Метамодернизм. Будущее теории - Джейсон Ānanda Джозефсон Шторм

потому что, как ни посмотри, гуманитарные науки утратили большую часть своей способности решать проблемы, а значит, утратили и большую часть своей легитимности. Но здесь меня больше всего интересует один конкретный аспект этого кризиса легитимации - а именно, представление многих ученых о том, что интеллектуальные проекты их дисциплин сели на мель. Учитывая, насколько тесно дисциплины связаны со своими объектами, можно задаться вопросом: что может заставить дисциплину поставить под сомнение, оспорить или даже отказаться от своего основного объекта? Как историки искусства отказались от искусства, антропологи - от культуры и так далее?

То, как академические дисциплины организовывали себя вокруг своих основных дисциплинарных объектов, делало их уязвимыми. Существовали глубоко укоренившиеся проблемы с прежними представлениями о концепциях, как теоретических, так и дотеоретических. Когда скептицизм стал многообещающим интеллектуальным или профессиональным путем, эти проблемы были готовы использовать. Иными словами, основы гуманитарных наук были построены с ошибками. Проблема коренилась в самом сердце дисциплин и их фокусных дисциплинарных объектах.

Для ясности, у приведенных выше аргументов есть общий философский субстрат: они не просто возникли как часть некоего неопределенного культурного цейтнота, а опираются на открытие ряда философских проблем.

Факты этой главы можно историзировать следующим образом: Начиная с начала 1930-х годов Людвиг Витгенштейн начал явно работать...

опровергнуть классическую теорию понятий. Хотя она и подвергалась сомнению ранее, классический взгляд на понятия имел долгую историю, связанную как с платоновской, так и с аристотелевской философскими линиями.94 Вкратце, понятия должны были основываться на дефиниционных структурах, эксплицирующих их сущность и описывающих необходимые и достаточные условия для их использования. Целью философии, а затем и специальных наук было раскрытие или уточнение определений реальных понятий, которые должны были точно отражать разделение природы или культуры.

Но начало двадцатого века привело все это в хаос. Витгенштейн утверждал, что многим общим понятиям не хватает исчерпывающего набора свойств, общих для всех примеров категории. Понятия не имеют общей сущности и не могут быть охвачены с помощью необходимых и достаточных условий. Посмертная публикация его "Философских исследований" в 1953 году способствовала дальнейшему распространению этой линии критики. Аналогичным образом критика пределов концептуализации появилась независимо друг от друга в аналитической и континентальной философии. Не подозревая друг о друге, ученые также начали атаковать конкретные концепции, вокруг которых были созданы различные дисциплины. Они делали это в рамках более широкой философской критики, но в основном они, кажется, пришли к этому вопросу самостоятельно, сосредоточившись на дисциплинарных объектах.

Несмотря на то, что эти движения были часто обострены или, возможно, усилены постструктуралистской, постмодернистской и постколониалистской теорией, в целом они предшествовали этим движениям. На самом деле, если порыться во вторичной литературе, можно найти множество подобных нападок на научные объекты в 1950-х и начале 1960-х годов. Цепочка цитирования интересна еще и тем, что во многих дисциплинах в 1980-е годы появился новый раунд критики, в котором, как правило, отсутствовали ссылки на критику поколением ранее. Эти новые вызовы часто формулировались со ссылкой на Деррида, Фуко или Эдварда Саида, и часто указывали на Соссюра там, где предыдущие мыслители помещали Витгенштейна. Эта критика стала частью того, как постмодернизм трактовался в рамках дисциплин. Это не значит, что более поздние аргументы были идентичными, но они использовали схожие приемы для достижения схожих целей. Дисциплинарная критика представляет собой вариации на небольшое количество тем, что позволяет предположить, что критика появилась именно тогда, когда она появилась, отчасти из-за фундаментальной переоценки значения понятий в целом.

Чтобы повторить то, что я хочу донести до вас, я представил типичные стратегии категориальной критики. В разных дисциплинах они применяются по-разному, но в целом они сводятся к следующему похожи. Многие дисциплины столкнулись с дестабилизацией своих центральных концепций. Дисциплины, которым до сих пор удавалось противостоять такой критике, созрели для распада. По всем признакам кажется, что критика скорее распространится, чем исчезнет. И так и должно быть. Часто нам нужно знать, что мы не заточены в категориях, которые использовались для нашего определения. Поэтому деструктивная критика необходима - не только для дисциплины, но и для отдельных ученых - чтобы расчистить почву и разрушить наши старые предубеждения, прежде чем мы сможем достичь одновременной деконструктивной бдительности и конструктивной способности, которых требует наша работа. В этом отношении я стремился научить начинающих ученых набору стратегий для постановки дальнейшей критики. Но, что очень важно, общие черты этой критики также говорят нам нечто фундаментальное о природе наших социальных категорий. Если каждая категория отличается от другой, то главное, что их объединяет, - это то, что все они могут быть подвергнуты аналогичной критике. Концепции в гуманитарных науках разрушаются схожим образом, потому что они в каком-то значительном смысле являются схожими концепциями. Если это так, то новое понимание концепций и даже знания может быть построено - не на защите категорий, а на структуре самой критики. Глава 3 опирается на эту "постмодернистскую" критику, выворачивая ее наизнанку, чтобы начать создавать новую метасовременное представление о социальных видах.

3: Социальная онтология процесса

 

Мир - это вечное движение. Все вещи в нем находятся в постоянном движении. Я не могу держать объект неподвижным. Я не изображаю бытие: Я изображаю прохождение.

Мишель де Монтень, "Покаяние"

В своем, пожалуй, самом влиятельном рассказе "Тлён, Укбар, Orbis Tertius" Хорхе Луис Борхес представил себе древний язык, в котором не было существительных, а вместо них использовались "безличные глаголы, измененные монослоговыми суффиксами (или префиксами), функционирующими как наречия. Например, нет существительного, которое соответствовало бы нашему слову "луна", но есть глагол, который в английском языке звучал бы как "to moonate" или "to enmoon". "Сегодня Борхесу не нужно искать так далеко, поскольку аналогичная тенденция наблюдается в различных теоретических кругах, которые уже несколько десятилетий избавляются от конкретных существительных, заменяя их (например, minoritized на minorities, enslaved на slaves, male-identified на male, racialized на race, criminalized на criminal, unhoused на homeless; в лингвистике standardized English на standard English, а в религиоведении canonized на canon и так далее. Подобный выбор слов обычно объясняется как попытка подчеркнуть действия или выбор, а не фиксированные или неизменные характеристики.

Я упоминаю этот терминологический сдвиг не для того, чтобы высмеять его, а для того, чтобы раскрыть философские обязательства, стоящие за таким изменением языка. Действительно, во многих отношениях я думаю, что это позитивный шаг, но нуждающийся в дальнейшей теоретизации (которую мы обеспечим в этой главе). Вкратце, истоки этого явления можно увидеть в "антиэссенциализме", который стал все более заметным в американской академии после 1980-х годов. Ранее существовало множество сходящихся источников критики сущностей: