Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

26 мая в Госкино состоялся просмотр фильма «Женщина, которая поет». Как мы помним, с тех пор как работа над лентой была закончена (а случилось это еще месяц назад), ее никак не хотела принимать Главная сценарно-редакционная коллегия. Там обнаружили в фильме массу недостатков: и пошлый он, и актеры играют безобразно и т. д. и т. п. Фильм был отправлен на доработку, а режиссеру-постановщику Александру Орлову даже влепили выговор и снизили ему размер постановочного вознаграждения на 20 %. Ленту вполне могли бы и вовсе положить на полку, а убытки списать за счет студии (подобное тогда практиковалось), но случай был не тот: все-таки в главной роли снималась сама Алла Пугачева, а это обещало создателям картины, даже при наличии ее низкого художественного уровня, колоссальные прибыли. Короче, Госкино фильм приняло и заставило это сделать и ГСРК.

В тот же день, 26 мая, в судьбе одного из главных участников этой истории — Аллы Пугачевой — произошла знаменательная встреча: певица познакомилась со своим очередным будущим мужем — Евгением Болдиным. Тот тогда работал директором программ фестивального отдела Росконцерта, и именно ему поручили переманить к себе Пугачеву. Идея эта появилась неспроста. Дело в том, что до этого Пугачева числилась за Москонцертом, но в последнее время ее отношения с этой организацией сильно испортились. Певице платили там мизерные деньги — 21 рубль 50 копеек за концерт, — хотя она была уже суперпопулярной. И сколько она ни просила повысить ей ставку, все ее просьбы разбивались как о стену горох. Вот тогда-то на ее горизонте и возник Росконцерт.

В тот знаменательный день Болдин навестил Пугачеву в ее квартире в Вешняках. Они просидели на кухне три часа, потягивая из высоких фужеров вино и обстоятельно беседуя о будущей совместной работе. В предложениях, которые высказал ей Болдин, Пугачеву устроило практически все: и размер ставки, и гастрольные графики, и то, что директором у нее будет ее нынешний гость. Как вспоминает сам Е. Болдин, «у Аллы не было тогда ни своего коллектива (ансамбль «Ритм», с которым она выступала, ей не принадлежал и был приписан к Харьковской филармонии. — Ф. Р.), ни своего звукорежиссера, ни своего костюмера, ни своей аппаратуры — ничего не было. Все это она должна была получить в Росконцерте…»

Владислав Дворжецкий находится с гастролями в Белоруссии. 25 мая вечером он с приятелем мчался на машине в Гомель, где назавтра у него должна была состояться очередная встреча со зрителями, и едва не погиб. Автомобиль несся на приличной скорости, и километров за 30 от города ездоки не заметили стоявший на обочине неосвещенный трейлер. Удар был настолько сильным, что крышу автомобиля срезало как бритвой. Однако находившиеся в салоне Дворжецкий и его пассажир не получили даже царапины.

Злоключения Дворжецкого на этом не закончились. На следующий день в Гомеле состоялась его очередная встреча со зрителями. Казалось, все было прекрасно: удобный зал, большое количество зрителей, пришедших на встречу со своим любимым актером. Но все испортил пьяный киномеханик. Он начал ставить бобины с кусками из фильмов, где снимался Дворжецкий, не в той последовательности, как того требовал сценарий, и актер вынужден был прервать вечер где-то на середине. Извинившись перед публикой, Дворжецкий пригласил их прийти на следующий день по этим же билетам. И хотя в день концерта он чувствовал себя неважно, но отменить его никак не мог — он же обещал людям.

27 мая балерина Майя Плисецкая свалилась в постель после резкой боли в пояснице. Произошедшее было вдвойне обидно, поскольку через три дня Плисецкая должна была лететь в Аргентину, чтобы участвовать в открытия очередного чемпионата мира по футболу. Спросите, при чем здесь футбол? Дело в том, что Плисецкая была очень популярна в Аргентине, поэтому устроители чемпионата и замыслили, чтобы именно она сделала первый символический удар по мячу в первом матче чемпионата. Однако за три дня до вылета, собирая вещи, она сняла с высоких антресолей чемодан и почувствовала, как в спине кольнуло. Она не придала этому большого значения и была наказана за это. Ночью на нее внезапно обрушилась нестерпимая боль — такая пронзительная, что бесконтрольно начали стучать зубы, била лихорадка. Супруг балерины композитор Родион Щедрин вызвал «Скорую помощь». Врач сделала балерине укол, прописав постельный режим.

Леонид Брежнев на выходные (27–28 мая) приехал в Завидово, чтобы поохотиться на кабанов. Настроение у генсека было прекрасное, охоту он любил страстно, что называется, до самозабвения. Однако на этот раз удовольствие от любимого занятия было смазано двумя инцидентами. Один из них произошел в первый же день. Брежнев решил пострелять в кабанов не с вышки, а из мчащегося по лесной чащобе автомобиля, и был за это наказан. На одном из участков трассы машину подбросило вверх, и Брежнев, уже взявший ружье на изготовку, прикладом разбил себе бровь. Причем так сильно, что из-за обильной крови даже перестал на какое-то время видеть.

На другой день Брежнев продолжил охоту, но теперь уже в более спокойной обстановке — взобрался на вышку. Здесь риска не было никакого: лежи себе и жди, когда кабаны выйдут к приманке. Но, как говорится, если не везет — так не везет. Брежнев и здесь умудрился получить травму: во время выстрела так неловко обращался с ружьем, что приклад угодил ему в переносицу. И вновь — боль, кровь. Врачам опять пришлось экстренными мерами останавливать кровотечение. После двух этих случаев Брежнев с грустью заметит: все, я больше не стрелок. И с тех пор перестанет охотиться сам: это за него будут делать его телохранители, а он будет только наблюдателем.

Утром 28 мая Владислав Дворжецкий сделал попытку позвонить домой в Москву, чтобы сообщить жене, что у него все нормально. Однако к телефону никто не подошел: жена домой вернулась только в половине девятого вечера. И стала ждать звонка из Гомеля. Но телефон как-то странно потренькивал, как будто кто-то хочет, но не может пробиться по межгороду. Жена даже сказала другу мужа Андрею, который заехал к ней в этот час: «Это Владик пробивается. Точно он». Но звонка так и не последовало.

До позднего вечера Дворжецкий действительно пытался пробиться в Москву, а когда понял, что это бесполезно, бросил трубку. Нещадно болело сердце. Таблетка, положенная под язык, не помогала, тогда он взялся за сигареты (хотя врачи категорически запретили ему курить). В половине десятого вечера он лег на кровать и взял в руки книгу «Животный мир Белоруссии», подаренную ему на одном из концертов. Но смог прочитать всего лишь несколько страниц. В 21.45 сердце актера остановилось.

В тот же день, но уже в Москве, скончался писатель Юрий Домбровский. Этот литератор принадлежал к числу запрещенных, поскольку писал книги, не соответствующие духу «социалистического реализма». Свой первый роман — «Державин» — Домбровский написал в начале 30-х годов, когда отбывал ссылку в Алма-Ате. Роман, естественно, не напечатали. Та же участь постигла и вторую книгу — «Обезьяна приходит за своим черепом», тоже написанную в Алма-Ате, но уже в начале 40-х. В 1949 году Домбровского арестовали и отправили в Озерлаг.

Первая книга Домбровского была напечатана во времена хрущевской «оттепели» и вызвала фурор: это был роман «Хранитель древностей», опубликованный в 1964 году в «Новом мире». Он был признан лучшей публикацией года, вызвал волну читательских откликов, сотни переводов и рецензий на Западе. Однако родная критика про роман стоически молчала, поскольку команды сверху на этот счет не поступало. Но Домбровского это мало волновало. В марте того же 64-го он сел за продолжение «Хранителя» — роман «Факультет ненужных вещей». Он заключил на него договор с тем же «Новым миром», хотя и отдавал себе отчет, что роман из «плана 2000 года». Книгу действительно в Советском Союзе никто не собирался публиковать, зато западные издатели буквально осаждали Домбровского. В результате в 1978 году роман был напечатан во Франции. Домбровский успел полистать это глянцевое издание, а спустя месяц — через 16 дней после своего 69-летия — скончался. По словам жены писателя Клары Тумановой-Домбровской, произошло это следующим образом: «28 мая он встал со стула, прошел два шага и упал на пол. Я вызвала «Скорую» и бросилась делать ему искусственное дыхание. Когда «Скорая» приехала, врач спросил меня: «Вы что, собственно, делаете?» Я посмотрела и поняла, что тело уже остекленело…»

А теперь послушаем воспоминания другой женщины — жены актера Владислава Дворжецкого Натальи Литвиненко: «В двенадцать часов дня 29 мая я поехала к маме в Подольск. Целый день мы с родителями провели в воспоминаниях о Владе, в разговорах о нем: как себя чувствовал перед отъездом? что решили с лечением? с отпуском? какой свитер надел в дорогу? теплый?.. Вечером я возвращаюсь домой, в Москву, сажусь на вокзале в троллейбус… Деревья в цвету… так красиво все, я думаю: «Какая же я счастливая!..» Я уже рвалась домой, почти бежала, знала и ждала, что сейчас будет звонок от него… Все эти два года, связанные с Владом, я жила с ощущением того, что «так не бывает!.. так хорошо — не бывает…» Я помню, что меня совершенно переполняло это счастливое ожидание звонка.