Гори огнем - Александр Сергеевич Пелевин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тело его начинает содрогаться спазмами тошноты.
И тошнит его прямо на пол белым червем; вот он ползет от Новорожденного, увеличиваясь в размерах, растет и ползет, а потом взбирается на амвон, обвивает его целиком, и звучит его голос, будто не он говорит, а вся церковь своими стенами.
— Ты знаешь, как тебя зовут?
— Новорожденный.
— Ты человек?
— Я не знаю, что это такое.
— Ты помнишь, кем был?
— Я всегда был Новорожденным.
— Может, ты был кем-то еще?
— Нет.
— Вспоминай, — продолжает червь. — И измени это.
И Новорожденный вспоминает, как привалился спиной к ободранному стволу березы, совершенно выбившись из сил, бросил рядом ППШ и закрыл глаза. Красноармеец Русанов бросился к нему.
Сильно пахло мертвечиной. Гуляев осмотрелся по сторонам и увидел раздутое тело немца. Почему-то ему показалось, что его должны обязательно звать Клаусом. Почему Клаус? Черт знает…
Иван тяжело дышал и облизывал пересохшие губы.
— Товарищ старший лейтенант, идти надо на позицию, — пробормотал Русанов. — Добьют же здесь.
Гуляев снял пилотку, утер ею вспотевший лоб. Помотал головой.
— Посижу немного, — сказал он. — Ты иди.
— Не пойду без вас никуда. Там всего сто метров, и уже наша тропинка, — настаивал Русанов.
— Лучше о Шишакове позаботься, — сказал Гуляев. — Он не соображает ничего.
Действительно, Шишаков уже убрел далеко вперед, и он все так же бормотал что-то под нос, рассеянно глядя перед собой.
— Шишако-о-ов! — крикнул Русанов.
Тот не обернулся.
— Контузило его крепко, — сказал Гуляев. — Иди-иди, не оставляй его. Я-то хоть немного еще соображаю…
— Шишаков, твою мать! — повторил Русанов.
Он метался, поглядывая то на все дальше уходящего Шишакова, то на Гуляева.
И вдруг Ивана кольнуло под сердцем, и ему показалось, что все это уже как будто было. Но где и когда?
Странная, неизвестная раньше тревога вдруг застучала в висках, задрожали руки, и стало все предельно ясно.
Вспомнил, что у него осталась в портсигаре папироса, которую хранил на крайний случай.
Русанов уже собирался уходить.
— Постой, — сказал Иван. — У тебя спички есть?
— Осталась пара-тройка в коробке.
— А у меня папироса, — сказал Гуляев. — Ты прав, нехрен отсиживаться. Надо Шишакова догнать. А до позиций дойдем, покурим на двоих.
— Перекурить — это дело хорошее.
— Помоги встать.
Русанов дал ему руку, Гуляев поднялся, подхватив с земли ППШ, оперся на руку товарища, и вместе они пошли вслед за Шишаковым, по болотному лесу, пропахшему смертью, по мокрой осоке, проваливаясь по колено в вязкую жижу — но шли, и где-то вдалеке гремела канонада, трещали винтовочные выстрелы, стрекотали пулеметы.
Гуляев обернулся, увидел место, где лежал у дерева, увидел мертвого Клауса и зачем-то с ним мысленно попрощался.
И они шли, в ободранных грязных шинелях, обнявшись, волоча за собой оружие, собрав последние силы, шли через поваленные обгоревшие бревна, через колючие кусты, через трясины и лужи; а лес был пронизан солнечным светом, и с каждым шагом свет становился сильнее и ярче, и еще, и еще, и скоро не осталось в мире больше ничего, кроме белого света.
Эпилог
— Да вот он тут прямо сидел, на этой скамейке. Держался за сердце, а потом завалился на бок, захрипел и перестал дышать… Я хотел ему скорую вызвать, так он бред какой-то нес, — растерянно говорил учитель молоденькому милиционеру с сержантскими погонами.
— Не знали его раньше? — спросил сержант.
— Не видел ни разу. Я вообще не из этого района, просто гулял тут, уселся газету почитать…
— Понятно.
Милиционер захлопнул блокнот, сунул его в планшет, снова взглянул на полулежащее на скамейке тело старого дворника в оранжевом жилете поверх ватника. Вгляделся в небритое, пожелтевшее лицо с поломанным носом, свернутым набок.
— Вспомнил его, — сказал сержант учителю. — Дворник наш, Иван Андреич. Он в войну власовцем был. Ну, вызову машину, пусть заберут. Не беспокойтесь. Как там в песне поется… «Не надо печалиться, вся жизнь впереди».
— Надейся и жди, — кивнул учитель. — Ну, я свободен?
— Да, идите, конечно.
Учитель подобрал со скамейки газету, еще раз взглянул на мертвого дворника, попрощался с милиционером и пошел по аллее дальше.
Отойдя на несколько шагов, вновь обернулся, помахал сержанту рукой и с улыбкой ему подмигнул.
Лето — осень 2022 г.
Санкт-Петербург
Примечания
1
Пропагандистская газета РОА, выпускавшаяся в Берлине. — Здесь и далее примеч. автора.
2
Дивизия.
3
Кадровый учебный центр РОА, созданный в 1943 году в 40 км к югу от Берлина близ деревни Дабендорф на месте бывшего лагеря для французских военнопленных.
4
Все документы здесь и далее, включая письма реально существовавших людей, вымышлены.
5
Эрик Хелгар (1910–1992) — немецкий певец и киноактер, звезда эстрады Третьего рейха.
6
Широко известная фотография придорожного щита с надписью «Hier beginnt der Arsch der Welt!», установленного по распоряжению командира 121-й пехотной дивизии вермахта в районе Волховского фронта.
7
Согласно воспоминаниям и фотоматериалам.
8
Красногвардейск — название Гатчины с 1929 по 1944 год.
9
Берлинская тюрьма, в которой содержались политические заключенные.
10
Иван Алексеевич Благовещенский (1893–1946) — советский военачальник, позднее коллаборационист и генерал-майор Русской освободительной армии.
11
Комитет освобождения народов России (КОНР) — орган политического руководства коллаборационистским Русским освободительным движением, созданный по инициативе Власова.
12
Фёдор Иванович Трухин (1896–1946) — генерал-майор РККА, затем коллаборационист, начальник штаба ВС КОНР.
13
Георгий Николаевич Жиленков (1910–1946) — бригадный комиссар РККА, затем коллаборационист, начальник Главного управления пропаганды КОНР.
14
Владимир Васильевич Поздняков (1902–1973) — подполковник РККА, затем полковник ВС КОНР, активный деятель власовского движения.
15
Использовался как официальный флаг РОА.
16
Сергей Кузьмич Буняченко (1902–1946) — полковник РККА, затем коллаборационист, генерал-майор и командир Первой пехотной дивизии ВС КОНР.
17
Чан Кайши (1887–1975) — военный и политический деятель Китая, возглавивший партию Гоминьдан в 1925 году. В 1939 году генерал Власов выполнял обязанности его военного советника.
18