Охота за темным эликсиром. Похитители кофе - Том Хилленбранд

И таким образом он навлек на себя гнев Людовика Великого. Несмотря на то что всем известно, что брат короля предпочитает лиц своего пола, однако же, как говорится, quod licet Jovi non licet bovi[29]. Только потому, что монсеньор открыто позволяет себе держать любовника, это по весьма понятным причинам не позволяется бастарду, хотя и признанному.

Есть и другая история, которую рассказывают шепотом. Говорят, графу Вермандуа стало скучно обкрадывать высшее дворянство, поэтому он решил ограбить короля. Если бы он стащил у своего отца всего лишь носовой платок, возможно, Великий простил бы его. Однако, судя по всему, Вермандуа сумел незаметно проникнуть в покои его величества. Что он украл там, неизвестно, однако говорят, что король был настолько зол, что немедленно прогнал сына со двора.

Что бы ни было истинной подоплекой этой истории, с уверенностью можно сказать лишь о том, что с тех пор Вермандуа в Версале не видели, и в Лувре тоже, и в его резиденции на севере Франции.

Надеюсь, эта информация была вам полезна. Передавайте низкий поклон моему брату. Как увидите его, расцелуйте его за меня в обе щеки.

Ваш преданный слуга и так далее и тому подобное

Прошло некоторое время, прежде чем его глаза привыкли к телескопу, однако после этого Овидайя не мог отвести глаз от маленького золотого шара. Поначалу он счел объект грязным пятном, однако постепенно ему удавалось рассмотреть все больше и больше деталей. Золотисто-желтый цвет преобладал, но чем дольше он наблюдал за шаром, тем больше оттенков различал. Были там вкрапления бирюзового. Были темные пятна и линии, указывавшие на то, что объект имеет структуру, горы и долины, возможно моря и океаны.

– Это Сатурн? – спросил он, не отводя взгляда от небесного тела. – Я не вижу описанных вами колец, сеньор.

– Нет, это не Сатурн, это одна из лун Сатурна.

– Вы не дали ей имени?

– Пока нет, но некоторые из моих коллег были так любезны, что назвали ее луной Гюйгенса.

Овидайя опустил телескоп и выпрямился.

– Вы сказали, одна из лун Сатурна. Существуют и другие?

Его собеседник кивнул. Опираясь на палку, рядом с ним стоял Христиан Гюйгенс. Пожилому натурфилософу стоило больших усилий подняться в столь поздний час в свою обсерваторию на крыше собственного дома. То, что он сделал это, дабы продемонстрировать гостю свой лучший телескоп, свидетельствовало о том, как сильно он расположен к Овидайе.

По крайней мере, англичанин так себе воображал. Возможно, гостеприимство Христиана Гюйгенса было как-то связано со значительной суммой, которую заплатила компания за то, чтобы он помог Овидайе. В любом случае луна Сатурна представляла собой незабываемое зрелище, нечто, о чем он будет помнить еще очень долго.

– Лун Сатурна действительно несколько, месье Челон. Первую я открыл, но остальные четыре у меня увели. Первыми их обнаружил генуэзец по имени Кассини.

– И у них тоже нет имен?

– Почему же. – Гюйгенс наморщил нос. – Кассини назвал их Sidera Lodoicea, в честь Людовика XIV.

Sidera Lodoicea, звезды Людовика, – как будто мало того, что в честь этого человека называют города, реки и земли. Теперь даже в эфире никуда не деться от французского короля.

– Ученые задаются вопросом, – произнес Овидайя, – из чего состоят эти луны.

– Да. А еще – населены ли они.

Мужчина удивленно уставился на натурфилософа:

– Прошу прощения, сеньор?

– Что ж, в случае с Сатурном, Марсом или теми же лунами речь, совершенно очевидно, идет о сферах из земли и камня, вроде той, на которой находимся мы. Я придерживаюсь мнения, что если следовать законам логики, то было бы разумно предположить, что другие планеты тоже населены.

– Но кем же?

– Планетянами. Существами, вероятно, не так уж не похожими на человека.

– Вы уже публиковали что-то на этот счет?

– Нет, однако собираюсь. Пройдет еще какое-то время, прежде чем я закончу книгу. Она будет называться «Cosmotheoros».

Овидайя еще раз поглядел в телескоп. Луна Гюйгенса без изменений висела над головами. Ему сложно было представить себе планетян, которые разгуливают там и, возможно, тоже смотрят в похожий на их телескоп, прямо в эфир, разглядывая Землю. Снова обернувшись к Гюйгенсу, он произнес:

– Мне кажется, что эта ваша теория насчет людей на Сатурне настроит против вас Церковь.

– Римскую или протестантскую?

– Обе.

Гюйгенс махнул рукой, что должно было означать, что он считает соображения Овидайи не важными.

– В Библии не сказано, что в других мирах есть жизнь. Но там не сказано и того, что ее там нет. А теперь скажите мне, месье: зачем иначе Господу сотворять иные планеты? Вероятно же, для того, чтобы населить их другими созданиями.

– А почему Он так удалил их друг от друга и разбросал по эфиру?

Гюйгенс пожал плечами:

– Возможно, потому, что не хотел, дабы Его разные дети встречались друг с другом? Вероятно, Он полагал, что они станут воевать.

– Тогда, наверное, Ему следовало поселить французов и голландцев тоже на разных планетах.

Гюйгенс наморщил лоб.

– Вам нехорошо, сеньор?

– Ничего страшного. Но вы не возражаете против того, чтобы проводить меня вниз? Я старый человек, и здесь, наверху, мне несколько зябко.

Овидайя кивнул, соглашаясь, и помог стареющему хозяину дома спуститься по крутой винтовой лестнице. Когда они спустились на первый этаж, Гюйгенс устало опустился в кресло у камина.

– О! Жаль, у меня нет одного из этих подъемников, как у Эрхарда Вейгеля.

– Подъемника, сэр? Что это такое?

– Вейгель – натурфилософ из Ены, – кряхтя, произнес Гюйгенс, подкладывая себе под спину подушку. – Он велел устроить в своем доме шахту, в которой на канатах висит небольшая деревянная платформа. С помощью рычага ее можно поднимать и опускать. Отличное изобретение для транспортировки пивных бочонков. И стариков, которых мучает подагра.

– Возможно, вам стоит прилечь, мейстер Гюйгенс. Мы могли бы обсудить остальное и завтра…

– Чушь, месье Челон! Я никогда не ложусь спать ранее трех часов ночи. Зато сплю довольно долго, до обеда вы меня вряд ли увидите. Все, что мне нужно, – это бокальчик. Вы не будете так любезны?

– Конечно, сеньор.

Овидайя направился к столу, на котором стояло несколько бутылок, налил им по бокалу коньяка. У старика, и это удивило его еще во время прошлого краткого визита в Гаагу, не было ни слуги, ни секретаря, который выполнял бы вместо него письменную работу или помогал проводить эксперименты. Когда он спросил об этом, Гюйгенс заявил, что предпочитает жить и исследовать в одиночестве, нежели «заниматься этим в обществе слабоумных, хотя для этого мне и придется самому чистить туфли».