Непереплетённые - Нил Шустерман

Лев замечает, что Уил стоит в стороне от других, как будто он здесь посторонний.

— Почему Уил не принимает участия в церемонии? — спрашивает он.

— Уил следовал нашим обычаям, потому что любил своего дедушку. А теперь он должен сам решать, придерживаться ему традиций или нет. Ты тоже, кстати, должен выбрать.

Леву кажется, она шутит.

— Я?

— Когда заявление о твоём праве на поселение будет одобрено, ты станешь приёмным сыном племени. Вдобавок к тому, что ты будешь защищён от расплетения, резервация официально станет твоим домом. И как всякий живущий здесь ты должен будешь решить, по какую сторону стены находится твой дух.

Лев изо всех сил старается осмыслить услышанное. Найти место, которое он мог бы назвать своим истинным домом — так далеко в будущее он ещё не заглядывал.

— Дедушка Уила оставил для тебя подарок, Лев, — говорит Уна.

Мальчик-беглец не может сообразить, о чём речь. В его душе шевелится предчувствие.

— Точно такой же подарок он дал и Уилу, только он пока ещё об этом не знает. Понимаешь, на своём смертном одре Точо попросил Уила взять тебя в духовное искание.

Внезапно ветер меняет направление, и глаза Уны и Лева начинают слезиться от дыма.

Искание должно состояться через десять дней. Лева включили в группу молодых людей из уважения к предсмертной воле Точо. Уил тоже присоединился к группе — чтобы выполнить последнее желание своего дедушки.

Духовное искание начинается с нескольких часов потения в специальном вигваме. Там царит полный хаос — ну-ка попробуй занять чем-нибудь дюжину десяти- и одиннадцатилеток, пока они сидят на горячих камнях и их распаривают чуть ли не до смерти. Они галлонами пьют подсоленный кактусовый чай и покидают знойный вигвам только чтобы помочиться, впрочем, и это происходит не очень-то часто — почти всё, что они выпивают, выходит с потом.

Лев, который в любой компании привык быть самым младшим, внезапно оказывается старше всех и чувствует себя окончательно выбитым из колеи.

После сеанса потения им предстоит отправиться в горы. Во время похода им не полагается есть, только пить — густой, травяной отвар, очень неприятный на вкус.

— Потение и голодание подготавливают тело к духовному исканию, видению духа-хранителя — объясняет ему Уил.

Возглавляет поход Пивани, а Уил у него в помощниках. Он поддразнивает Лева:

— Конечно, мы с дядей будем питаться как положено.

Лев знает — Уил здесь только потому, что об этом просил его дед.

В первую ночь одному из мальчиков открывается его дух-хранитель, о чём он ставит всех в известность на следующее утро за завтраком. Дух свиньи провёл его в здание суда и поведал, что он станет судьёй.

— Врёт! — заявляет Кели — тощий, дёрганый мальчишка, который частенько берёт на себя труд говорить за других. — Спорим, его подговорили родители?

Уил хочет вывести мальчика, которому якобы явился дух-хранитель, на чистую воду, но Пивани поднимает руку и прекращает спор. Лев слышит, как он тихонько говорит племяннику:

— Если мальчику действительно является его дух, он предпочитает правду лжи.

На следующий день проводятся соревнования по стрельбе из лука. К счастью для Лева, несколько лет назад он увлекался этим видом спорта и даже взял серебро на чемпионате города. Правда, здесь ему это не помогает — он занимает последнее место.

На третий день Лев падает и снова повреждает многострадальное запястье. Он забыл, каково это — быть чистым, он весь покрыт волдырями от укусов москитов. Он чувствует себя усталым и несчастным, а в голове словно молот стучит.

Но почему же тогда в нём живёт ощущение, что это счастливейшая неделя в его жизни?

Каждую ночь они разжигают костёр, и Уил играет на гитаре. Это — кульминация дня. То же можно сказать и о народных преданиях, которые рассказывает Пивани. Некоторые — смешные, а другие — странные. Леву нравится наблюдать, как ребята льнут к рассказчику, как у них от восторга расширяются глаза…

На четвёртый день все ходят какие-то взбудораженные. Лев не может с уверенностью сказать, отчего — то ли от недоедания, то ли оттого, что в северных горах собирается буря. За завтраком все угрюмо молчат. Когда Аоти проливает своё травяное пойло на Лансу, оба мальчика бросаются в драку с такой яростью, что разнять их удаётся лишь соединёнными усилиями Лева, Уила и Пивани.

Ко всему прочему, у Лева чувство, будто за ним наблюдают. Он пристально всматривается в лес каждый раз, когда с ветки с шумом срывается какая-нибудь птица или трещит сучок. Он понимает, что, скорее всего, это пустые тревоги, но от паранойи, овладевшей им в его бытность беглецом, не так-то просто избавиться. Его нервозность передаётся младшим детям, и тогда Пивани отсылает его с глаз долой.

Поначалу, забравшись один в маленькую палатку, Лев ощущает облегчение, но вскоре стены из оленьих шкур начинают давить на него, а вонь грязных носков гонит мальчика наружу. Он слышит, как его спутники на поляне моют кружки. Лев усаживается посреди палаточного лагеря на манер Людей Удачи — скрестив ноги и упёршись подбородком в грудь — и желает лишь одного: чтобы поскорей разразилась буря, и весь этот ужас закончился.

— Лев!

Он вскидывает глаза и видит Кели — тот стоит перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Кели садится, но не осмеливается посмотреть Леву в глаза. Наконец он отваживается и произносит:

— Вчера ночью у меня было видение.

Лев не знает, что сказать. Почему Кели пришёл к нему, а не к Пивани или Уилу?

— Значит, ты видел своего духа-хранителя?

Кели, похоже, не знает, что говорить дальше, поэтому Лев приходит ему на помощь:

— Это, надеюсь, не свинья?

— Не-ет… — мямлит Кели. — Это воробей. Как в моё имя.

Вот это да. Похоже, что этот самый дух-хранитель действительно имеет для человека особое значение, а не только служит источником донорских органов.

— Так что он тебе показал?

— Кое-что плохое, — шепчет Кели так тихо, что Леву приходится наклониться к нему.

— Что плохое?

Все страхи, преследовавшие его сегодня с утра, разом возвращаются.

— Я не знаю. — Кели смотрит Леву в глаза и нервно теребит в пальцах травинку. — Но я видел, как ты уходишь. Ты же не уйдёшь, правда?

У Лева такое ощущение, будто ему в грудь вонзилась стрела и мешает дышать. Он пытается припомнить, о чём толковал ему Уил: голод и усиленное потение могут вызвать галлюцинации и странные сны. А может, кто-то внушил Кели, что «мапи» всегда уходят, вот ему и приснилось?

— Я не собираюсь уходить, — говорит Лев, пытаясь уверить не только Кели, но и себя самого.

— В моём видении ты бежал, — говорит Кели. — Люди хотели сделать тебе больно… а ты хотел сделать больно им.

6 • Уил

Тем же утром, но только раньше, Уил сказал Пивани, что ему надо собрать дров для костра и ушёл. На самом деле ему просто надо было побыть одному. Подумать. И вот он сидит на каменном уступе, перед ним открывается прекрасный обзор: не только лес, но и более ясная перспектива собственной жизни. Отсюда виден лагерь, или, во всяком случае, часть его, и хотя Уил действительно собирается набрать валежника для костра, но не сейчас. Он хочет просто посидеть здесь какое-то время.

Уил не может больше закрывать глаза на растущее в нём чувство протеста. Оно зародилось задолго до похорон его деда. «Уил, сыграй мелодию для исцеления. Уил, сыграй песню для успокоения. Уил, сыграй нам музыку для праздника, для облегчения, для терпения, для мудрости…» Племя использовало его в качестве музыкальной машины. Хватит. У него нет кнопки «включить/выключить». Пришло время самому выбирать, что и когда играть!

Так что когда его духовное искание кончится и он исполнит обещание, данное дедушке, то даже если Лев останется здесь, Уил уйдёт. Пора ему покинуть резервацию и строить лучшее будущее для себя и для Уны… если она решит, что любит его, Уила, больше, чем резервацию.

7 • Лев

Лев старается не впасть в панику от того, что поведал ему Кели. Ведь ему, Леву, тоже снились похожие сны — что он убегает от кого-то. А ещё ему снилось отмщение. Не кому-то конкретно, а всем разом. Всему миру. От этого чувства, тёмного, словно грозовые тучи на горизонте, нелегко отрешиться.

— Мы в резервации, нас окружают стены и защищают законы, — говорит он Кели с уверенностью, которой вовсе не чувствует. — Здесь не от кого убегать, — добавляет он, чтобы успокоить не столько собеседника, сколько себя самого.

И тут, не успели ещё отзвучать эти слова, снова раздаётся треск, словно ломается сухой сучок под ногами — и на этот раз Лев слышит крики. Тонкие, пронзительные вопли удивления. Или страха.

Лев бросается на поляну, Кели — за ним. Дети сгрудились вокруг Пивани, лежащего на земле лицом вниз.