Кровавый дракон - Андрей Вячеславович Шевченко

Глядя на магов, о чём-то совещавшихся над ним, Дилль вдруг понял, почему старик Иггер заставил его фехтовать с Оквальдом. Он ведь совсем не умеет сражаться мечом и инстинктивно ждёт поражения. До сегодняшнего вечера на любую атаку острым мечом в свою сторону Дилль реагировал тем, что закрывал глаза — наверное, чтобы не видеть приближения собственной смерти. Благодаря Оквальду Дилль сумел перебороть себя, хотя и не прибавил в мастерстве владения мечом.

И теперь в поединке на магических посохах Дилль больше не будет «закрывать глаза», а его защитная «подушка» не пропадёт. Хотя бы потому, что теперь он её переименует в «легендарный щит абсолютной неуязвимости». Мысленно улыбнувшись этой глупости, Дилль уснул под плавные движения рук магов-врачевателей.

* * *

Прокуратор поклонился королю и развернул очередной длинный список.

— Ваше Величество, Кланы опять взялись за старое. Барон Охард, вассал герцога Баморра, прогнал королевских сборщиков налогов и пригрозил дать им плетей, если они ещё раз придут. Мало того, он заявил, что Баморр собирается чеканить собственные монеты. Сам герцог никак не отреагировал на это.

— Усильте сборщиков отрядами стражников, — хмуро сказал Юловар. — С Баморром я сам разберусь.

— Среди переселенцев из Винлика множество недовольных. Примерно треть населения осталась или сбежала обратно. Некоторые открыто призывают к возвращению домой, даже несмотря на угрозу захвата города хивашскими войсками. С теми, кто жил в Неонине, проще — эти люди и без того уже почти год, как беженцы, и за это время сумели расселиться. А вот обитатели Винлика — моряки в основном, не знают, чем себя занять. Ждать открытого бунта уже недолго.

— Военные вербовщики работают с винликцами. Думаю, часть готовых бунтовать будет обезврежена таким образом. Дальше.

— Купцы, особенно те, кто много вложил в морскую торговлю, сворачивают дела и пытаются уйти в другие королевства — в Гридех, в Беатию. Нескольких крупных торговцев я приструнил, но множество мелких всё равно стремятся покинуть Ситгар. Они вывозят деньги и ценности.

Король тяжело вздохнул. Винлик был единственным крупным портом Ситгара и его выходом на морскую торговлю. И теперь, когда Юловар приказал оставить Неонин и Винлик, купцы, разумеется, стараются найти другие пути. Король понимал и торговцев, и простой люд, согнанный с насиженных мест.

— Цены на зерно растут каждый день из-за слухов о предстоящей войне. Поставщики провизии для армии сговорились, поэтому говяжья туша теперь стоит в два раза больше, чем месяц назад. Суперинтендант Истальф знает это, но никаких мер не принял.

Прокуратор передвинул палец вниз по списку.

— Мои люди арестовали в Тирогисе несколько десятков человек, которые вели подстрекательские речи. На допросе с пристрастием арестованные признались, что им заплатили за то, чтобы они сеяли смуту среди простого народа. Провокаторы вещали о том, что Ситгар навечно лишился покровительства Единого, что церковные обряды отныне не имеют божественной поддержки. И что единственным спасением будет бегство в другие земли, где божественная сень по-прежнему простирается над людьми. А кто останется в Ситгаре, того постигнет божественная кара посредством войны — это наказание за покровительство короля тёмным силам.

— Чувствуется рука этого фанатика Бронкура.

— Да, трое из арестованных оказались монахами мироттийской церкви, — кивнул Венген. — В Тирогисе их не так много, как в провинциях. Я распорядился вешать подстрекателей, но, боюсь, это уже не окажет должного действия. В самом Тирогисе по-прежнему мы обнаруживаем одержимых — их уже уничтожено больше сотни. Но сколько их бродит по столице я даже представить не могу. Известные нам хивашские шпионы затаились, а новые не появляются. Это подозрительно, но пока я не понимаю, в чём дело. Возможно это связано с тем, что хивашский каган двинул своих кочевников в Неонин. Говорят, что пятнадцатитысячная орда уже вступила в город. Дней через десять хиваши будут в Винлике.

Король поиграл желваками.

— Это всё?

— Последнее. Граф Бореол объявился при тилисском дворе. Энмунд принял его, одарил замком и землями. Тилисский клан Сокола носится с Бореолом, как с боевым знаменем. Бореола явно прочат на ситгарский трон.

Юловар стал совсем мрачным. Только этого не хватало. Бореол, приказ об аресте которого он отдал, не доехал до Тирогиса, куда направлялся после заговора его дядюшки, и сбежал — явно при помощи кого-то из глав кланов. Несколько месяцев он где-то скрывался, а теперь вынырнул у старого врага Ситгара — тилисского короля Энмунда.

— Ясно. Спасибо, Венген. Я займусь этими вопросами.

Прокуратор молча поклонился и ушёл. Король сердито стукнул кулаком по столу и погрузился в тяжкое раздумье. Кого первого казнить: главу гильдии купцов, главу ростовщиков или суперинтенданта Истальфа. Начать он решил со своего казначея.

* * *

Граф Бореол, о котором Юловару доложил прокуратор, действительно находился при дворе короля Энмунда. Король Тилиса, едва узнав о прибытии беглого наследника герцога Фрадбурга, тотчас принял его и распорядился предоставить графу всё необходимое для безбедного существования. Бореол получил во временное пользование замок — правда, совершенно не укреплённый, челядь в количестве сотни душ, роту охраны, личного мага и двенадцать боевых клириков. Последнее особенно потешило самолюбие Бореола — архиепископ Тиагед и король Энмунд ценят его настолько, что оказывают королевские почести, ведь простому графу, пусть даже и главе клана, боевые клирики не полагаются.

Разумеется, Энмунд был небескорыстен. Поддержка беглеца в трудную минуту могла вылиться в дальнейшем в разнообразные выгоды для Тилиса — будет ли Бореол главой клана нового Сокола в Ситгаре или же станет правителем соседнего королевства. И если Бореол станет королём при поддержке Энмунда, то вполне вероятно, что в благодарность за помощь он вынужден будет отдать Тилису несколько провинций. При Юловаре, прочно сидящем на ситгарском троне, Энмунд о новых провинциях мог только мечтать.

Сегодня, прибыв в королевский дворец, граф Бореол первым делом поговорил с камердинером, чтобы узнать, как настроение Его Величества. Камердинер, бывший, без сомнения, в курсе, кем в недалёком будущем может стать беглый граф, любезно рассказал все последние новости, в том числе и то, что король Энмунд сегодня явно не в духе. Нет, нет, это никак не связано с уважаемым графом.

— Ваше сиятельство, — камердинер слегка наклонился и понизил голос, — возможно леди Анаис сможет рассказать вам больше. Она сейчас одна в лиловом будуаре, что в правом крыле дворца.

И выпрямился. Граф Бореол достал золотой, вручил камердинеру и поспешил в лиловый будуар. Баронесса Анаис была красавицей с пышными светлыми волосами, правильными чертами лица, обворожительными чёрными глазами и кораллово-красными губками. Смуглая кожа говорила о её беатийском происхождении, но говорила баронесса на чистом тилисском наречии.

Граф попросил служанку доложить о его прибытии, та скрылась за дверью и вскоре вышла обратно.

— Леди Анаис ждёт вас, сударь.

Бореол вошёл в будуар и шумно вздохнул. Воздух в помещении благоухал тонким ароматом заморских духов, возбуждающим и дразнящим. Но более аромата возбуждала сама баронесса. Она сидела на широком диване и придирчиво выбирала наиболее спелые виноградины.

— Баронесса, — внезапно охрипшим голосом сказал Бореол, — вы прекрасны, как никакая другая женщина.

— Здравствуйте, граф, — улыбнулась она. — Садитесь, в ногах правды нет.

— Ах, миледи, сесть возле ваших ножек — это величайшее блаженство.

— Граф, вы рискуете, — томно улыбнулась баронесса.

Она вот уже три года была фавориткой короля Энмунда, который весьма ревностно относился к своей собственности — будь то земля или женщина. И несколько незадачливых, а точнее, неосмотрительных придворных уже испытали на себе королевский гнев: двое отправились в ссылку в свои поместья, а ещё один был казнён по выдуманному обвинению в измене. Больше желающих забраться в постель к баронессе не находилось, что её несколько огорчало.

— Ах, сударыня, ради вас я готов рискнуть всем на свете, — пылко воскликнул Бореол. — Скажите только слово, и я отправлюсь на край света, чтобы исполнить любой ваш каприз.

Граф, конечно, не был готов пожертвовать собой, но совершить какое-нибудь сумасбродство ради красивой женщины вполне мог. Так что сейчас говорил он почти искренне.

— Как приятно это слышать, — леди Анаис наклонилась над блюдом, выбирая ягоду покрупнее, и взору графа открылся