Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка] - Астрид Линдгрен

— Тоже мне Сухарик! — сказал Кадер. — Послушай-ка, Сухарик, ты думаешь, зачем мы сюда приехали?

Мне показалось, что ноги у меня подкашиваются. «Чтобы посадить меня в пещеру Катлы, — подумал я. — Видно, они раскаялись в том, что отпустили меня, и теперь пришли забрать». Что я еще мог подумать?

— Видишь ли, — продолжал Кадер, — мы ездим здесь по вечерам, чтобы проверять, исполняют ли жители приказ Тенгиля. Твоему деду это, смотрю я, трудно понять, так ты растолкуй ему, что вам обоим будет худо, если вы не привыкнете сидеть дома после того, как стемнеет.

— Да не забывай, — встрял Ведер, — что в другой раз тебе это даром не пройдет, если мы застанем тебя, где тебе быть не положено. Заруби это себе на носу, Сухарик! Умрет твой дед или нет, нам наплевать. Но ведь ты еще мал, а вырастешь, захочешь стать солдатом Тенгиля, не так ли?

«Солдатом Тенгиля!» — подумал я. — Нет уж, да скорей я умру! Но вслух я этого не сказал. Я до смерти боялся за Юнатана и не посмел злить их, поэтому вежливо ответил:

— Да, конечно, захочу.

— Хорошо, — сказал Ведер. — Тогда завтра утром ты можешь спуститься к большой пристани и увидеть Тенгиля, освободителя Долины Терновника. Завтра он переправится через Реку Древних Рек в золотой лодке и причалит к большой пристани.

Потом они собрались уезжать. Но в последний момент Кадер придержал коня.

— Послушай-ка, старик! — крикнул он Маттиасу, который уже был на полпути к дому. — Не видел ли ты красивого молодого парня по имени Львиное Сердце, а?

Я держал Маттиаса за руку и чувствовал, как он дрожал, но мой дедушка ответил спокойно:

— Не знаю я никакого Львиного Сердца.

— Ага, не знаешь, — сказал Кадер. — Но если ты случайно его встретишь, не забудь, что ждет того, кто его укрывает или помогает ему. Смертная казнь, запомнишь?

Тут мы вошли в дом, и Маттиас захлопнул дверь.

— Смертная казнь мне за это, смертная казнь мне за то! Больше эти люди ничего придумать не могут, — сказал он.

Едва замер стук копыт, как Маттиас снова вышел из дома с фонарем. И тут же вылез из кустов Юнатан, с исцарапанным лицом и руками, но довольный тем, что ничего страшного не случилось и что Бьянка отправилась в полет над горами.

Потом мы сели ужинать в кухне Маттиаса. Потайная дверца была открыта, чтобы Юнатан в случае опасности мог быстро спрятаться.

Но перед ужином мы с Юнатаном пошли в конюшню и задали корм лошадям. Как здорово было видеть их опять вместе! Они стояли рядом, голова к голове. Я подумал, что они, может быть, рассказывали друг другу, что с ними приключилось. Я дал им обоим овса. Юнатан хотел сначала остановить меня, но потом сказал:

— Ну ладно, пусть разок поедят! Но здесь, в Долине Терновника, овес лошадям больше не дают.

Когда мы вошли в кухню, Маттиас поставил на стол миску с супом.

— Больше у нас ничего нет, да и суп-то одна вода, — сказал он, — но все же похлебаем горяченького.

Я вспомнил про свой мешок, достал его и вынул оттуда лепешки и баранину. Юнатан и Маттиас только ахнули, и глаза у них просто засияли. До чего же мне приятно было устроить им целый пир. Я нарезал большие куски баранины, и мы принялись уплетать и суп, и хлеб, и баранину! Долго нам было не до разговоров. Под конец Юнатан сказал:

— Надо же, наелись! Я уже почти забыл, что значит наедаться досыта.

Я все больше радовался, что приехал в Долину Терновника, считая, что поступил правильно, как и следовало. И я рассказал подробно обо всем, что случилось со мной после того, как я выехал из дома, кончая тем, как Ведер и Кадер помогли мне попасть в Долину Терновника. Почти все я уже успел раньше рассказать им, но Юнатану хотелось слушать об этом еще и еще. В особенности про Ведера и Кадера. При этом он хохотал так, как я и ожидал от него. И Маттиас тоже смеялся.

— Не больно ушлые люди у Тенгиля, — сказал Маттиас, — хотя сами они считают себя жуткими хитрецами.

— Куда там, — согласился я, — даже я смог их обмануть. Если бы они только знали, что помогли пробраться в Долину Терновника тому самому младшему братишке, которого так хотели сцапать, и отпустили его на свободу.

Сказав это, я вдруг призадумался. Раньше я не подумал об этом, но теперь спросил:

— А как, в самом деле, ты-то, Юнатан, попал в Долину Терновника?

Юнатан рассмеялся.

— Я запрыгнул сюда, — ответил он.

— Как это запрыгнул? Уж не на Гриме же?

— Именно на Гриме. Другого коня у меня нет.

Да, я знал, я видел, как здорово прыгает Грим с Юнатаном на спине. Но перемахнуть через стену, окружающую Долину Терновника! В это не поверил бы ни один человек.

— Понимаешь, тогда стена была еще не совсем достроена, — объяснил Юнатан. — Не везде на полную высоту. Хотя высота и там была немалая, можешь мне поверить.

— Ну а как же стражники? Никто тебя не видел?

Юнатан надкусил хлеб и снова захохотал.

— Еще бы не заметили! Да они гнались за мной целой тучей, и Грим получил стрелу в спину. Но я удрал от них, и один добрый крестьянин спрятал и меня и Грима у себя в сарае. А ночью он привел меня сюда, к Маттиасу. Теперь ты знаешь все.

— Нет, далеко не все, — вмешался Маттиас. — Ты не знаешь, что люди у нас в долине слагают песни про эту скачку и про Юнатана. Его приезд к нам — единственная радость в Долине Терновника с тех пор, как Тенгиль ворвался к нам и превратил нас в рабов. «Юнатан, заступник наш», — поют они, потому что верят: он освободит Долину Терновника. И я тоже в это верю. Ну, теперь ты знаешь все.

— Нет, всего ты не знаешь, — возразил Юнатан, — ты не знаешь, что после того, как Урвара заточили в пещеру Катлы, тайную борьбу в Долине Терновника возглавил Маттиас. Это Маттиаса они должны называть своим заступником, а не меня.

— Нет, я слишком стар, — сказал Маттиас. — Ведер прав, какая разница, жив я или помер!

— Нельзя так говорить, — вмешался я, — ты мой дедушка.

— Да, ради этого мне стоит жить. Но возглавлять борьбу я уже больше не гожусь. Это дело молодых.

Он вздохнул:

— Ах, если бы только Урвар был здесь! Но он теперь будет сидеть в пещере Катлы до тех пор, покуда Катла не примется за него.

Тут я увидел, что Юнатан побледнел.

— Мы еще посмотрим, — пробормотал он, — за кого Катла примется.

И после добавил:

— А теперь за работу! Даже ты, Сухарик, не знаешь, что в этом доме мы днем спим, а ночью работаем. Идем, сейчас ты увидишь!

Он пролез первым в «бункер» и показал мне кое-что. Он отодвинул матрац, на котором мы спали, вынул несколько широких шатких половиц, и я увидел черную дыру в земле.

— Здесь начинается подземный ход, — объяснил Юнатан.

— А где он кончается? — спросил я, хотя был почти уверен в том, каков будет ответ.

— В чащобе, по другую сторону стены, — сказал он. — Там он окончится, когда будет готов. Еще пару ночей работы, и он дотянется туда, куда нам надо.

Он спустился в этот лаз.

— Я должен прорыть еще несколько метров, — сказал он. — Сам понимаешь, не могу же я вылезти из земли под самым носом у Толстого Дудика.

Потом Юнатан исчез, а я долго сидел и ждал. Наконец он вернулся с полным корытом земли. Я волоком протянул корыто в кухню, к Маттиасу.

— Вот еще землица для моего огорода, — пошутил Маттиас. — Было бы у меня хоть немного гороха и бобов, я посадил бы их, и не пришлось бы голодать.

— Как бы не так, — ответил Юнатан. — Из каждых десяти бобов на твоем огороде Тенгиль взял бы девять, разве ты забыл это?

— Твоя правда, — согласился Маттиас, — покуда Тенгиль хозяйничает в Долине Терновника, здесь будут царить нужда и голод.

Пока Маттиас высыпал землю из корыта, я стоял в дверях на карауле. Юнатан велел мне свистеть, если я замечу хоть малейшую опасность. Я должен был насвистывать один мотив, которому Юнатан выучил меня еще давно, когда мы жили на Земле. В то время мы часто насвистывали вместе по вечерам, когда ложились спать. Так что свистеть я умел хорошо. Юнатан снова спустился в лаз, чтобы продолжать работу, а Маттиас — закрыл дверцу и задвинул ее буфетом.

— Запомни хорошенько, Сухарик, — сказал он, — когда Юнатан роет землю, дверца должна быть закрыта и буфет поставлен на место. Помни, что ты находишься в стране, где живет и хозяйничает Тенгиль.

— Да уж этого я не забуду, — сказал я.

В кухне было темно. На столе горела единственная свеча, но и ту Маттиас погасил.

— Темной должна быть ночь в Долине Терновника, — продолжал он. — Ведь здесь слишком много глаз, которые желают видеть то, что им не положено.

Потом он опять пошел выносить землю, а я встал в открытых дверях на караул. Везде царила тьма, как и хотел Маттиас. Темно было в домах, темным было и небо над Долиной Терновника. Ни звезд, ни луны, кругом кромешная тьма, и я ничего не мог различить. Стало быть, и все ночные глаза, о которых говорил Маттиас, тоже ничего не видели, и это немного утешало меня.