Хладнокровный ублюдок, яростно рвущий аристократов - Геннадий Борчанинов

друг, и я знаю наверняка, Алексей Петрович ни за что не оставит меня в покое. В живых останется только один из нас, и я хочу, чтобы это был я.

Барон задумчиво почесал густую бороду, помолчал немного.

— Хм… Мне они всё равно ни к чему… — пробормотал он. — Ну-ка, посиди здесь, подожди. Сейчас вернусь.

Он встал из-за стола, торопливо прошёл в другую комнату. Мне его видно не было, но он там чем-то гремел и стучал, словно хлопал дверцами шкафов и крышками сундуков. Я сидел, прихлёбывая иван-чай вприкуску с карамельками, да раздумывая над словами Остермана. Избегать использования магии… Мне, всю свою сознательную жизнь мечтавшему о силе, это было в новинку, но что-то в этом было.

Одарённый аристократ это уважаемый человек, воин, машина для убийства, но убрать источник, и кто он без магии? Ноль, пустышка. Мусор. Вот только я себя никчёмной пустышкой никогда не считал, несмотря на все обидные эпитеты, которыми награждал меня отец. Я и без магии справлялся с любыми трудностями. Или почти с любыми.

А вот те, кто был одарён с самого детства, и в самом деле ничего из себя не представляли без магии. Даже на поле боя большинство магов бездумно перебрасывались снарядами до тех пор, пока у одного из них не заканчивались силы, и он не ретировался в ужасе.

Барон вернулся так же внезапно, как и ушёл, выдёргивая меня из раздумий. Брезгливо кинул на стол несколько вещиц. Жезл, с виду напоминающий ручку от старинного комода, потемневший от времени перстень с кроваво-красным камнем, и хрустальную призму. Я даже так чувствовал, как от этих вещей за версту фонит магией.

— Бери, — приказным тоном произнёс Остерман.

— Что?.. — выдохнул я. — Нет, нет, я не могу это принять.

Старинные артефакты, родовые. Передающиеся из поколение в поколение, от отца к сыну.

— Бери, говорю, — сказал барон. — Пока я не передумал.

Я сидел, разглядывая артефакты. Жезл явно боевой, у отца было что-то похожее. Перстень и призма оставались пока загадкой, но тоже не из простых.

— Это же родовые, — сказал я.

— Да, и как глава рода Остерманов, не имеющий наследников, я волен распоряжаться ими, как хочу, — сварливо произнёс барон.

На это мне ответить было нечего. Да и спорить с ним не хотелось, всё-таки, не каждый день тебе вручают фамильные драгоценности стоимостью в неплохое поместье или пентхаус в центре Тюмени.

— Выживешь — вернёшь, — обломал меня Остерман. — Не выживешь… Значит, судьба такая.

— Выживу, — твёрдо заявил я.

— Вот и постарайся, — сказал барон. — Жезл… Моего прапрадеда. Боевой. Устраивает локальный армагеддон в радиусе сотни метров, испепелит всех, кроме того, кто его держит. Крайняя мера.

Я уважительно кивнул, по-новому глядя на подарки.

— Перстень… Тебе, скорее всего, не по размеру, не потеряй. Защищает от ядов. Любых, — сказал Остерман.

Ну, я при дворе не кручусь, в интриги и заговоры не ввязываюсь. Хотя, может и пригодится, кто его знает. Но это артефакт скорее для придворного виночерпия, а не для боевого мага.

— А призма? — спросил я.

— Ха! Призма… Это не просто призма! Это Призма Чёрной Луны! — важно проговорил барон, коснулся одной из граней, и вся комната погрузилась в кромешную тьму, будто весь свет в ней разом исчез.

Я не видел даже собственных рук, и это ощущение казалось чертовски знакомым.

— Вот, владей, — сказал Остерман, снова касаясь призмы.

Свет вернулся так же резко, как и пропал до этого, в одно мгновение.

— Я даже не знаю, как вас отблагодарить, ваше благ…

— Лучшей благодарностью будет смерть Воронцова! — перебил меня барон. — Если сумеешь…

— Сумею, — произнёс я.

— Вот и молодец, — сказал барон. — Докажешь всем, что и без магии можно побеждать.

Мне было немного неловко от того, что я фактически обманул старика. Побеждать графа Воронцова я планировал именно магией.

— Думаешь, наверное, что я выжил из ума, старый дурак, — задумчиво пробормотал барон, дохлёбывая остывший чай. — Первому встречному такие вещи… Щас сбежишь куда-нибудь за моря, и ищи-свищи…

— Не сбегу, — сказал я. — Клянусь честью.

— А ты ведь даже не дворянин уже, — хохотнул Остерман.

— Это ничего не меняет, — сказал я.

— И правильно. Честь… Она внутри, вот здесь, — он ткнул себя пальцем в грудь. — И у тебя она тоже есть. Сразу видно. Так что… Чует моё сердце.

Я покрутил в руках пустую чашку. Разговор перетекал в какое-то неверное русло, его направление мне не нравилось. Я знал, что все Остерманы безумны в какой-то степени. И, похоже, Георгий Константинович решил приоткрыть завесу своего безумия для меня.

За окном как раз начинало темнеть, на небо выползала бледная луна. Хотелось добраться до города прежде, чем ночь окончательно вступит в свои права.

— Спасибо ещё раз, ваше благородие, и за помощь, и за гостеприимство, — сказал я, поглядывая за окно.

— Ничего, ничего… — забормотал Остерман. — Какой мерою мерите, такой и вам будет отмерено…

Я поднялся из-за стола, посмотрел на барона, погружённого в свои собственные мысли, осторожно взял со стола артефакты. Остерман никак не отреагировал, продолжая что-то тихо бубнить себе под нос.

— Я, пожалуй, поеду, пока не стемнело, — сказал я. — Клянусь вам, я всё верну. Как только разберусь с нашим общим врагом.

— Да-да, конечно… — пробормотал барон. — Ступайте, Иван.

Я чудом удержал в себе облегчённый вздох, вышел из дома с каменным лицом. Столкнулся на крыльце с его слугой, который намеревался зайти внутрь.

— Стой, — хмуро приказал слуга, глядя на меня исподлобья.

— Не понял… — столь же хмуро ответил я, удивляясь такому обращению со стороны неблагородного.

— Не вздумай Георгия Константиныча обмануть, понял? — предостерёг слуга.

Он был выше меня на целую голову, и смотреть ему в лицо приходилось снизу вверх, что я терпеть не мог.

— Если ты пытаешься меня оскорбить, советую этого не делать, — произнёс я.

— Я предупредил, — сказал слуга, наконец уступая мне дорогу.

Я криво усмехнулся, прошёл мимо него, неторопливо шагая к своему «Патриоту». Хотелось выбраться из этой глуши до темноты, но я уже понимал — не успею. Наступала ночь, и луна поднималась по небосклону, задумывая свои чёрные дела. А ехать по ночному