Нина «Золотоножка» - Юрий Комарницкий

Она свернула целиком с матрасом свою постель и положила на верхний ярус. Нине было жаль эту серьезную, высокую женщину с печальными глазами, но сердце у нее действительно еще пошаливало. Забираться на верх — постоянно держать тело в напряжении… Ей действительно нужен был отдых.

За створчатыми жалюзи и решеткой шел снег. Когда заключенные периодически для проветривания снимали застекленную оконную раму, в камеру попадали белые хлопья.

Грусть о доме и о сыне ржавчиной разъедала душу. Иногда сердце успокаивалось, а порой начинало колотиться в бешеном ритме. Временами Нине казалось, что адвокат ее обманывает, ее дело безнадежно. Но тщательный анализ в здоровых, не деградированных, как у большинства заключенных мозгов, подсказывал, что по ее освобождению ведется большая работа.

Неожиданное событие, благодаря Золотоножке, позволило заключенным этой камеры отпраздновать Новый год по-царски. Перед самым праздником ее неожиданно вызвал к себе начальник тюрьмы. Когда Золотоножка прошла в огромный кабинет, глаза отказались поверить увиденному. В кабинете полковника находился ее хороший приятель по свободной жизни Петро Порощук.

— Вот, Нина Героновна, решил сделать вам новогодний сюрприз, — сказал начальник тюрьмы. Только из уважения к вам и к Петру… Обычно у нас такие вещи не практикуются.

Петро долго, как-то растерянно, тряс Нине руку. Из его слов она узнала, что город всколыхнул ее арест.

— Люди не дураки, Нина, знают, что тебя подставили. Твой адвокат опрашивает сотни людей. Собирает подписи. Так что если даже осудят, выйдешь на поруки.

От подобных разговоров Нина устала, хотя в присутствии начальника тюрьмы слышать подобное было приятно. Разговор длился более часа, а когда пришло время уходить, Петро протянул ей огромный пакет.

— Вот, Нина, с разрешения начальника тюрьмы прими передачу.

То, что принес Петро Порощук, и на свободе можно было смело назвать царским подарком. На столе у заключенных камеры 46 в ту Новогоднюю ночь были свежая черешня, ананасы, помидоры и апельсины, шоколад и печенье.

РЯДОМ СО СМЕРТЬЮ

Адвокат Владимир Мультян был прав. Кому-то из власть имущих до ломоты в костях хотелось “убрать” Золотоножку. Анализируя события прошедших лет, Нина терялась в догадках. Она понимала, что ее, казалось бы, заурядное место, вокзальной буфетчицы вызывало зависть у многих. Люди обожают считать чужие деньги и тому, кто имеет дело с деньгами, пусть даже в силу своей работы, приписывают миллионные доходы. И еще: как бы это не выглядело смешным, именно на вокзале в Жмеринке формируется общественное мнение. Ведь Жмеринка железнодорожный город. “Кто мой заклятый враг?” — думала Нина. — Ведь обвинение о даче взятки только предлог”. Ответ где то был, но распутать этот клубок интриг Нине Никифоровой и ее адвокату было пока не под силу.

В Ярском КПЗ, которое видело, как и всякое КПЗ, безбрежное море горя, она уже стала своей. Молоденькие старшины и лейтенанты, завидев ее, сочувственно вздыхали. В камере, где она сидела, постоянно были сигареты и чай. Но кроме лейтенантов и старшин в этом городе были и другие люди. Интересный все же народ прокуроры и судьи. Они сделаны из того же теста, что и остальные. Точно так же хотят кушать, оправляются, боятся холода и голода, любят красивых женщин, но вот злобы у них неизмеримо больше, чем у обычного человека. К примеру, давно было замечено умными людьми, что эта категория облеченных властью людей, ужасно не любит применять в практике презумпцию невиновности, которая базируется в основном на интуиции. Тем не менее, что то на подобии формулировки виновен по интуиции суда в нашей славянской стране звучит в судах ежедневно. Вот и сегодня вертлявый прокурор с шальными глазами шизофреника в процессе обвинительной речи твердит:

— Такие люди, как Никифорова, опасны для общества! Я требую…

Адвокат Владимир Мультян опять опровергает нагромождение ложных обвинений, якобы свидетельствующих о преступной деятельности Нины Никифоровой. Все повторяется сначала.

Наконец этап. В “вагонзаке” как всегда холодно. Контингент привычный. Большинство этапированных женщин сидят за “воровство курей” и разбитые головы мужей алкоголиков. Система должна работать. Судебный аппарат должен получать деньги. Этих людей, как и Золотоножку, бесплатно катают по железной дороге десятки раз. Неожиданно для всех, ночью, Золотоножку выдернули из насиженного “купе” и бросили в другую клетку. Нина не может понять причину такого решения конвоя, но причина, безусловно, есть. В этой клетке везут двоих заключенных женщин-убийц куда то в Россию на место преступления.

Нина напрягла зрение, осмотрелась. На “инкрустированной” железом лавке, по-турецки поджав ноги, сидела молодая женщина. Никакого сходства с бомжовками или авторитетами, находящимися на Дубовском централе. Слева сидит другая, постарше, и курит. Зэчки одеты в одинаковые, довольно дорогие, спортивные костюмы. Та, которая курила, как бы встряхнулась и посмотрела на Нину. Золотоножке стало не по себе. Таких глаз в своей жизни она не видела. Белесые, равнодушные, они смотрели словно из могилы.

— Привет, девчата, — бесхитростно говорит Золотоножка. — У меня есть чай. Может, попросим конвой заварить?

— О-о-о-о-о, чай э-э-это хорошо… — сказала та, что сидела словно на сеансе медитации. Мы о-о-чень чай любим.

Золотоножка сразу уловила прибалтийский акцент. Эти двое были залетными птицами из уже совершенно чужой страны.

Солдат до странного услужливо принес кипяток. Крепкий цейлонский чай и внушительная глыба халвы с арахисом развязали языки.

Когда Золотоножка упомянула о недавней резне и о коксунских беспределыцицах, латышки заинтересовались. А когда Нина упомянула о Мери, одна из них цепкими пальцами схватила ее за плечо.

— Мери убили!?? Ты врешь, это не правда!!!

— Я не лгу, мы были подругами. Вот ее дневники, а это, — Нина показала чертеж, — она сделала своей рукой. Вот ее автограф.

Латышка разволновалась.

— Не могу поверить! Мы с Мери сидели на “Крестах” и оттуда вместе освобождались. Я тогда участвовала в Бакинской заварухе.

Латышка Олэ вытерла скупую слезу. Женщина действительно хорошо знала Мери, как по заключению, так и по вольной жизни. Вторая латышка подошла к ней и что-то сказала на непонятном для Нины языке. Олэ резко ответила и неожиданно толкнула ее в грудь. Завязался спор. Как бы ощутив напряжение Золотоножки, Олэ перешла на русский.

— Не стану сама и тебе не дам! — выкрикнула она подруге. — Вернешь начальнику конвоя деньги! И без фокусов, ты меня знаешь!

Золотоножка деликатно молчала, но о чем шел спор уже начала догадываться. Взгляды, которые во время спора латышки бросали на нее, кое о чем говорили.

Наконец Олэ обратилась к Золотоножке.

— В общем, Нина, мы латышские снайперы, участвовали в Чеченской войне. Нас также обвиняют в Приднестровской бойне, поэтому держат на Украине. Вчера начальник конвоя нам заплатил по 100 баксов, чтоб тебя убить. Но ты не бойся, мы делать этого не станем.

“Прав был Владимир Мультян, — подумала Золотоножка, — ее таинственный враг переступил последний рубеж, нанял тюремных киллеров”.

Когда на станции заключенных женщин из вагона перегоняли в черное нутро “автозака”, Олэ бросила спичечный коробок под ноги вертлявому седому человечку — начальнику конвоя:

— Держи, капитан, обратно свои баксы. Мы передумали.

Этот случай помог Никифоровой Нине по-другому оценить ход событий и свое пребывание в тюрьме. Заставил набраться терпения и мужества. Она поняла, что ее любит и ей покровительствует та сила, которую в народе уже тысячи лет люди называют Богом.

В СТАНЕ ВРАГОВ

Жизнь — карточный домик. Выдернешь ту карту, что пониже, домик рассыплется. Именно такой, фундаментальной, картой у Димы Никифорова была его жена Нина.

Невозможно определить пути Господние. Порой вслед за радостью к человеку приходит беда. Вот и в день ареста Нины с утра Дима получил диплом инженера газового хозяйства, а во второй половине дня шок — арестовали жену.

Не дай Бог человеку испытать подобное. Но молодой человек, воспитанный в армейском духе, не растерялся. Пересилив смятение, он тут же принялся за дело. Изменить что-либо оказалось ему не под силу. Откуда было знать бывшему офицеру, воспитанному в благодушной армейской среде, о кознях и крючкотворстве “тайной канцелярии”. Ведь еще в царские времена благородное офицерство не находило и не желало находить общий язык с ребятами в полицейских мундирах. Времена изменились, но отношения между этими двумя категориями людей остались прежние. Как говорится в старом, избитом анекдоте: “мая твая не панимает”. Прокурор, которого Дима Никифоров пылко убеждал в невиновности супруги, наиграно вздыхал и обещал разобраться. Следователь загадочно улыбался и также обещал разобраться, а продажные друзья призывали залить горе водкой.