Непереплетённые - Нил Шустерман

— Я не буду по тебе скучать, Гитарный безобразник!

Она явно имела в виду прямо противоположное, только не хотела в этом признаваться.

Он целует медиатор и опускает его в карман. Он не станет пользоваться её подарком ради этих негодяев. Он будет играть без него. Он будет играть песню их жадности. Их злобы. Их разложения. Он зачарует их так, что они погрязнут в собственном стяжательстве, станут смотреть на него как на самый большой куш в своей жизни и позабудут об остальных.

— Скажите, чего стоит вот это, — молвит он и начинает играть.

Музыка несётся над лагерем. Уил начинает со сложной старинной пьесы, потом переходит на огненную пляску Людей Удачи и заканчивает своими любимыми испанскими мелодиями. Его музыка неистовствует, она прекрасна и хватает за сердце, и в то же время она — обвинение в адрес тех, для кого он играет. Каждая пьеса рождает ток в его пальцах, и даже деревья кругом словно заряжены электричеством.

Как всегда, слушатели долго молчат после того, как отзвучала последняя нота. Даже вожак пиратов опустил пистолет, словно позабыл о нём. И тут вдруг случается нечто из ряда вон.

Кто-то хлопает.

Уил смотрит на Лева — тот сидит на земле, висок запачкан оружейной смазкой, щека измазана грязью. Его глаза прикованы к музыканту. Он прогоняет тишину, хлопая что есть силы, соединяя ладони единым мощным движением. К нему присоединяется Кели, затем Нова, потом и все остальные. Аплодисменты становятся ритмичными, звучат в унисон.

— Хватит! — орёт Козломордый. — Хорош хлопать! — Его лицо бледно, он наставляет на Уила транк-винтовку. — Прекратите! Не то я за себя не ручаюсь!

Второй бандит ржёт.

— Простите моего напарника. Понимаете, его брат погиб при террористическом акте хлопателей.

«Похоже, не того они укокошили», — хочется сказать Уилу, но он понимает: это и не нужно, аплодисменты становятся громче и ритм их ускоряется, что говорит гораздо яснее любых слов.

Наконец, аплодисменты затихают, последним останавливается Лев. Его ладони покраснели — так бешено он хлопал.

Вожак бандитов смотрит Уилу прямо в глаза и кивает. Судьба Уила решена.

— Ты пойдёшь с нами. — Он приказывает напарнику связать остальных.

— А как быть с Бобби? — спрашивает Козломордый, указывая на спящего подельника.

Вожак бросает на валяющегося на земле сотоварища равнодушный взгляд, поднимает пистолет и разряжает его в голову Бобби.

— Вот и вся проблема.

Затем бандиты стягивают детям руки и ноги скотчем и привязывают всех шестерых друг к другу, продевая верёвку между скрученных конечностей. Кели едва не плюёт в них, но вовремя сдерживается, заметив предупреждающий взгляд Уила.

Козломордый привязывает Лева отдельно от всех — к дереву, около которого лежит Пивани. Лев яростно пытается высвободиться.

— Разрешите мне попрощаться, — просит Уил.

Вожак опускается на бревно — то самое, на котором сидел и играл Уил, — и машет транк-пистолетом. Похоже, Уил — слишком ценная добыча, чтобы стрелять в него настоящими пулями.

— Только по-быстрому!

Козломордый всё ещё возится с Левом. Уил подходит к нему, Козломордый отступает, не сводя с Уила насторожённого взгляда, как будто боится, что тот, чего доброго, накинется на него.

— Уил, что ты делаешь? — шепчет Лев. — Эти типы — они же потащат тебя сам знаешь куда. Из «живодёрни» ты уже не вернёшься!

— Это мой выбор, Лев. Твоя задача — позаботиться об этих детях. Успокой их. Поддержи. Пивани проснётся через несколько часов. С вами всё будет хорошо.

Лев сглатывает и кивает, принимая на себя ответственность за судьбу детей.

Уил ухитряется выдавить из себя кривую улыбку:

— Спасибо за аплодисменты, братишка.

И в этот момент бандиты хватают Уила с его гитарой и уводят прочь.

9 • Лев

Несколькими часами позже в посёлке Лев прислоняется к запылённому пикапу Пивани, вполуха слушая, как Пивани рассказывает шерифу о происшествии. Лев смотрит, как дети рассаживаются по машинам, и родители увозят их домой. Только Кели оборачивается и машет Леву рукой на прощание.

Шериф возвращается к своему автомобилю, составляет протокол, затем отправляется в горы забрать труп Бобби — наверняка ему хочется, чтобы пирата убил кто-то из его ребят-полицейских, а не свой брат-бандит.

Как Лев ни отворачивается, он невольно замечает злые взгляды, которыми одаривают его полицейские перед тем, как уйти.

— Твоё прошение о присоединении к племени отклонено, — сообщает ему мама Уила. В её голосе звучит боль — частично за Лева, частично за сына, которого она больше никогда не увидит. — Мне очень жаль, Лев.

Лев принимает это известие со стоическим кивком. Другого решения он и не ожидал, догадывался, каким оно будет, по тем взглядам, которыми его обжигали жители посёлка после возвращения из похода. Те, кто был с ним знаком, смотрят на него как на ходячий надгробный камень, как будто имя Уила выбито на его сиеновом лице. Те же, кто с ним не знаком, смотрят на него как на представителя мира, забравшего у них Чоуилау. Музыка Уила — душа его — покинула резервацию, и этой потери ничем не возместить. Рана будет кровоточить ещё очень долго. И некого в этом обвинить. Кроме Лева. Даже если бы ему разрешили остаться, резервация для него — больше не спасительное убежище.

Пивани отвозит Лева к северному входу в резервацию — колоссальным бронзовым воротам, обрамлённым башнями из зелёного стекла. Лев пригибается, чтобы разглядеть колокола на башнях и подвешенную над воротами бронзовую же скульптуру, изображающую вставшего на дыбы мустанга в натуральную величину. Уил рассказывал ему, что скульптуру поддерживают тонкие и прочные, почти невидимые нити, а также прозрачная стеклянная перекладина. Когда ветры с гор дуют через долину, детишки собираются у ворот в надежде увидеть, как конь освобождается от пут и улетает вдаль.

— Куда же мне идти? — растерянно спрашивает Лев.

— Это уж тебе решать.

Пивани достаёт из бардачка свой кошелёк и вручает Леву солидную пачку купюр.

— Слишком много, — выдавливает из себя Лев, но Пивани качает головой.

— Ты окажешь мне честь, если примешь этот подарок. И окажешь честь ему, — говорит Пивани. — Ребята рассказали мне, как ты предложил себя пиратам ещё до Уила. Не твоя вина, что они выбрали его, а не тебя.

Лев послушно засовывает деньги в карман, пожимает Пивани руку и выходит из машины.

— Надеюсь, твой дух-хранитель приведёт тебя в безопасную гавань. В то место, которое ты сможешь назвать своим домом, — желает ему на прощание Пивани.

Лев закрывает дверь, и через мгновение пикап скрывается за поворотом, подняв облачко пыли. Только теперь Лев вспоминает, что духа-хранителя у него нет. Он так и не завершил своего духовного искания. Нет никого, кто мог бы ему помочь, указал бы дорогу в тумане будущего.

Привратник кивает ему. Мальчик выходит через калитку и направляется к автобусной остановке в сотне футов впереди. Перед глазами Лева простирается пустошь, покрытая зарослями полыни; она уходит к самому горизонту. В душе у мальчика такая же полынная горечь и такая же пустота.

Он пересчитывает деньги, которыми снабдил его Пивани. Их хватит на то, чтобы уехать очень далеко, и всё же недостаточно далеко — потому что никакие деньги в мире не уведут Лева прочь от всего пережитого с того самого дня, когда десятину отослали по назначению.

Уил исцелил его своей музыкой, познакомил с образом мышления своего народа и спас от пиратов, отдав им взамен свою жизнь.

А всё, что Лев был в состоянии дать Уилу, — это аплодисменты.

Из расписания Лев узнаёт, что следующий автобус придёт через полчаса. Мальчик не заморачивается выбором пункта назначения. Он знает: куда бы он ни поехал, дорога будет пролегать во мраке. Ему больше нечего терять. Пустоту в душе сменяет пламя. Отныне он будет стремиться только к одному — отмщению.

Он смотрит на свои ладони, вспоминает, как аплодировал Уилу, и его цель вырисовывается перед ним во всей простоте, ясности и грозном величии. Она даст выход его гневу…

…и разорвёт мир в клочья.

10 • Уил

Уил, словно его дух-хранитель ворон, перелетел через стену резервации, но совсем не так, как он себе это представлял. Глубоко в душе он всё ещё ждёт, что Совет племени, а может, даже и весь Союз племён каким-то образом спасут его. Но никто не приходит на помощь.

Пираты привезли его не на «живодёрню», а в частную больницу. В этой фешенебельной клинике со стеклянными стенами, мягко сияющими светильниками и большими красочными фресками он не видит ни одного пациента. Штаб работников огромен, с Уилом обращаются как с рок-звездой; к его услугам любая, самая изысканная еда, но ему не хочется есть. Он может слушать любую музыку, может выбирать новейшие фильмы, игры, книги, смотреть телевизор — но ничего этого ему не надо. Он смотрит только на дверь.