Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне не по душе Испания, — сказал он.
— Твой брат погиб почти двадцать пять лет назад. Может быть, тебе стоило бы повидать его могилу.
— Я теряю все свои идеалы, один за другим. Даже быть рядом с такой женщиной, как ты, нехорошо. С подружкой торговцев оружием и вдовой видного фашиста.
— Понимаю. Подспудная ненависть — потому это так и волнует. Знаешь, от кого я узнала про тебя? От одной немецкой актрисы, которая была твоей любовницей. Любовь-ненависть — это такое восхитительное ощущение! Дорогой, ну я же сказала — пожалуйста! Мы даже можем все это время так и пробыть на вилле.
— Ну ладно, поедем.
— Завтра в полдень, рейс на Мадрид. Там у меня машина. Заедем на одну ночь в Малагу, а потом поедем по берегу в Марбеллу.
При звуке этих испанских названий у него внутри что-то неприятно шевельнулось, но в то же время он испытал необъяснимое возбуждение при мысли, что сможет все это увидеть.
— Мне надо идти, — сказала она. — После обеда у Сотби выставляют на аукцион одну хорошую картину.
Он схватил ее за руку:
— Позвони, пусть за тебя поторгуется кто-нибудь другой. Я хочу опять с тобой в постель.
Они долго глядели друг на друга: никто не хотел уступать.
— Хорошо, — сказала она наконец.
15
Вилла Альба на окраине Марбеллы выглядела замысловатой частью скалы, возвышавшейся над угрюмым морем. Ее многочисленным этажам, гротам с водопадами, изливающимися в мерцающие бассейны, традиционным испанским белым аркам и красным черепичным крышам придавали особое очарование обширные стеклянные поверхности, широко раскинувшиеся флигеля и уютные внутренние дворики. В этом царстве ярких красок пятна современной живописи вступали в неожиданный контраст со старинными гобеленами и деревянными статуэтками святых.
Вилла стояла на выжженных солнцем террасах, окаймленных высокими свечами кипарисов и спускавшихся к изрезанному берегу и просторным золотистым пляжам. По этим пескам когда-то прошли орды Ганнибала, а теперь их топтали орды туристов в бикини. Древние предания, возведенные римлянами стены — и шикарные яхты знаменитостей. Грабежи и насилия времен готов и мавров — и современные оргии.
При всей роскоши виллы Эйб ощутил здесь какую-то скрытую печаль. Нигде во всем доме не было ни одного портрета, ничего, что напоминало бы о ком-то еще. Такова уж была Лаура Маргарита Альба — отчужденная и одинокая, как море.
Центром водоворота, в котором кружились великосветские ничтожества, был находившийся поблизости клуб «Марбелла-Бич», принадлежавший князю Максу фон Гогенлоэ-Лангенбергу. Раньше Лаура постоянно бывала там и радушно принимала у себя бронзовую от солнца молодежь и тронутых тлением старых аристократов, чьи разговоры, как правило, ограничивались тем, кто с кем спит.
Но теперь она хотела быть только с Эйбом. Они кидались друг на друга с яростью, порожденной физическим и духовным голодом. Долгие годы пустоты были наконец вознаграждены, и они щедро делились друг с другом этой наградой, пока в изнеможении не погружались в восхитительную полудрему. Эта себялюбивая женщина самоотверженно дарила ему себя и целиком подчинилась его власти.
Иногда среди ночи, когда обоим не спалось, они сидели на краю бассейна и любовались на море или же спускались в крытую тростником хижину в уединенной бухточке и разговаривали там до рассвета. А по утрам они лежали в полутьме за задернутыми занавесками, и ветерок нежно обвевал их тела. Слуги передвигались по дому, словно молчаливые тени, недоумевая, что это за человек появился в жизни сеньоры.
В середине второй недели им обоим все чаще стала приходить в голову мысль — а почему это не может длиться всегда? Но ни он, ни она об этом не заговаривали.
Их уединение нарушил Лу Пеппер, вице-президент агентства «Интернэшенл тэлент», клиентами которого были чуть ли не все творческие работники шоу-бизнеса. Это был высокий худой человек с сонным лицом, главным отличительным признаком Пеппера были семьдесят костюмов от знаменитых кутюрье — и все темные.
— Мэгги, познакомься — это Лу Пеппер, бородавка на заднице человечества.
— Приберегите ваши остроумные шутки для своего следующего сценария. Я прилетел сюда не потому, что вы мой любимец. Предложит мне наконец кто-нибудь выпить?
— Дай ему стакан воды. Как вы меня разыскали?
— У большинства писателей по два глаза, поэтому их никто и не узнает на улице. А вашу повязку на глазу знают все.
— Пойдемте на свежий воздух. И ты тоже, Мэгги. Я хочу, чтобы ты все слышала. Мистер Пеппер — очень важная персона. Он не стал бы лететь за тысячи километров ради того, чтобы просто повидаться с писателем.
— Видите ли, сеньора Альба, мы с Эйбом расстались не слишком дружески. Он покинул Голливуд, хлопнув дверью, после того как ему предложили такой выгодный договор на три фильма, какого не имел ни один писатель.
— Скажите ей еще, что вы мне обещали: в любой момент, когда я смогу обходиться без ваших услуг, вы порвете контракт, который вынудили меня подписать.
— Понимаете, сеньора Альба, у Эйба хорошая память, но даже литературному агенту надо на что-то жить.
— То есть?
— Ну, во всяком случае, вашим новым романом пока еще торгую я.
Лаура переводила взгляд с Эйба на Пеппера. Ей не понравились их резкий тон и явная взаимная враждебность. К тому же ее раздосадовало неожиданное вторжение постороннего. Даже говоря с Эйбом, который не скрывал, что терпеть его не может, самовлюбленный Лу Пеппер должен был непременно похвастаться, прежде чем перейти к делу.
— Как только Милтон Мандельбаум возглавил студию «Америкен глобал», он позвал меня. «Лу, — сказал он, — я полагаюсь на твою помощь». Милтон тебя очень ценит, Эйб, и всегда ценил. Он постоянно говорит о том, как вы вместе веселились в Лондоне во время войны, как он летал с вами на бомбежки и все такое. Я сказал ему, что на подходе новый роман Кейди. Он тут же выложил десять тысяч только за то, чтобы прочитать книгу и иметь право первого отказа. Можно, я сниму пиджак?
Эйб понял, что речь идет о крупной сделке: в таких случаях Лу всегда выдавали вспотевшие подмышки. Для литературного агента каждая сделка — все равно что секс. Однако Лу по-прежнему держался спокойно. Это означало, что он уверен в прочности своих позиций. Мольбы, слезы и битье в грудь начнутся позже.
— Милт хочет заполучить вас целиком. Он хочет, чтобы вы преуспевали. Речь идет о доле в прибылях.
— При том, как эта студия ведет свою бухгалтерию, они не получили бы никакой прибыли, даже если бы выпустили «Унесенных ветром».
— Но сценарист-продюсер — совсем другое дело.
— Папаша, я не хочу быть продюсером.
— Не будьте ханжой, Эйб. Чего ради в таком случае вы написали это дерьмо — ради посмертной славы?
Эйб почувствовал, что сражен — внезапно и жестоко. «То самое место» никого не ввело в заблуждение.
— Что имеет в виду Мандельбаум? — спросил он почти шепотом.
— Двести тысяч за «То самое место» плюс нарастающий процент от продаж. Плюс двести тысяч за ваши услуги в качестве сценариста и продюсера и десять процентов прибылей. Издателям мы кинем несколько костей, чтобы книга оставалась в списке бестселлеров.
Эйб сунул руки в карманы, подошел к обрыву и посмотрел вниз, туда, где волны неторопливо накатывались на камни.
— Похоже, я становлюсь самой дорогой в мире шлюхой, — пробормотал он.
Почувствовав близость победы, Лу Пеппер удвоил усилия.
— Вы получите в свое распоряжение коттедж с сортиром и баром, привилегированный пропуск в столовую дирекции и собственную стоянку для машины.
— Честно говоря, я тронут, — отозвался Эйб, не оборачиваясь.
— Плюс билет первого класса до Лос-Анджелеса и две с половиной тысячи в месяц на расходы. Саманта согласна переехать с вами в Лос-Анджелес.
Эйб круто повернулся:
— Кто, черт возьми, разрешил вам с ней встречаться? Вы меня подставили.
— Да ведь вы живете в Англии, куда же за вами ехать — в Китай?
Эйб грустно усмехнулся, снова сел, стиснул и снова разжал кулаки.
— Лу Пеппер не совершает поездок на край света ради жалких сорока тысяч комиссионных. Кого еще вы включили в сделку — героя, героиню, режиссера, оператора, композитора — всех клиентов вашего агентства?
— Не думайте, что тут какие-нибудь тайные интриги. Студии не любят держать кинозвезд на жалованье. Это дело агентств — собрать весь комплект и положить им на стол. Мандельбаума интересует сделка, на которую он может уговорить свое правление.
— Ты думаешь, Мэгги, что это твои приятели самые крутые? А вот мистер Пеппер говорит о сделке миллиона на два долларов. Это двести тысяч комиссионных, не считая всяких попутных мелочей. Только здесь есть одна закавыка. Ни одна кинозвезда и ни один режиссер не согласятся до тех пор, пока не будет сценария. То есть до тех пор, пока Лу Пеппер не сможет обеспечить им самого прибыльного в мире сценариста, а именно меня. Тогда он получает двести тысяч комиссионных, из которых пятьдесят тысяч будут выплачены женевскому отделению агентства «Интернэшенл тэлент» и в конце концов окажутся на тайном счету, принадлежащем Милтону Дж. Мандельбауму.