Прелестная наездница - Валери Боумен

и могла, я ни за что не забрала бы Алабастера у Филиппа: он ему гораздо нужнее, чем мне.

Эван тяжело вздохнул.

— С вашей стороны это очень великодушно.

Если до сих пор у Эвана и оставались какие-то сомнения, теперь он окончательно убедился, что совершенно не знал Тею: она оказалась совсем не такой, как он предполагал вначале.

Тея отмахнулась от его похвалы.

— Это самое меньшее, что я могла сделать после того, как тайком пробралась сюда и опозорилась, как последняя дурочка, да еще и ногу сломала.

Эван фыркнул и сунул руки в карманы.

— Я бы так не сказал. Посмотрите на ситуацию с другой стороны: если бы вы не пробрались сюда и не сломали ногу, Филипп до сих пор бы молчал.

Тея улыбнулась и кивнула.

— Да, так мне нравится больше. Спасибо. Теперь я понимаю, что не зря сломала ногу.

Она оглянулась и посмотрела на Филиппа, все еще стоявшего возле жеребца, и, вздохнув, оперлась на дверцу денника, чтобы обрести равновесие и поставить забинтованную ногу на землю. Стоять было приятно, хоть и немного больно.

Эван подошел ближе и оказался в шаге от Теи. Она повернулась к нему, но пришлось поднять голову, чтобы видеть лицо. Ох, ну почему он так привлекателен и так хорошо пахнет? Ей очень не хотелось возвращать ему носовой платок, который хранил его запах.

— У нас много тайн, но я хочу попросить вас сохранить еще одну, — загадочно прошептал Эван, глядя ей в глаза.

Она сглотнула комок в горле и с трудом выдавила:

— Какую же, милорд?

— Что я сделал вот это. — Он нагнулся и прильнул к ее губам.

Глава 26

Как только Тея почувствовала прикосновение его губ, мозг ее словно взорвался. Первая мысль: что он делает? — мгновенно сменилась другой: только бы не останавливался!..

Сначала поцелуй был нежным, приглашающим, но затем Эван повернулся к ней всем телом так, чтобы Филипп, если обернется, не смог ничего увидеть, и тогда его губы стали настойчивыми, требовательными, язык прикоснулся к губам, и Тея приоткрыла их, впуская его в бархатные глубины рта.

Для Теи поцелуй не был первым: ее и раньше целовали нескладные деревенские кавалеры, но ни одна из тех неловких дурацких попыток не походила на этот поцелуй. Когда Эван оторвался от ее рта и шагнул назад, она тяжело дышала и дрожала от вожделения.

Глаза ее были широко распахнуты, словно он совершил нечто такое, чего она не забудет никогда (да так и будет — Тея не сомневалась в этом).

— Надеюсь, вы простите меня за это, — произнес Эван, смущенно кашлянув и поправив галстук.

Лишившись дара речи, Тея только и могла, что смотреть на него и, как рыба на суше, открывать и закрывать рот. Голос Филиппа вывел ее из ступора, и она забыла, что хотела сказать, если вообще собиралась.

— Он ничуть не изменился: такой же красавец.

— Он ждал тебя, — отозвался Эван, как будто не целовал только что Тею так страстно, что она забыла собственное имя.

Она все еще смотрела на него. Как он может говорить так спокойно после того, что было? Словно ничего не случилось? Вот она уже никогда не будет прежней. И все же Тея была благодарна Эвану за его уравновешенность: кто-то из них двоих должен сохранять самоконтроль.

Эван отошел от денника и направился к другу, а Тея осталась на месте тупо смотреть ему вслед. Итак, виконт Клейтон все же поцеловал ее, как она и хотела, а теперь будет ждать повторения… и, возможно, продолжения.

Пока Тея переживала случившееся, Эван рассказывал Филиппу, как ему удалось выкупить коня и другие семейные реликвии на аукционе, который его дальний родственник устроил в Лондоне несколько недель назад. Слова лились рекой: он сумел изложить достаточно убедительную историю, а вот мысли блуждали совсем в другом месте, там, где осталась Тея.

Наверное, не следовало ее целовать: ну где его хваленое самообладание? Никакого смысла в этом поцелуе не было, но он просто не смог удержаться. Увидев, как искренне она обрадовалась за Филиппа, хоть и мечтала заполучить скакуна сама, он просто немного расслабился, вот и все. К тому же он не верил в любовь, хотя уже несколько дней мечтал ее поцеловать, а на днях у него возникло ощущение, что она не будет против. Был только один способ это проверить, и он его использовал.

Вот только он не учел, что дело здесь не только в овладевших им эмоциях. Эван испытал сильнейшее возбуждение, подобного которому не чувствовал уже очень давно, и ощущал себя школяром, который не в состоянии усмирить неистовый бунт тела после поцелуя с девочкой. Тея не просто позволила ее поцеловать, но и ответила ему со всем пылом.

Теперь возникла еще одна проблема: он хочет ее, а это чертовски плохо. Она не вдова и не какая-то там оперная певичка, а невинная молодая леди, дочь пэра: с ней не выйдет просто поразвлечься, да она и не из тех, кого можно затащить в постель. Черт, черт, черт! Ну зачем он поцеловал ее? Как теперь жить с ней под одной крышей? Она уже провела в его доме три недели, а доктор Бланшар, который регулярно навещал ее, сказал, что должно пройти до полутора месяцев, чтобы нога зажила достаточно для переезда в карете домой.

Эван отошел от нее: решил поговорить с Филиппом, чтобы дать ей время прийти в себя. Он видел, что поцелуй ошеломил ее, только не понял, чего ей больше хочется: повторения и продолжения или дать ему пощечину. Ему показалось, что ей понравилось, да она и не из тех, кто постесняется дать по физиономии.

Нужно вернуться к ней. Наверняка болит нога, а он оставил ее стоять, прислонившись к дверце денника. Эван обернулся, но Тея смотрела в другую сторону.

— Ну что, возвращаемся? — предложил он Филиппу.

Тот кивнул, в последний раз потрепал Алабастера по холке, и друзья направились к Тее. Только было Эван хотел помочь Тее забраться в кресло, она кашлянула и попросила:

— Филипп, не могли бы вы подсадить меня в кресло? А то лорд Клейтон наверняка от меня устал.

Совсем наоборот, подумал Эван, но все же отошел в сторону, чтобы не мешать Филиппу.

Глава 27

На следующий день, пристроив ногу на подушки, Тея писала очередное письмо брату. Ее расстроило, что Энтони отказался ей помочь, и она решила хорошенько его отчитать. Несколько дней назад