Челюсти - Питер Бенчли

— Ближе к делу, Гарри.

— Хорошо, хорошо. Теперь перейдем к настоящему. Два месяца назад, еще до того, как заварилась история с акулой, была создана компания под названием «Каската истейтс». Это — компания-учредитель. Поначалу она не владела недвижимостью. Первой ее сделкой была покупка большого картофельного поля севернее Скотч-роуд. Лето в городе сложилось неудачно, и «Каската» умножила свои приобретения. Все это делалось совершенно открыто. Компания явно опиралась на чей-то наличный капитал и, пользуясь нынешним застоем, скупала недвижимость почти задаром. Как только в газетах появились первые сообщения об акуле, «Каската» развернулась вовсю. Чем ниже падали цены, тем больше она захватывала добычи. И все втихую. Цены теперь почти такие же, как во время войны, и «Каската» продолжает приобретать. Причем предпочитает не платить наличными. Обычно она выдает краткосрочные долговые обязательства, подписанные Ларри Вогэном. Он числится президентом компании. А ее вице-президент и подлинный хозяин — Тони Руссо, которого «Таймс» уже много лет считает вторым лицом в одном из пяти семейств нью-йоркской мафии.

Броди присвистнул сквозь зубы.

— И этот сукин сын стонет, что дела идут из рук вон плохо. Я все же не понимаю, почему от него требуют, чтобы мы открыли пляжи.

— Точно не знаю. Более того, сомневаюсь, что на Ларри по-прежнему давят компаньоны. Может, он говорит так в приступе отчаяния. Думаю, что Ларри оказался в весьма трудном положении. Он больше не в состоянии ничего купить, даже по дешевке. Единственное, что спасло бы его от разорения — внезапное повышение цен на рынке. Тогда он сумел бы выгодно продать приобретенную недвижимость. Возможно, основную прибыль получил бы Руссо — все зависит от их договоренности. Если же курс будет по-прежнему падать, иными словами, если пляжи будут закрыты, то Вогэну придется платить по долговым обязательствам. А деньги ему взять неоткуда. Я думаю, он обязан сейчас погасить векселя на сумму, превышающую полмиллиона. Он потеряет неизмеримо дольше, а недвижимость либо перейдет к прежним владельцам, либо ее приберет к рукам Руссо, если раздобудет наличные. Хотя сомневаюсь, чтобы Руссо стал рисковать. Цены на недвижимость могут упасть еще ниже, и тогда мафиози пойдет ко дну вместе с Вогэном. Я считаю, Руссо еще надеется на большие прибыли, но получит он их только при условии, что Вогэн добьется открытия пляжей. В этом случае, если ничего не произойдет и не будет новых жертв, недвижимость скоро подорожает, и Вогэн сумеет удачно продать все, что купил. Руссо получит свою долю — половину или не знаю сколько, — и «Каската» перестанет существовать. У Вогэна хватит денег, чтобы справиться с финансовыми трудностями и не разориться. Если же из-за акулы погибнет кто-нибудь еще, в накладе останется только Вогэн. Насколько я могу судить, Руссо не вложил в предприятие и пяти центов. Все это…

— Ты бессовестный лжец, Медоуз! — раздался вдруг пронзительный голос Вогэна. — Только напечатай хоть слово из этой ерунды, и я затаскаю тебя по судам до самой смерти! — Раздался щелчок. Вогэн бросил трубку.

— Такова порядочность избранных нами представителей власти, — заметил Медоуз.

— Что ты будешь делать, Гарри? Хочешь что-нибудь дать в газете?

— Нет, во всяком случае, не сейчас. У меня нет никаких документов. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что мафиози все глубже и глубже запускают лапу в дела Лонг-Айленда — в строительные работы, рестораны, во все что угодно. Однако попробуй схвати их за руку. Я думаю, что Вогэн вряд ли нарушал законы в строгом смысле этого слова. Через несколько дней, покопавшись еще немного, я смогу собрать факты, подтверждающие, что он связан с мафией. Я имею в виду факты, которые невозможно опровергнуть, если Вогэн в самом деле попытается обратиться в суд.

— По-моему, у тебя уже достаточно улик, — заметил Броди.

— Я знаю о многом, но у меня нет доказательств. Нет документов или хотя бы их копий. Я только видел эти документы.

— Ты думаешь, кто-нибудь из членов муниципалитета замешан в этом деле? На заседании Ларри всех настроил против меня.

— Нет. Ты говоришь о Кэтсоулисе и Коновере? Они просто старые друзья Ларри, и каждый чем-то обязан ему. А Тэтчер слишком стар и труслив, чтобы сказать хоть слово против мэра. Лопес вне подозрений. Он действительно заботится, чтобы его избиратели получили работу.

— Хупер что-нибудь знает? Очень уж он настаивает, чтобы я открыл пляжи.

— Нет, я почти уверен, что ему ничего неизвестно. Я сам разобрался в этом лишь несколько минут назад, хотя многое еще неясно.

— Что же мне, по-твоему, делать? Можно уйти в отставку. Я сказал им об этом еще до разговора с тобой.

— Боже упаси, ни в коем случае. Прежде всего ты нам нужен. Если уйдешь, Руссо сговорится с Вогэном, и они поставят своего человека. Ты, возможно, считаешь, что твоих подчиненных не подкупить, но держу пари, что Руссо сумеет найти полицейского, который поступится служебным долгом ради нескольких долларов или просто ради того, чтобы стать начальником.

— Но что же мне делать?

— На твоем месте я бы согласился с Вогэном.

— Боже мой, Гарри, именно этого они и добиваются. Тогда я могу спокойно оставаться на своем посту.

— Ты же сказал, что у твоих противников есть веские основания, чтобы открыть пляжи. Я думаю, Хупер прав. Рано или поздно тебе придется уступить мэру, даже если мы никогда не отыщем акулу. Ты можешь с таким же успехом Отдать распоряжение сейчас.

— И позволить жуликам заграбастать деньги, а потом скрыться.

— Ну что ты можешь сделать? Будешь держать пляжи закрытыми, Вогэн найдет способ отделаться от тебя и сам откроет их. Тогда ты вообще никому не принесешь пользы. Никому. По крайней мере, если подчинишься мэру и ничего не случится, горожане поправят свои дела хоть как-то. Потом, некоторое время спустя, мы сумеем пришить Вогэну что-нибудь. Не знаю что, но наверняка что-нибудь сумеем.

— Черт с ним, — сказал Броди. — Ладно, Гарри, я подумаю. Но с пляжами я поступлю как-нибудь по-своему. Спасибо тебе. — Он повесил трубку и вернулся в кабинет мэра.

Вогэн стоял спиной к двери у окна, выходящего на юг.

— Заседание закончено, — сказал мэр, когда Броди переступил порог кабинета.

— Как это закончено? — возразил Кэтсоулис. — Мы еще ни черта не решили.

— Конец, Тони! — сказал, повернувшись к нему, Вогэн. — Не мешай мне. Все будет так, как мы договорились. Дай я потолкую с Броди. Хорошо? А теперь все уходите.

Хупер и четверо членов муниципалитета покинули кабинет. Броди наблюдал за Вогэном, который выпроваживал их. Шеф полиции одновременно и жалел и презирал мэра. Вогэн закрыл дверь, подошел к дивану и тяжело опустился на него. Он уперся локтями и принялся растирать виски кончиками пальцев.

— Мы были друзьями, Мартин, — сказал он, — Надеюсь, мы останемся ими.

— Медоуз говорил правду?

— Я ничего не скажу. Не могу. Просто один человек когда-то выручил меня и теперь хочет, чтобы я отплатил ему тем же.

— Иначе говоря, Медоуз прав.

Вогэн посмотрел на Броди, глаза у мэра были красные и влажные.

— Клянусь тебе, Мартин, если бы я только знал, как далеко все зайдет, я бы никогда не пошел на это.

— Сколько ты ему должен?

— Сначала я занял десять тысяч. Пытался вернуть их дважды еще давно, но Тони и его друзья ни в какую не хотели брать. Повторяли, что сделали мне подарок и не стоит беспокоиться о таком пустяке. Но они до сих пор не вернули мою долговую расписку. Несколько месяцев назад они пришли ко мне, и я предложил им сто тысяч наличными. Они заявили, что этого мало. Деньги им не нужны. Они попросили, чтобы я вложил их в одно дело. Мы все выиграем, сказали они.

— И сколько ты отвалил?

— Одному богу известно. Все до единого цента. Даже больше того. По-видимому, около миллиона долларов. — Вогэн глубоко вздохнул. — Ты выручишь меня, Мартин?

— Я лишь могу связать тебя с окружным прокурором. Если дашь показания, то, возможно, сумеешь упрятать своих дружков в тюрьму за ростовщичество. — Меня убьют, прежде чем я успею вернуться домой от прокурора, а Элеонора останется нищей. Не такой помощи я жду от тебя, Мартин.

— Знаю. — Броди посмотрел сверху вниз на Вогэна — загнанный раненый зверь — и почувствовал жалость к мэру. Броди уже сомневался, правильно ли он поступил, упорствуя в своем нежелании открыть пляжи. Что на него влияет? Ощущение своей вины или страх перед новым нападением акулы? Действительно ли он заботится о жителях города или просто хочет облегчить себе жизнь, отказываясь рискнуть?

— Вот что я скажу тебе, Ларри. Я открою пляжи. Но не для того, чтобы помочь тебе, ведь если я буду артачиться, ты все равно избавишься от меня и поступишь по-своему. Пусть люди купаются, может быть, прежде я ошибался.

— Спасибо, Мартин. Ценю твою искренность.