Пророчество о пчелах - Бернард Вербер

несколько пасхальных дней. Пусть поволнуется, пусть поймет, что так не может продолжаться. Я забрала все свои вещи.

– Но он же…

– Наплюй на него. Алкоголизм – это болезнь. Он достоин жалости, а не осуждения.

Отец и дочь нежно обнимаются.

Это хуже всего: жертвам стыдно, они чувствуют себя виноватыми в происшедшем, думает Рене, застрявший в гостиной. Он кладет ногу на ногу, от этого движения под ним скрипит паркетина.

Мелисса замечает его только сейчас и быстро надевает очки, чтобы спрятать следы побоев. Рене встает, подходит к ней и здоровается.

– Добрый вечер, Мелисса. Простите, я должен был обозначить свое присутствие, просто не успел и не захотел вам мешать.

Мелисса вздыхает и, не отвечая, нервно закуривает сигарету и опускается в кресло.

Рене забирает свою куртку и собирается ретироваться.

– Лучше останься, Рене, – говорит она, выдыхая мутное облачко дыма.

Рене замечает, что в домашней обстановке, в отцовской квартире, она обратилась к нему на «ты». Александр пожимает плечами и делает жест – мол, присядь.

– Ты, наверное, голодна, – говорит он дочери. – Пойду приготовлю что-нибудь перекусить для нас троих.

Александр быстро готовит еду, и они усаживаются за стол в кухне. Еда успокаивает бедняжку. Она понемногу приходит в себя. Александр приносит десерт – тирамису. Глядя на дочь, он ласково говорит:

– Ты – любительница этимологии. Знаешь происхождение слова «тирамису»? Оно восходит к итальянскому выражению «подними мне настроение».

Дочь смеется сквозь слезы и жестом показывает, какой молодец ее отец.

Вот она, сила слов! Их объединяет общая страсть к этимологии.

Мелисса выпивает большой стакан воды и обращается к Рене дрожащим голосом:

– Ну, как, Рене, ты нашел книгу средневековых пророчеств, которую искал?

Александр отвечает вместо него:

– Рене только что расстался со своей подругой.

– Она пьянствовала и колотила тебя? – иронизирует Мелисса с улыбкой, смахивая слезу.

Рене, застигнутый врасплох ее шуткой, не знает, что ответить.

– Шучу, – говорит Мелисса. – То есть пытаюсь шутить на эту тему, чтобы к ней привыкнуть. Как царь Митридат, глотавший по утрам немного мышьяка, чтобы стать нечувствительным к этой отраве. Не надо мышьяка, папа, а вино у тебя найдется? Я тоже буду бороться с ядом при помощи яда.

Александр приносит бутылку бордо и наполняет бокалы. Мелисса, подняв свой, говорит:

– Выпьем за царя Митридата!

Они молча пригубливают вино. Рене чувствует себя не в своей тарелке.

– Чем вы занимались перед моим приходом? – интересуется Мелисса.

Александр, помявшись, сознается:

– Мы проживали свою «средневековую молодость» при помощи регрессивного гипноза.

– Опять прежние жизни, о которых ты говорил мне сегодня утром?

– Теперь я в них поверил, – говорит ей отец.

– У меня впечатление, что у тебя богатое воображение, не хуже, чем у Рене.

– Представь, у меня получилось! Хочешь тоже попробовать? Ты ничего не теряешь.

Мелисса качает головой.

– Мне дороги остатки собственного достоинства. А вы, по-моему, совершенно распрощались с вашим рацио. А еще профессора… Эзотерические практики – вот чем вы здесь занимаетесь. Это настоящее…

Уж не колдовство ли?

– … сумасшествие! Держите язык за зубами, а то Министерство высшего образования, не ровен час, прознает, что президент Сорбонны в компании одного из своих лекторов предается странноватым сеансам…

Рене удивлен ее непримиримостью.

В своем незавидном положении она еще находит силы на отпор! Хотя для нее это – способ укрепиться в своих убеждениях. Не зря мой отец говаривал: «Непонятное ты подвергаешь осуждению и воображаешь, что торжествуешь над этим».

– Откуда столько сомнений? – спрашивает у дочери Александр.

– По-моему, все это – заурядное бегство от реальности.

Эти слова дочери задевают Александра. Он встает, подходит к окну кухни и смотрит в темноту. Раскурив трубку, он нервно ею попыхивает.

– Почему бы туда не отправиться? – выпаливает он.

– Куда? – спрашивает Рене.

– В Святую землю, по следам наших прежних жизней. Проверить, возникнет ли у нас там чувство дежавю.

Рене и Мелисса так поражены, что проглотили языки.

– Я серьезно. Завтра начинаются пасхальные каникулы, так? У нас впереди целых шестнадцать свободных дней. Воспользуемся этой возможностью! Предлагаю немедля лететь втроем в Израиль.

Я не ослышался?

– Ты, Мелисса, все равно не посмеешь отсюда высунуться из страха предъявить знакомым свое лицо. А ты, Рене, сказал, что от тебя ушла подруга и что твою баржу вот-вот возьмут в осаду судебные исполнители. Это знаки судьбы. Пора сняться с места!

– Лететь в Израиль? – Рене пожимает плечами. – Александр, у меня нет денег на авиабилет и на номер в гостинице.

– За все плачу я. Вернее, правительство. Я не только президент университета. Еще у меня статус ученого Национального центра научных исследований, подразумевающий расходы на археологические работы на местности и право взять с собой двух ассистентов.

– Нельзя ехать вот так, без подготовки, – возражает Мелисса.

Александр улыбается.

– Мой израильский друг и коллега – президент Иерусалимского университета Менелик Айяну. Он поможет нам попасть на места раскопок.

Это предложение удивляет Мелиссу так же сильно, как Рене.

– Я люблю действовать стремительно, – говорит Александр. – Если долго рассусоливать, пропадает весь кураж.

Он смотрит в свой смартфон.

– Значит, так: первый доступный рейс завтра в 23:50. Отлично! Полет в аэропорт Бен-Гуриона длится пять часов. Поспим в самолете.

29. Мнемы. Спасенный из воды

После убийства Эхнатона жрецы-еретики продолжили тайно поклоняться Атону. Убежище от преследования они находили у евреев. Их сближало единобожие: жрецы Атона поклонялись солнечному свету, евреи – Богу-дыханию.

Неизвестно, до какой степени слились эти два верования к временам Иосифа, но интересно отметить, что по-древнееврейски «Бог» – «Адонай», корень этого слова – «Адон», что созвучно слову «Атон».

К тому же многие места Библии напоминают гимны Атону. Так, гимн о зверях весьма похож на псалом 104, где тоже говорится о близких человеку животных.

Фараон Эхнатон предоставил племени левитов, жившему в городе Мал-Леви (буквально «город левитов») право отправлять богослужения в храме Атона. После запрета культа Атона левиты лишились этой привилегии. Гонения на жрецов Атона совпали с гонениями на членов еврейской общины, прежде пользовавшейся покровительством фараона.

Согласно предсказанию, данному астрологом новому фараону Сети I, родившемуся у евреев ребенку было суждено устроить небывалый бунт. Сети I отнесся к пророчеству со всей серьезностью и тут же повелел умертвить всех новорожденных еврейских мальчиков.

Тем временем в племени левитов, у некоего Амрама и у его жены Йохевед родился сын. Мать три месяца прятала свое дитя, а потом, чувствуя, что его могут найти, положила его в корзину и пустила по водам Нила. Корзину подобрала дочь фараона Батья. Она усыновила малыша и нарекла его Моше, что значит по-древнеегипетски «спасенный из воды».