17 Тамплиеры 1. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов

Приор ненадолго замолчал. Сейчас он не смотрел на Томаса, а остановил взгляд на пляшущем за окнами голубом пламени. В мертвенном свете морщины на лбу храмовника сделались глубже, а в глазах, кажется, промелькнула горечь — но Томас, как всегда, не смог разобрать наверняка.

— Да, — неожиданно проговорил Жерар де Вилье. — Я любил Изабель. Мы росли вместе, и у меня не было никого ближе нее. И я любил ее… не совсем братской любовью. Я должен был жениться, унаследовать имение отца и дать продолжение роду — а вместо этого принес монашеский обет и вступил в орден. Я уехал в Святую Землю, лишь бы оказаться подальше от Изабель. А когда вернулся, она уже жила далеко, в Шотландии, и была замужем за твоим отцом. Надеюсь, он любил ее не меньше, чем я.

Приор обернулся к племяннику.

— Ты доволен, мальчик? Убери руку с меча — я не собираюсь драться с тобой, даже если ты обвинишь меня во всех смертных грехах. Я и волоса не трону на голове ее сына…

Только тут Томас сообразил, что все еще сжимает в правой ладони рукоять меча. Юноша отдернул руку, словно железо опалило кожу. И правда, лицо его налилось горячей краской — Томаса жег мучительный стыд.

Опустив голову, он пробормотал:

— Простите меня, монсеньор. Я не должен был трогать проклятый амулет. Мы вообще не должны были приходить сюда. Это место — средоточие зла…

Приор негромко рассмеялся.

— Томас, только что ты считал средоточием зла меня. Не будь так поспешен в суждениях. Место не может быть злым или добрым, и амулеты не добры и не злы. Слабого они искушают и подталкивают ко злу, сильному — дают силу творить добро. По крайней мере, мне хотелось бы в это верить.

Снова присев на корточки, старший храмовник захлопнул крышку шкатулки. К фигурке Феникса он так и не притронулся. Взглянув на Томаса снизу вверх, приор добавил:

— Что делать с Фениксом, решать тебе. Феникс крайне сложный предмет и приручить его дело нелегкое, но… Он не мог выбрать тебя просто так, это не просто так…

Приор сбился, словно задумался о чем-то и его мысли перепрыгивали одна на другую, подводя его к пониманию чего-то важного. Наконец он посмотрел на Томаса и сказал:

— Не знаю, тот ли ты, кому он предназначен или лишь тот, кто должен передать его в правильные руки. Феникс достанется тому, чей путь воистину велик и важен, чьи действия наделены глубинным смыслом, тому, кого они сами защищают от себя.

— Они?

— Что касается меня, — продолжил де Вилье, словно не услышав племянника, — то я свое решение принял. Эти амулеты не должны покинуть хранилище, даже если ценой будет жизнь великого магистра и судьба ордена.

…Когда они уходили из башни, фигурка Феникса лежала в кожаном мешочке на поясе у Томаса рядом с огнивом, небольшим ножом и треугольным камешком, который молодой шотландец подобрал в пещере Калипсо.

Часть вторая. Глава 7. Поцелуй Иуды

Лодка вылетела из туннеля в полыхающее красное зарево. Волны уже начали захлестывать подземный коридор. Вода прибывала быстро, так что на последних ярдах Томасу и приору пришлось сидеть пригнувшись, чтобы не задевать головами низкий свод. После темноты подземелья люди на миг ослепли. И все же Томас рад был этому свету и чистому морскому ветру, рад так, словно выбрался из могилы. Даже кипящее месиво воды и пены в скальном коридоре больше его не пугало. Каменные ладони, сомкнувшиеся наверху, казались дружескими руками, прикрывающими от неведомой угрозы. По сравнению с затхлым туннелем и залитой тьмой пещерой это было почти счастьем.

Приор, однако, не улыбался. Когда впереди показался длинный корпус галеры, де Вилье резко ударил веслом, разворачивая шлюпку. Суденышко закружилось на месте. Обернув встревоженное лицо к своему юному спутнику, он проговорил:

— Только что произошло чудо, которого ты не заметил. Помнишь, я говорил тебе о том, что в Хранилище заходили трое, а уходили лишь двое?

Томас кивнул.

— Твой выбор изменил мои планы.

— Боюсь, я не понимаю вас, сир…

— Демон легко впускает, но никогда не выпускает без жертв. На выходе он должен был убить одного из нас и этим человеком планировал быть я… прости, что не посветил тебя в свои планы.

— Но почему…

— Демон нас не тронул?

Юноша задумался.

— Феникс?

— Да, он не позволил ему. И это хорошо. Не то, чтобы я обрадовался сохранению своей жизни, поверь мне это не надолго…

— Но, сир…

— Но это значит, что Феникс уже хранит тебя. Однако, знай. Феникс хранит тебя от демонов, но не от людей. А те люди, что ждут нас на корабле, куда страшнее демонов.

— Корабль захватили?

— Ты сам все увидишь, мальчик…

Де Вилье сорвал с пояса четки. Этот розарий из темных деревянных бусин храмовник привез со Святой Земли и очень им дорожил. Сейчас де Вилье дернул нить, и черные кругляши со стуком поскакали по дну шлюпки.

— Вот, — сказал приор, протягивая нитку Томасу. — Быстро привяжи свой амулет и надень на шею. Когда-то, не так давно, ты поклялся в верности мне и ордену. Пришло время исполнить клятву. Делай то, что я тебе говорю, и не задавай вопросов.

Закатное солнце вспыхнуло в глазах приора прощальным блеском, валясь за кромку скал.

— Де Шалон — бешеный пес, сорвавшийся с поводка, — выплюнул де Вилье. — Если его не остановить, он приведет орден к гибели. А ты — ты должен выжить. Ты несешь в себе сейчас самую великую тайну ордена. Используй ее с умом.

— Я не дам им убить вас, монсеньор! Вы должны спасти орден. Вы — наследник Жака де Моле по праву. Вы, а не я…

Де Вилье улыбнулся.

— И как же ты сможешь помешать им убить меня? Нет, мальчик, каждому свое. Я должен умереть. Ты — выжить и отомстить. А теперь вперед, они не будут ждать вечно.

Приор взялся за весла и с силой погрузил их в воду. Шлюпка стрелой помчалась к борту корабля.

Дальнейшее Томас помнил урывками. Черные просмоленные доски. Белое лицо Жака. Два темных, смердящих кровью пятна. Боль в желудке, холод в пальцах, сжимающих амулет. Бешеные и в то же время пустые глаза Гуго де Шалона, и внимательный взгляд сержанта Безансона. Походный алтарь, на нем высушенная человеческая голова — оскал желтых зубов, темная кожа, прядка побелевших от времени волос. Вопли гребца-раба. Двое тащат раба за руки и швыряют на колени перед алтарем и головой-идолом. Раб, совсем мальчишка, бьется и извивается, белки его глаз лихорадочно блестят. Кинжал в руке Гуго де Шалона. Удар. Вспоротое горло. Кровь, хлещущая на алтарь. Страх. В сердцах и в глазах, на губах и в горьком привкусе слюны, всюду страх.

Эта бешеная пляска чуть замедлилась, когда Гуго де Шалон подошел к нему. Томас и приор стояли у мачты в окружении взбунтовавшейся команды. Рядом тлел очаг, на очаге нагревались пыточные инструменты. По углям пробегали желто-алые язычки пламени. Томас знал, что пытать будут их, но страшно ему не было. Только мучительно стыдно. Стыдно за всех этих, утративших человеческий облик и променявших его на личину зверя.

Гуго де Шалон поднес к горлу Томаса кинжал в темной пленке свежей крови. Лезвие коснулось фигурки Феникса. Рука юноши рефлекторно метнулась вверх, накрывая амулет. Пальцы сжались.

— Так он все-таки позволил тебе взять ее, — раздумчиво проговорил де Шалон. — Где же остальные? Ты ведь скажешь нам, правда?

Спятивший тамплиер улыбался, но Томас видел не улыбку, а шакалий оскал и гримасу демона. Подавив желание плюнуть в лицо убийце, он спокойно ответил:

— Думаю, что вы ошибаетесь, сир.

Де Шалон, похоже, не ожидал такого. Вскинув голову, он уставился на приора.

— Ошибаюсь?

Слуга Бафомета шагнул вперед. Шакал в его душе визгливо смеялся. Демон выговаривал странные слова, складывающиеся в латинскую фразу. «Templi omnium hominum pacis abbas» — «Настоятель храма мира всех людей», механически перевел Томас [50]. Две пары глаз горели красным, то ли отражая полыхавший на западе закат, то ли светясь собственным адским огнем. Когтистая лапа метнулась, бросив приора на палубу. Тот не пытался сопротивляться. Он даже головы не поднял, и эта жертвенная покорность резанула Томаса больнее, чем все остальное. Если бы де Вилье дрался, если бы он погиб в бою со многими противниками, такую смерть еще можно было бы допустить. Но не это. Нет. Ни за что.

Томас хотел взяться за меч, но надо было сначала отпустить амулет — а пальцы одеревенели, сжавшись неразрывным кольцом вокруг серебристой фигурки Феникса. Ледяной металл впился в плоть, рука горела, в глазах плыло от ярости и от слез. Юноша ненавистно уставился в спину чудовищу. Де Шалон хотел убить приора, очень хотел, но рукой его двигали не отчаяние и не страх. В смерти де Вилье он видел некую вы-

году…

«Думай быстрее!» — чуть ли не вслух прокричал Томас.

Но времени не оставалось. Убийца уже занес кинжал. И тогда юноша выпалил первое, что пришло на ум:

— Зачем ты рисовал карту тогда, в Альпах? Ты хотел, чтобы кто-то выследил нас?