Единственная для Зверя (СИ) - Бессмертная Майя

Алиса спешно приоткрывает свои затуманенные страстью глаза, видно дёрнувшись на мой голос, и быстро прикрывает свою грудь ладошками, вскакивая на ноги.

— Дрю, что ты здесь делаешь?

Хмыкаю.

— Тебя это только волнует? Что ж, я просто заехал посмотреть, как проходит тренировка у моей драгоценной жёнушки.

— Ты что, следил за мной?

Супруга быстро накидывает на плечи какую-то бесформенную футболку, очевидно принадлежащую своему фитнес — инструктору, приближаясь ко мне. В её серых глазах плещется шторм, и я понимаю, что она слишком испугана моим появлением.

— Не ожидала?

Алиса пытается схватить меня за руку, но я не желаю с ней разговаривать — не желаю слышать никаких оправданий, которые она, несомненно, будет пытаться мне навязать. Всё ложь.

Отталкиваю жену, направляясь к Бельцеву, который уже успел нацепить ярко-красные трусы на свою упругую накачанную задницу, и сканирую его перегруженное мускулами тело, которое выглядит, надо признать, несколько устрашающе.

Насколько я помню, жену ранее не привлекали подобные перекачанные мужики, больше похожие на стальную груду мышц, так почему же Алиска вдруг изменила своё отношение?

У него что, в трусах что-то особенное?

— Эй, мужик, ты успокойся…

Артур предостерегающе выставляет одну руку вперёд, и я замечаю, что на ней вздулись все вены под золотисто-бронзовой кожей. Этот мудак ещё и в солярий ходит! Небось, специально, чтобы потом наивных баб кадрить, да яйца к ним свои позолоченные подкатывать!

— Сейчас ты успокоишься!

Грозно рычу и резко кидаю корпус вперёд, выставляя левую руку со сложными в железный кулак пальцами по дугообразной траектории. Я хорошо отработал данный приём ещё с юношества — сначала на дворовых хулиганах, которые повадились мучить подвальных котят, а потом — на извечном сопернике — Ваньке Косом, прямо на выпускном вечере в одиннадцатом классе.

С тех пор это — мой коронный удар.

И я прекрасно знаю, как его неприятно пропускать.

Удар достигает своей цели, и зубы Бельцева громко звякают. Расплываюсь в ехидной улыбке, читая в глазах верзилы что-то похожее на гнев и недоумённость, слепленные воедино.

Что ж, надеюсь, я его хотя бы обескуражил…

Это было последнее, что промелькнуло в моём мозгу, потому что эта перекачанная горилла всё же решила нанести ответный удар…

Громкий визг перепуганной насмерть Алисы и я уже ощущаю обжигающую боль вокруг своего левого глаза, растекающуюся по моему лицу пламенными судорогами.

*****

Глава 21

Андрей

*****

Быстро рву на себя дверцу морозильной камеры и хватаю первое попавшееся под руку, своими изнывающими от продолжительной рукопашной борьбы, пальцами.

Мороженое — чудесно!

Сейчас разморожу его на своём левом глазу, а потом ещё и полакомлюсь этой сладкой растаявшей массой. Плюхаю ледяное эскимо на левый глаз, и из моей груди вырывается непроизвольный стон — чёрт, как же больно.

Да, надо сказать, что я уже слегка потерял сноровку, не имея продолжительное время тренировок по боксированию, и Бельцеву удалось пару-тройку раз отыграться, превратив моё лицо в сине-фиолетовое месиво. Но и я не промах. Мой коронный апперкот этот наглый фитнес-тренер запомнит надолго, ведь после него, кажется, он не досчитался пары зубов. Последний им пропущенный удар в солнечное сплетение заставил мерзавца согнуться пополам, а вырвавшийся из накачанной груди стон был самым приятным, просто сказочным для меня призом.

Алиса всё это время бегала вокруг нас, скуля как побитая собачонка и пыталась нас разнять, оттаскивая своего любовника за красные труселя, а меня — за рукав куртки. Я даже не знаю, за кого она болела и за кого переживала в этой схватке, но мне очень хочется думать, что хотя бы ей было не всё равно на меня.

Равнодушие — самая страшное.

Морщу нос, перекладывая уже подтаявшее мороженое немного левее, и снова прокручиваю в голове всё произошедшее в зале.

Я даже не помню, почему мы, наконец, закончили драться. Пожалуй, я просто выдохся без подготовки, а побеждённый Бельцев, застонав после последнего удара, просто рухнул на маты, на которых всего несколько минут назад он трахал мою жену без всякого зазрения совести.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да и откуда у этой груды мышц совесть?

Думаю, Алиса — не первая его жертва, и он очень скоро ей наиграется, оставив её в придорожной канаве, обобрав до нитки. Хотя, брать у моей супруги, которая работает скромным парикмахером в затрапезном салоне особенно нечего.

Всё, что у нас есть — принадлежит мне.

И я не собираюсь с ней ничем делиться.

В кухню вбегает чумазая Варечка, перемазанная фломастерами и застаёт меня в весьма странной позе — я сижу, скрючившись на стуле, задрав лицо к потолку, на котором красуется эскимо в шоколаде.

Блин, совсем не вовремя.

— Папочка, что ты делаешь?

Хмыкаю, придумывая какой-нибудь нестандартный ответ, чтобы успокоить ребёнка. Ну, не говорить же ей, что я, солидный человек, главный редактор журнала, подрался как обычный мальчишка? И с кем? С любовником её матери!

Пожалуй, это чересчур для детской психики.

— Мороженое размораживаю.

— Зачем?

— Тёпленькое есть приятнее.

Вроде, мой ответ удовлетворил малышку, потому она спокойно кивнула, продолжая наблюдать за странным процессом разморозки.

М-да, зря это выдумал — огромный фингал, разливающийся вокруг глаза я вряд ли смогу скрыть от её бдительных глазёнок.

В коридоре раздаются лёгкие шаги, и на кухню вплывает Софья Михайловна, держа в руках альбом для рисования.

— Вы уже вернулись? А мы…

Слова застревают у неё в горле, и она тихонько ойкает, конечно же, сразу поняв, в чём дело. Тут не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не понять, почему у меня из уголка рассечённой губы тонкой струйкой запеклась кровь, а под левым глазом расплылся весьма внушительный синяк.

— Кто вас так, Андрей Владимирович?

Вижу, как содрогнулась дочь при виде меня и откидываю полурастаявшее мороженое на стол — не помогло, чёрт возьми. Надеюсь, я выгляжу хотя бы не как Чудовище? И как я ещё умудрился доехать до дома за рулём с заплывшим глазом?

— Какой-то отморозок. Хотел отобрать у меня самое ценное, ну я и пошёл врукопашную, дурак.

— Отбились?

— Не удалось. Он почти всё у меня отобрал.

Женщина картинно прижимает ладонь к раскрытому рту, оглядывая меня с ног до головы — потного, с взъерошенными волосами, стоящими на голове ёжиком, и кладёт свою тёплую ладонь на плечо Варе, как бы успокаивая её таким жестом.

— Так надо в полицию обратиться.

— Да ну, не станут они никого искать, это дело глухое. Вы не посидите у нас ещё немного, я хочу принять душ.

Софья Михайловна поспешно кивает и уводит с собой послушную Варечку, прикрыв дверь на кухню. Отлично! Сейчас вызову мастера и сменю дверной замок, чтобы наглая Алиса не смогла больше переступить порог моей квартиры.

Её тут больше не ждут.

А дочери я как-нибудь это объясню.

*****

Настойчивый звонок в дверь заставляет меня содрогнуться от неприятных ощущений, и сердце тревожно замирает в груди, кажется, перестав биться. Дочь, удобно устроившаяся на моих коленях за просмотром передачи «Спокойной ночи, малыши», быстро поворачивает своё личико на меня, слегка растягивая при этом слова:

— Папа, это мама пришла?

— Вряд ли, дорогая. Я же тебе сказал, что маму поспешно вызвали в командировку.

Провожу ладонью по светлым волосам дочери, активно втягивая носом воздух, и радостно выдыхаю — хорошо, что Варя ещё мала и не понимает, что у парикмахеров не может быть никаких срочных командировок. Конечно, если это не парикмахер самого президента.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Доча слабо кивает, вновь впериваясь в экран телевизора, а я аккуратно пересаживаю её на диван, снимая со своих колен:

— Пойду, посмотрю, кто там, хорошо?