Помоги другим умереть - Елена Арсеньева

Имели место быть и гробы, обитые тканью: черной, алой, жгуче-розовой и ультраголубой, а также белым шелком. Один гроб, увенчанный белым кисейным пологом и бумажными розами, напоминал ложе Спящей Красавицы и казался до того мягким и уютным на вид, что Женя ужаснулась, ощутив внезапное некрофилическое желание испытать, так ли он хорош изнутри, как снаружи.

И тут она поняла: самое странное, что эта выставка не производит гнетущего впечатления. Слишком красивые, а порою и вычурные изделия. И некоторые из них, наверное, баснословно дороги. Вот и цены понавешаны – все, разумеется, в «у. е.»!

– Грандиозно, не правда ли? – с искренним восхищением прошептал Олег. – «Приветствую тебя, последний уголок…» Нет, я что-то напутал. Да бог с ним, с Пушкиным. Итак, приступаем к делу – выбираем гроб! Очевидно, следует покупать на вырост – то есть как минимум два метра в длину.

И он бойко засновал между гробами, заглядывая в них, чуть отстраняясь, рассматривая через кулак, словно дивные художественные полотна, меряя пядью.

«Да он сумасшедший!» – вдруг осенило Женю, и она с ужасом выдохнула:

– Олег! Угомонитесь, ради бога!

– Потерпи, дорогая! – откликнулся тот в полный голос. – Служение Танатос [3] не терпит суеты. Наше поколение вообще проявляет в этом деле преступную халатность. А вот я читал в каких-то мемуарах про одного помещика… Да, это было уважение к госпоже Смерти! Один из самых больших сараев в его имении предназначался исключительно для хранения гробов. Увлечение вот с чего началось: однажды этому господину приснилось, будто он преставился, а гроба нет. То ли столяр запил, то ли еще что. А была страшная жара. Кошмар, словом!

Проснувшись и обнаружив себя не только не разложившимся, но даже и вполне живым, помещик первым делом отправил крепостного столяра изучать тонкости грободелательного ремесла в Москву, а как только тот сделался настоящим специалистом, началась массовая заготовка гробов. Помещик оказался весьма предусмотрительным. Он был человеком высоким и худощавым, вот как я.

Олег быстро встал в позу, но тотчас продолжил прерванный осмотр, не переставая, впрочем, болтать:

– И вроде меня он принимал в расчет, что покойничек после смерти вытягивается и становится длиннее. Но вот однажды узнал, что у некоего худощавого человека перед смертью сделалась водянка и после кончины он оказался чуть ли не вдвое толще, чем был при жизни. К нему также поступила информация про другого страдальца, которого продолжительная болезнь настолько источила, что после смерти он сделался даже ниже среднего роста. Вследствие этих соображений герой моего повествования стал заказывать гробы на различный рост и объем тела. Стоп, – внезапно притормозил сам себя Олег. – Похоже, вот этот вполне сгодится, только плечи, боюсь, застрянут. Скажем, вдруг водянка? Или жара, как сегодня? Нет, пожалуй, пройдут плечики-то.

Он в сомнении заглянул в огромную коричневую домовину, сверкающую от всяческой бижутерии, как перстень торговца мандаринами, и вдруг повелительно спросил:

– Эй, милейший! У вас имеется аршин? Или, на худой конец, сантиметр портновский?

Женя растерянно хлопнула глазами.

«Ты совсем спятил? Ну откуда у меня аршин?!» – едва не воскликнула она, как вдруг до нее дошло, что Олег обращается вовсе не к ней. В самом деле – уж она-то, во всяком случае, не «милейший».

Женя оглянулась и невольно ахнула. Довольно тихо, во всяком случае, неожиданно вошедший человек ее не услышал. Да он сейчас, наверное, и выстрелов не услышал бы, потому что все его внимание было приковано к Олегу.

А у Жени мелькнула мысль, что за основу дизайна этой погребальной конторы были, пожалуй, взяты два цвета не как обозначение света (жизни) и тьмы (смерти) и даже не как намек на траурные цвета европейцев и некоторых восточных народов, просто интерьер явился отражением внешности хозяина. Ей еще никогда не приходилось видеть столь мертвенно-белого лица, чудилось, лишенного всех красок жизни. Это недвижимое пятно белело в обрамлении тускло-черных, гладко зачесанных назад волос, черной бороды и черного костюма. Траур был полным – отсутствовала даже белая рубашка. Двумя бесцветными нашлепками казались прижатые к груди руки. У незнакомца были черные глаза, которые могли бы показаться просто дырами, просверленными в голове, если бы не выражение возмущения и ненависти, которое мерцало в них, напоминая, что в выставочном зале возник не призрак, восставший из могилы непосредственно после захоронения, а относительно живой человек.

Вот именно – относительно, судя по тому, какими вялыми были его движения и какое слабое шипение вырывалось из горла:

– Что вы здесь делаете?

– Как – что? – изумился Олег, на которого зловещий незнакомец, судя по всему, не произвел никакого впечатления. – Гробик выбираем. Однако аршина у вас, как я вижу, нет. Но что же делать? Нельзя же такую вещь покупать без примерки. Это ведь на всю жизнь… в смысле на всю смерть… словом, ясно. Делать нечего, придется уподобиться вышеописанному помещику: когда у него бывали гости, он приводил их в сарай с гробами, в которых лежало сухое сено, и, чтобы показать, как ему будет после смерти ловко и покойно в них, укладывался то в один гроб, то в другой.

С этими словами Олег проворно, будто месяц предварительно репетировал, вскочил в приглянувшийся ему гроб и затих.

Черно-белый человек сорвался с места и ринулся вперед с выражением такой ярости на лице, что Женя всерьез испугалась за своего нового знакомого. Однако Олег уже выметнулся из гроба, как чертик из табакерки, и стал по другую сторону постамента, будто в окопе с высоким бруствером. Налетев на гроб, черно-белый человек замер, вцепившись в этот зловещий предмет и продолжая потрясенно выдыхать:

– Что вы? Да как вы?

– Не переживайте, бога ради, – дружески посоветовал Олег. – Вы что, думаете, я хулиган какой-нибудь, для которого нет ничего святого? Ошибаетесь. Просто решил позаботиться загодя. Нынче баксы есть, а завтра, не дай бог, ударит какой-нибудь очередной кризис, банк сгорит и… – Он выразительно присвистнул. – А ведь когда привыкаешь к определенному уровню комфорта в жизни, с ним уже трудно расстаться и после нее. Вот и надумал прицениться. Четыре тысячи у. е. – это, конечно, круто, но уж больно вещь хороша! – Он помуслил пальцами край гроба, словно полу пиджака в магазине готового платья.

«Четыре тысячи долларов?! – Впечатление, произведенное на Женю этими словами, заглушило даже испуг. – Да… вот это и есть загнивающий капитализм!»

– Нет, к такому ответственному делу, как смерть, надо подготовиться загодя, – продолжал Олег, глядя столь простосердечно, что даже возмущенный похоронщик не находил в себе сил прервать эту задушевную речь. – Как говорил классик, беда не в том, что человек смертен, – беда в том, что он внезапно смертен! Скажем, сегодня молодой юноша накушался до полного одурения какого-нибудь «Солнцедара» (или что там вообще пили, в боевом восемьдесят пятом?) и полез махать кулачищами с явным намерением проломить кому-нибудь башку, а через два дня его самого находят в заброшенном доме с проломленной головой. Или дорожник ремонтирует себе какой-нибудь отрезок пути, думая лишь о том, как вечером пойдет с женой в драмтеатр, а тут ба-бах! – потерявший управление «москвичок» бьет его в спину с такой силой, что он влипает головой в асфальтовый каток и планы его становятся навеки неисполнимы. А то, к примеру, некий бизнесмен катит на своем «мерсе», останавливается на светофоре, но…

– Пошел вон! – вдруг выкрикнул гробовщик. – Вон отсюда! – Он сунул руку в карман. – Кто тебя послал? Ты откуда взялся, гад?!

– Кирилл Петрович, вы здесь? – послышался безмятежный женский голос, и немолодая женщина в строгом темном костюме заглянула в зал. – Извините, я выскочила на минутку, тут в «Дары природы» привезли дешевых кур, вам не надо? Ой, у нас клиенты…

– Пока нет, – улыбнулся Олег. – Пока заказчики, и то потенциальные. Мы, пожалуй, забежим позднее, уже с деньгами. Извиняйте, если что не так!

И, проворно лавируя между гробами, он вылетел из зала, прихватив за руку Женю.

– Вы что?! – начала было она возмущенно, едва очутившись на улице, но Олег, бросив на ходу:

– Все потом! – втолкнул ее в «Тойоту» и с места рванул так, что под колесами засвистело.

Женя стиснула кулаки, чтобы унять дрожь. Олег покосился на нее и выключил кондиционер. – Я тоже… замерз, – сообщил он, и Женя впервые обратила внимание, что ее бравый спутник несколько побледнел. Можно себе представить, как выглядела она сама. Но лучше не надо.

– Не пора ли объясниться? – спросила она, напряженно глядя вперед, но уже не замечая расстилавшихся перед ними тенистых, уютных улиц.

– Пора, – согласился Олег, вытаскивая из кармана смятую рекламную листовку. – Вот, взгляните.