Заговор Тюдоров - Кристофер Гортнер

К вящему веселью Перегрина, я вынужден был то и дело наклонять голову, чтобы не врезаться лбом в ярко раскрашенные вывески, которые торчали над самой дорогой, исполненные в виде товара того или иного заведения. Становилось темнее. Верхние этажи многих мостовых построек соединялись висячими переходами, сплетаясь над дорогой в прихотливую сводчатую вязь. Время от времени между домами мелькал просвет, через который открывался впечатляющий вид на подмерзшую реку и шпили лондонских башен, но я ехал дальше, как бы сильно ни хотелось остановиться и поглазеть на это зрелище. Я надеялся лишь благополучно перебраться на тот берег, не задавив по пути какого-нибудь невезучего прохожего.

К тому времени, когда мы миновали массивные подъездные ворота на южной оконечности моста, я совершенно выбился из сил, а Шафран, изнервничавшись, дрожал всем телом. Проезжая под укрепленной привратной башней, я мельком глянул наверх и увидел, что на зубцах ее торчат вываренные в дегте головы казненных изменников. Дрожь пробрала меня, когда я мельком подумал, есть ли среди них голова герцога Нортумберленда.

Я повернул было Шафрана в неумолчный гам Саутуарка, но тут краем глаза уловил неподалеку промельк чего-то черного. Я резко осадил коня и развернулся в седле, вглядываясь в плотную толпу. Перегрин, которого мое нежданное движение едва не вышибло из седла, вцепился в меня изо всех сил.

– Что такое? – прошептал он.

– Тсс! – шикнул я и потянулся за шпагой.

В потоке людей, вытекавшем из-под башни, видна была крупная, сплошь черная фигура; я не сомневался, что это не кто иной, как слуга Кортни. Словно почувствовав мой взгляд, он остановился. Капюшон скрывал в глубокой тени его лицо, но я ощутил, как наши глаза на долю секунды встретились… а затем он проворно развернулся и исчез в гуще встречного потока, восходившего на мост, дабы перебраться на северный берег.

Я позволил себе выдохнуть.

– За нами следили. Нет, не оборачивайся.

– Следили? – Голос Перегрина дрожал от возбуждения. – Тот самый? Он все еще…

– Нет, он заметил, что я наблюдаю за ним, и свернул. Однако он наверняка сообразил, что мы замышляем, ведь он служит Кортни. Как по-твоему, далеко до этого борделя?

– Не знаю. Он должен быть где-то здесь. – Перегрин помолчал немного. – Почему он не напал на нас?

– Может быть, считает, что трудно убить кого-то при таком количестве свидетелей, – ответил я.

На самом деле мост представлял собой идеальное место убийства для человека, искушенного в ремесле. В такой толчее и сумятице меткий удар ножом может распороть жертву от грудины до живота, и тело не обнаружат, пока о него кто-нибудь не споткнется.

Меня охватил гнев на собственную никчемность. Как я не сообразил, что Кортни мог приставить ко мне соглядатая? Вполне вероятно, что человек в черном прятался где-то вблизи конюшен, видел, как оттуда вышла Елизавета, и смекнул, что она встречалась со мной. Это обстоятельство меня пока что не тревожило: принцесса уже знает, что ей надлежит держаться подальше от Кортни. Другое дело – моя собственная безопасность.

– Давай проверим, насколько он нетерпелив, – предложил я. – Промочим горло вон в той таверне и подождем.

Привязав Шафрана снаружи, я нанял одного из конюхов присмотреть за ним, и мы вошли в неказистое заведение, пропахшее сыростью и спиртным, удобное место отдыха для тех, кто только что выбрался из толчеи на мосту или собирался нырнуть в нее. Заказав две кружки разбавленного водой эля и жирный пирог с прилавка, я решил попытать счастья и спросил подавальщика, известно ли ему, где находится «Соколиное гнездо». Подавальщик был редкостно уродлив: один глаз затянут бельмом, пряди сальных волос облепляли череп, словно крысиная шкура; когда он настороженно уставился на меня здоровым, но налитым кровью глазом, я заметил, как по лбу его шмыгнула вошь.

– «Соколиное гнездо»? – переспросил он. – Вы из таковских, что ль?

– Таковских? – сдвинул я брови. – Не понимаю. Мне нужно…

Подавальщик прервал меня ухмылкой, обнажившей гнилые десны. Одним его дыханием можно было свалить с ног быка.

– Знаю я, что вам нужно, – проговорил он. – Мальчонку с тугой попкой. Так вот, ищите в округе переулок Мертвеца. «Гнездо» как раз будет рядышком. Только вы уж глядите, там кого попало не пускают. Да и до темноты закрыто, так что наберитесь терпения. Или прямо тут наберитесь, чего уж там!

Он загоготал над собственной шуткой.

– Потерпеть придется, вот безобразие, а? Хотя, бьюсь об заклад, ты, красавчик, к такому привычен.

Я принужденно улыбнулся, не разжимая губ.

– Спасибо, – процедил я сквозь зубы и вернулся к колченогому столику, где сидел Перегрин, глядя на меня поверх своей кружки с таким видом, словно вот-вот пустится наутек.

– Ты знал, что за место это «Соколиное гнездо»? – прорычал я.

Перегрин быстро помотал головой. Слишком быстро.

– Ты уверен?

Он опять помотал головой, на сей раз уже не так убежденно.

– Мальчонки с тугими попками. – Я подался к нему. – Это бордель для содомитов!

– Тебе так сказали? – нервно проговорил Перегрин. – Ну надо же!

– Да, представь себе. И еще сказали, что туда не пускают кого попало. Что это означает?

– Что это закрытое заведение. Может, тебе понадобится пароль…

И осекся, ловко увернувшись от моей оплеухи.

– А если б я и сказал раньше, что бы это изменило? – шепотом возмутился он, ежась под моим сердитым взглядом. – Тебе же все равно нужно туда попасть!

– К сожалению. – Я одним глотком осушил кружку. – И к чему пароль? Мне всегда казалось, что для борделя чем больше клиентов, тем выгоднее.

– Ну-у-у, – протянул Перегрин, – если эти клиенты, скажем так, не совсем обычные люди, то хозяину борделя приходится осторожничать. Чтобы не попасть впросак, понимаешь?

Он был прав. Содомия считалась в Англии преступлением и каралась штрафами, тюремным заключением, а то и смертью – хотя я в жизни не слыхал, чтобы кого-то казнили за мужеложство. С другой стороны, мне не доводилось сталкиваться с этим явлением. Единственным источником моих познаний о содомии были услышанные в детстве похабные истории о монахах – одна из причин, по которой якобы закрыли монастыри. По мне, так если акт мужеложства совершался с обоюдного согласия, то кому какое дело, чем люди занимаются наедине? В мире столько настоящего зла, что содомию иначе, чем мелким грешком, не назовешь. Однако я даже представить не мог, что по воле судьбы мне придется когда-нибудь посетить бордель для содомитов.

Словно прочтя мои мысли, Перегрин сказал:

– Тебе же там ничего такого делать не придется, просто войдешь – и все. Хотя, конечно, не повредит выглядеть так, чтобы тебя приняли за своего.