Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

Вероятно, Григорий Васильев послужил прототипом карамазовского камердинера Г. В. Кутузова, которого по-деревенски звали Григорием Васильевым.

Васильев 2-й Павел Васильевич

(1832–1879)

Известный трагический актёр, игравший в 1860–1874 гг. на сцене Александринского театра в Петербурге и особенно прославившийся исполнением ролей в пьесах А. Н. Островского. С ним связан единственный опыт театральной рецензии Достоевского, оставшейся незавершённой — «Об игре Васильева в “Грех да беда на кого не живёт» (1863). Достоевский высоко ценил талант Васильева и считал, что роль Краснова в этом спектакле он понял намного лучше и правильнее, чем другой исполнитель — Ф. А. Бурдин. Лично познакомились они позже, скорее всего, на похоронах А. А. Григорьева 29 сентября 1864 г. В архиве писателя сохранилась визитная карточка Васильева, где он сообщал, что заезжал проститься.

Вейденштраух Яков

Владелец бумажной фабрики, поставлял бумагу для журнала «Эпоха», один из кредиторов Достоевского. В 1867 г. вместе с А. Ф. Базуновым и К.-Э. Пратцем выпустил отдельное издание «Преступления и наказания». О своём долге Вейденштрауху и его партнёрам писатель упоминает в письмах из-за границы к П. А. Исаеву (10 /22/ окт. 1867 г.), В. М., С. А. и М. А. Ивановым (1 /13/ фев. 1868 г.), Э. Ф. Достоевской (29 янв. /4 фев./ 1869 г.).

Вейнберг Пётр Исаевич

(1831–1908)

Поэт, переводчик, редактор журнала «Век», деятель Литературного фонда. Достоевский познакомился с ним вскоре после возвращения из Сибири в 1859 г. Вейнберг пригласил Достоевского участвовать в спектакле «Ревизор» в пользу Литературного фонда, состоявшемся 14 апреля 1860 г., роли в котором исполняли известные литераторы: кроме Вейнберга и Достоевского (в роли Шпекина) — И. А. Гончаров, Д. В. Григорович, А. В. Дружинин, А. Н. Майков, Н. А. Некрасов, А. Ф. Писемский, И. С. Тургенев. Достоевский проявил в роли гоголевского почтмейстера недюжинный талант комического актёра.

В 1861 г. Достоевский в двух статьях «Образцы чистосердечия» и «Ответ “Русскому вестнику”» («Время», № 3, 5) дал резкую отповедь Вейнбергу, посмевшему в своей статье «Русские диковинки» («Век», 1861, № 8) оскорбить женщину и совершенно извратить «Египетские ночи» А. С. Пушкина.

Достоевский встречался и переписывался с Вейнбергом до конца жизни, но все 12 писем Вейнберга к Достоевскому и 3 письма-записки Достоевского к Вейнбергу свидетельствуют, что отношения их носили сугубо деловой характер.

Венгеров Семён Афанасьевич

(1855–1920)

Историк литературы, библиограф, автор фундаментальных трудов «Критико-библиографический словарь русских писателей и учёных» в 6-ти т. (1886–1904), «Источники словаря русских писателей» в 4-х т. (1900–1917) и др. зимой 1878/1879 г. Достоевский познакомился с Венгеровым на вечере у Я. П. Полонского и затем неоднократно встречался с ним. Перу Венгерова принадлежит одно из самых ярких описаний Достоевского-чтеца, например, под впечатлением от вечера Литературного фонда в зале Благородного собрания в Петербурге 9 марта 1879 г.: «“Чтецом” Достоевского можно назвать только потому, что нет другого определения для человека, который выходит в чёрном сюртуке на эстраду и читает своё произведение. На том же вечере, когда я слышал Достоевского, читали Тургенев, Салтыков-Щедрин, Григорович, Полонский, Алексей Потехин. Кроме Салтыкова, читавшего плохо, и Полонского, читавшего слишком приподнято-торжественно, все читали очень хорошо. Но именно только читали. А Достоевский в полном смысле слова пророчествовал. Тонким, но пронзительно-отчётливым голосом и невыразимо захватывающе читал он одну из удивительнейших глав “Братьев Карамазовых”, “Исповедь горячего сердца”, рассказ Мити Карамазова о том, как пришла к нему Катерина Ивановна за деньгами, чтобы выручить отца. И никогда ещё с тех пор не наблюдал я такой мёртвой тишины в зале, такого полного поглощения душевной жизни тысячной толпы настроениями одного человека. <…> Когда читал Достоевский, слушатель <…> совершенно терял своё “я” и весь был в гипнотизирующей власти этого измождённого, невзрачного старичка, с пронзительным взглядом беспредметно-уходивших куда-то вдаль глаз, горевших мистическим огнём, вероятно, того же блеска, который некогда горел в глазах протопопа Аввакума…»

И ещё стоит процитировать: «Вспоминая о тех временах, — продолжал С. А. Венгеров, — я должен сказать, что Тургенев тогда был центром общего внимания, ибо в ту пору он считался первым русским писателем.

Ни Достоевский, ни Толстой не пользовались ещё тем обаянием, каким пользовались после, когда им суждено было превзойти Тургенева. Публика и критика поняли впоследствии, что Толстой и Достоевский выше Тургенева, что Тургенев просто хороший писатель, а они оба гениальны…» [Белов, т. 1, с. 138–139]

Вергунов Николай Борисович

(1832–1870)

Учитель в Кузнецке. Был дружен с А. И. Исаевым, давал уроки рисования его сыну П. А. Исаеву. М. Д. Исаева, которую к тому времени уже связывали с Достоевским (оставшимся служить в Семипалатинске) близкие отношения, после смерти мужа увлеклась Вергуновым. До Достоевского дошли слухи об этом, да и сама Мария Дмитриевна в письмах была довольно откровенна. В начале июня 1856 г. Достоевский, рискуя (имел «вид» только до Барнаула), приехал на два дня в Кузнецк и, казалось бы, всё уладил, но вскоре кошмар ревности наччался вновь. Подробности можно найти в письме от 14 июля 1856 г. к главному конфиденту тех лет — А. Е. Врангелю: «Я увидел её! Что за благородная, что за ангельская душа! Она плакала, целовала мои руки, но она любит другого. Я там провёл два дня. В эти два дня она вспомнила прошлое, и её сердце опять обратилось ко мне. Прав я или нет, не знаю, говоря так! Но она мне сказала: “Не плачь, не грусти, не всё ещё решено; ты и я и более никто!” Это слова её положительно. Я провёл не знаю какие два дня, это было блаженство и мученье нестерпимые! К концу второго дня я уехал с полной надеждой. Но вполне вероятная вещь, что отсутствующие всегда виноваты. Так и случилось! Письмо за письмом, и опять я вижу, что она тоскует, плачет и опять любит его более меня! Я не скажу, Бог с ней! Я не знаю ещё, что будет со мной без неё. Я пропал, но и она тоже. Можете ли Вы себе представить, бесценный и последний друг мой, что она делает и на что решается, с её необыкновенным, безграничным здравым смыслом! Ей 29 лет; она образованная, умница, видевшая свет, знающая людей, страдавшая, мучившаяся, больная от последних лет её жизни в Сибири, ищущая счастья, самовольная, сильная, она готова выйти замуж теперь за юношу 24 лет, сибиряка, ничего не видавшего, ничего не знающего, чуть-чуть образованного, начинающего первую мысль своей жизни, тогда как она доживает, может быть, свою последнюю мысль, без значенья, без дела на свете, без ничего, учителя в уездной школе, имеющего в виду (очень скоро) 900 руб. ассигн<ациями> жалованья. Скажите, Алекс<андр> Егоров<ич>, не губит она себя другой раз после этого? Как сойтись в жизни таким разнохарактерностям, с разными взглядами на жизнь, с разными потребностями? И не оставит ли он её впоследствии, через несколько лет, когда ещё она <нрзб>, не позовёт