Кроме кишиневской и петербургской, не должна ли была быть еще одна птичка, Михайловская?»

II

Воспроизведем ход мысли пушкиниста в последовательности происходившего с этой «птичкой».

В начале 1824 года в журнале «Соревнователь просвещения и благотворения», примыкавшем к декабристам, была опубликована басня Крылова «Кошка и Соловей»:

«Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дамИ отпущу гулять по рощам и лесам.………………………………………………………………….Ну, что же? — продолжает Кошка. —Пропой дружок, хотя немножко.»Но наш певец не пел, а только что пищал.…………………………………………………………….Сказать ли на ушко яснее мысль мою?Худые песни соловьюВ когтях у кошки.

Пушкин, будучи в ссылке в Михайловском, узнает в басне, изложение или текст которой дошли до него (вероятно, от Дельвига, приезжавшего в Михайловское в 1825 году), свою ситуацию 1820 года, когда ему было обещано прощение, а потом в нем отказано. Между тем назидающие и поучающие наставники поэта Вяземский, Жуковский и Плетнев, словно бы сговорившись с крыловской кошкой, уговаривают Пушкина сидеть смирно, «петь» и не «высовываться». Взбешенный поэт резко отвечает им: «О боже, избави меня от моих друзей!» (сестре, середина августа 1825 года, с расчетом, что письмо прочтет и Вяземский, отдыхающий на том же курорте); «Дружба входит в заговор с тиранством, сама берется оправдать его, отвратить негодование… лишают меня права жаловаться… а там не велят и беситься. Как не так!» (Вяземскому, сентябрь 1825-го.) Тон писем сознательно обиден, в надежде заставить друзей что-нибудь предпринять для его высвобождения из ссылки. Отталкиваясь от пересказанного ему содержания крыловской басни именно в это время он и пишет издевательскую эпиграмму:

Поймали птичку голосистуИ ну сжимать ее рукой.Пищит бедняжка вместо свисту,А ей твердят: «Пой, птичка, пой!»

Понимая, что содержание четверостишия шире только эпиграмматического и что оно абсолютно непечатно, Пушкин откладывает его, не решившись послать друзьям в письме и дожидаясь почтовой оказии. И тут поэт узнает о новом издании басен Крылова и начинает настойчиво интересоваться им: он хочет понять, насколько самостоятельна его эпиграмма.

Плетнев в четырех письмах отвечает ему и в начале апреля 1826 года пересылает книгу сразу после ее выхода. Что-то насторожило проверяльщиков пушкинской почты, Плетнева в начале мая вызвали к петербургскому генерал-губернатору; Голенищев-Кутузов устроил Плетневу выволочку и запретил переписку с Пушкиным.

«Известие о Плетневе, — писал Н. Эйдельман, — должно было объяснить Пушкину, что его дела плохи: по сути, из всего этого следовало, что поэту запрещено печататься (ведь Плетнев — его издатель), а также, как арестанту, — переписываться…»

А в это время друзья продолжают его увещевать:

«Всего благоразумнее для тебя остаться покойно в деревне, не напоминать о себе и писать, но писать для славы. Дай пройти нещастному этому времени». (Жуковский, 12 апреля 1826 г.);

«Сиди смирно, пиши, пиши стихи и отдавай в печать! Только не трать чернил и времени на рукописное». (Вяземский, 10 мая 1826 г.). Судя по всему, следует читать как «не трать время на непечатное»?

III

Убедившись в самостоятельности стихотворения и понимая, что смысл эпиграммы шире непосредственного ответа друзьям, Пушкин, в надежде дать ей увидеть свет, переправляет ее тому, кто не только не писал поэту «успокоительных» писем, но и мог осуществить публикацию стихотворения, которое за подписью Пушкина становилось непечатным.

Александр Тургенев, друг и покровитель Пушкина, хлопотавший о принятии его в лицей и впоследствии познакомивший его с Жуковским и Карамзиным, имел обыкновение «подбирать» по разным причинам неопубликованное литераторами (Вяземский Пушкину, 1831: «…у меня уже кой-какие стишки готовы, которые пока преют у Тургенева. Он по старому все так и хватает»). Когда его бывший секретарь Б. Федоров затеял альманах «Памятник отечественных Муз» (скорее всего, с подачи самого Тургенева, перед отъездом за границу передавшего Федорову стихи, которые он «нахватал»). В альманахе «на 1827 год» и была опубликована «Михайловская птичка» среди не публиковавшихся стихотворений… Державина. Так стихотворение Пушкина попало в сочинения Державина, где и печатается до сих пор под названием «На птичку» и с датой «1792».

Эти четыре строки и по словарю, и по интонации слишком очевидно выделяются в опубликованной Федоровым подборке державинских стихов, где даже удачное стихотворение невозможно не отнести к XVIII веку:

НА КРАСАВИЦУКрасавица! Зря пчел вкруг розы ты весной:Представь, что роза ты, а мы — мы все — твой рой.

Лацис убедительно показал, что словарь «Птички» (а он проверил каждое слово) принадлежит Пушкину, а не Державину. Например, Державин никогда не употреблял слово «вместо» — всегда писал «наместо» (кроме пары случаев в поздних стихах 1810–1812 гг.).; Пушкин же, наоборот, пользовался только словом «вместо», а слово «наместо» использовал всего дважды — в текстах, где речь шла о XVIII веке.

Академик Я. К. Грот отметил «разительное, хотя конечно случайное сходство» «Птички» с басней Крылова и включил стихотворение в корпус державинских стихов вопреки своим строгим правилам отводить любые тексты, у которых не сохранилось ни беловика, ни черновика: он несомненно догадался, кто был автором этого четверостишия. Лацис полагал, что «Птичка» написана в Михайловском в мае или июне 1826 года, по получении книги Крылова; думаю, что раньше, в августе-сентябре 1825-го. Уверен, что стихотворение уже существовало к тому моменту, когда он стал интересоваться изданием этой книги: Пушкин только хотел сверить его с опубликованной басней. Он «упаковал» ее содержание и смысл происходившего с ним в одну строфу — но не стал бы этого делать, имея перед глазами текст Крылова: не таков был характер его поэтического вдохновения.

Однако, так или иначе, а поэт своего добился: стихотворение увидело свет, сохранилось до наших дней и теперь только ждет включения его в корпус пушкинских произведений.

Глава 4

Миф о пушкинском демоне

Человек осмеянный считает себя человеком оскорбленным.

Кто ни на что не способен, тот способен на все.

Злословие даже без доказательств оставляет почти вечные следы.

I

В 1823 году в Одессе Пушкиным было написано стихотворение «ДЕМОН»:

В те дни, когда мне были новыВсе впечатленья бытия —И взоры дев, и шум дубровы,И ночью пенье соловья, —Когда возвышенные чувства,Свобода, слава и любовьИ вдохновенные искусстваТак сильно волновали кровь,Часы надежд и наслажденийТоской внезапной осеня,Тогда какой-то злобный генийСтал тайно навещать меня.Печальны были наши встречи:Его улыбка, чудный взгляд,Его язвительные речиВливали в душу хладный яд.Неистощимой клеветоюОн провиденье искушал;Он звал прекрасное мечтою;Он вдохновенье презирал;Не верил он любви, свободе;На жизнь насмешливо глядел —И ничего во всей природеБлагословить он не хотел.

О ком и о чем это стихотворение?

Если в двух словах, это стихотворение — об отравляющем воздействии абсолютного цинизма на юношески чистое восприятие мира. Но, как справедливо заметил еще М. О. Гершензон, «Пушкин необыкновенно правдив, в самом элементарном смысле этого слова; каждый его личный стих заключает в себе автобиографическое признание совершенно реального свойства…» По этой причине (хотя в стихотворении несомненно имело место и поэтическое обобщение) первое, что приходило на ум исследователям пушкинского творчества, — это вопрос: кто же все-таки был тем «демоном», хотя бы отчасти оказавшим такое влияние на Пушкина и с такой достоверностью изображенным в стихотворении?